за руки, сходились в центре танцевальной площадки, вздымая при этом лёгкие руки вверх, и вновь расходились в широком хороводе. Когда они образовывали маленький круг, казалось, что на белом мраморе распускался прекрасный цветок с разноцветными лепестками. Затем кольцо распалось на две шеренги, вставшие напротив. Эти линии сходились лицом к лицу, приветствовали друг друга тройным ритмичным хлопком и вновь удалялись.
Лиарин и Мара попали в разные линии, и бок о бок с эльфом тотчас оказалась Лиадран. Но Лиарин стоял напротив Джалины, и каждый раз, сближаясь, они оказывались лицом к лицу.
Потом шеренги распались. И Лиарин вновь взял за руку Мару. Праздник продолжался.
– Ты не устала? – спросил эльф.
– Шутишь? – изумилась Мара Джалина. – Это просто великолепно!
– Но отдохнуть доведётся, после этого танца придёт пора песен…
Пользуясь привилегированным положением, Мара всюду присутствовала среди самых почётных гостей, рядом с женихом и невестой. Она чуть ли не плакала, слушая дивные эльфийские песни – так они были прекрасны! Хоть Мара и не понимала слов…
С тех самых пор, как она жила здесь, она немного научилась понимать эльфов, но песни в основном звучали на наречии древнем, как мир, и потому Элинэль, Лиарин или Эктавиан шёпотом переводили ей.
Уже спели молодожёны и их родители, Лиадран и Лиарин дуэтом…
– Эрсель, ясная госпожа,– обратился к ней Эктавиан, – ты обещала мне пару песен. Теперь настал твой черёд.
– Боюсь, что после эльфийских преданий мои песни прозвучат нелепо, – смутилась Мара.
– Если песня идёт от сердца, она всегда прекрасна! – возразила Элинэль.
– Ну, хорошо! Тогда я спою для вас одну песню… Она немного похожа на эльфийскую. Моя сестра очень любила, когда я пела её, – решила Мара.
Она взглянула на Эктавиана, и тот кивнул с пониманием, ободряюще. Девушка знала, что ему понравится любимая песня Джайны – он очень жалел рыжеволосую девчонку.
И Мара начала петь негромко. Она напрасно смущалась: голос её был чудесен и нисколько не уступал эльфийскому.
Когда померкнут звёзды в небесах,
И капельки росы вспыхнут на травах,
Я убегу в волшебные леса,
Глухие чащи, за зелёные дубравы.
Я поселюсь на берегу реки,
Вода которой, чище чем алмазы.
И будут петь мне ночью соловьи
Под нежный шелест сумрачной дубравы.
А я сплету венок из белых лилий
И в лунном свете буду танцевать,
Забыв о горе, ненависти, злобе,
Я буду в радости и счастье утопать.
Среди цветов, среди чудесных трав
Спою печаль свою я – «Песнь дубрав»
И песня эта нежность и тепло
Подарит всем, услышавшим её.
Она растопит холод и тоску,
А я средь листьев и цветов усну.
– Великолепно! – воскликнула Элинэль. – Если бы я не видела тебя, я бы решила, что это поёт эльф.
– Нет, ты не права, Элинэль, – зачарованно промолвил Лиарин. – Она пела лучше всякого элдинэ! Эрсель, ты должна спеть ещё!
– Конечно, конечно! – подтвердил Эктавиан и, видя, что Мара смущена столь сладостной похвалой, добавил: – Элинэль, ну же, уговори её!
– Нет, нет! Не надо меня упрашивать! – поспешно согласилась Мара. – Для меня это честь и радость. Так хочется хоть чем-то отблагодарить за доброту вашу и гостеприимство. Только вот… о чём же мне спеть?
– О любви, разумеется, – молвил Элиран.
– Ведь это же свадьба, – рассудила Лаяна, и девушка поймала на себе её внимательный взгляд.
И Мара запела другую песню. Она старалась петь для всех, но взгляд её неотвратимо возвращался к Лиарину.
В глазах моих холодной осени печаль,
Твой взгляд – пылающий огонь!
И до сих пор я не могу понять,
Как оказались рядом мы с тобой!
Мы – непохожие, как день и ночь,
Мы – разные, как жизнь и смерть!
Создания, пришедшие их двух разных миров.
В тебе бушует море и горит огонь,
А я спокойна и тиха, как ночь.
Ты любишь тёплый солнца свет,
Мне звёзды нравятся и лунный блеск.
Ты так богат, а я, как нищая бедна.
Ты вечно в обществе, а я всегда одна.
Две стороны одной монеты …
Мы – разные совсем!
Но вечная любовь
Соединила сердца два,
Столь непохожих, словно лёд и пламя!
Твой гордый взор, твоя походка
И жесты – царственно торжественны!
И мудрость, свойственная древним,
В твоих словах, в твоих движениях!
Мы не похожи!
Но ведь это не помеха!
Как не бывает бед без смеха,
Как небо вечно над землёй,
Так неразлучны мы с тобой!
***
По мере того, как Мара пела, Лиарин будто помрачнел (если так вообще можно сказать об этом светлом народе), словно серебряная дымка, витавшая в воздухе, стала плотнее вокруг него, и даже ясные глаза как-то потускнели. Сейчас он, казалось, отсутствовал, пока все снова восторгались голосом Мары, чем приводили её в смущение.
– Чудесно! Чудесно! – восклицала Элинэль. – Лиадран, Эктавиан, вам понравилось? Лиарин, а ты что молчишь? Тебе не понравилось?
– Что? Ах, нет! Понравилось конечно! Прекрасная песня, – сказал он, вернувшись к действительности.
– Тогда чего ты такой мрачный? Может, теперь ты споешь, – предложила Элинэль.
– Спеть? Что ж можно… – согласился эльф и улыбнулся, делая вид, что всё в порядке. – Я как раз вспомнил одно старинное предание… Прекрасное предание. Но оно на древнем наречии, боюсь, не все его поймут, – эльф бросил короткий взгляд на Мару, и вдруг, к её удивлению, быстро отвёл глаза.
– Я перескажу Эрсель, – успокоил Эктавиан.
И тогда Лиарин запел…
И по щекам Мары катились слёзы, когда она слушала эту песню. Она не постигала слов, но сама мелодия была дивно прекрасной и такой трагически скорбной, что слушать её без слез было невозможно.
– Это древнее сказание о наших предках, – прошептал Эктавиан. – В давние времена это было… Тогда Элдинэ и люди ещё заключали великие союзы. И был среди эльфов прекрасный и великий князь Галедан. Он объединился с королём людей из Мангара – Города рыцарей. И была у короля дочь – прекрасная принцесса Каэлла. Увидев её, эльфийский князь потерял голову. Много прекрасных дев из Эльфийской Долины жаждало его любви, но он отдал сердце дочери человека. В то время шли войны, ибо и тогда на юге ютилось зло, и более сильное, чем Катарас – Гелан Чёрный. Эльфы и люди сражались с ним, но враг был могущественнее и коварнее. Зло
