поселил сюда, тоже о хозяевах дома не распространялся, заметил лишь, что молодая хозяйка – девушка серьезная и уважаемая, но, к сожалению, очень занятая и никак не может выкроить время, чтобы приехать. Но она за домом следит через него, постоянно связывается по интернету и все вовремя оплачивает, а при любой необходимости на ремонтников и специалистов не скупится и не экономит. Как-то так.
– Да, – усмехнувшись данной ей высокой оценке, сказала Ева, – Иван Леонидович у нас чиновник весьма мудрый и прозорливый. И инфу не сливает без особой на то надобности. – И предложила: – Пал Андреич, давайте, что ли, сделаем смену блюд, так сказать. Чаю или вашего волшебного отвара заварим.
– А давайте, – выказал готовность и поднялся со своего места Орловский.
Все время, пока они в четыре руки убирали со стола использованную посуду и мыли ее, потом заваривали в большом чайнике шаманский отвар, накрывали наново к чаю стол, расставляя на нем чашки-блюдца и разную «прикусочку», Орловский незаметно наблюдал за девушкой, буквально ощущая напряженность, с которой она что-то обдумывает, явно принимая для себя некое решение.
И когда он водрузил в центр стола на небольшой поднос чайник с отваром и они снова расселись по своим местам, то, коротко вздохнув, Ева произнесла:
– Дело в том, что у меня не очень ординарная семья, – начала и замолчала на пару секунд она…
Орловский понял, что девушка приняла решение рассказать ему о своей семье. И это далось ей явно непросто. Павел непроизвольно даже дыхание замедлил и притушил его звук, чтобы невзначай не спугнуть настрой и решимость Евы – до того ему было интересно и, как с удивлением он признался себе, оказалось важно узнать про ее семью и о ней самой как можно больше.
– Даже, можно сказать, сильно неординарная, – продолжила свой рассказ Ева. – Моя мама родила меня в сорок три года. Я для родителей, да и для всех родственников, явилась эдаким невероятно радостным, счастливым, но все же ошарашивающим нежданчиком. Настолько, что они, надо сказать, сильно обалдели. Особенно если учитывать, что моему старшему брату в этот момент уже исполнилось двадцать лет, а папе шестьдесят три, у них с мамой разница в двадцать лет. Таким вот образом получилось, что я оказалась ребенком сильно возрастных родителей. По этой естественной причине отцовских родителей я не помню, они умерли, когда я была совсем маленькой. А мамины родители являлись практически ровесниками отца: дедушка Олег Прохорович был старше моего папы всего на семь лет, а бабушка Яна всего на два года. Понимаете, о чем я говорю? То есть мой папа – ребенок Великой Отечественно войны, а дедушка был ее участником, воевал на фронте и закончил войну в Берлине. И последующую послевоенную жизнь с ее голодом и разрухой – это все они прошли по полной программе. Такая вот арифметика. Мама моя была самой старшей из детей бабушки Яны и деда Олега, еще у нее имеются два брата, мои родные дядья: Давид и Николай. По сути, меня растили и воспитывали люди, которые годились мне в бабушки-дедушки и, соответственно, в прабабушки и прадедушки, как бы минуя одно поколение, к которому принадлежали родители моих ровесников.
– Понятно-о… – протянул понимающе Орловский, – а я все дивился и восхищался, какой у вас правильный, наполненный русский язык, практически без всяких заимствований. И манера общаться немного архаичная, что ли. Моя бабушка называла людей, владеющих хорошим языком и манерами, «старорежимными», в том смысле, что «из бывших» дореволюционных интеллигентов. А я решил было, что вы лингвист или филолог.
– Нет, – рассмеялась звонко Ева, немного отпуская внутреннее напряжение, в котором себя держала, решившись рассказать кое-что о своей семье этому совершенно незнакомому ей мужчине. – Вы снова не угадали, я не филолог и не лингвист, – и строго-наигранно предупредила: – Следующая попытка выдвигать версию о вашей профессии моя! Пока у нас одинаково по очкам, но «мяч» на моей стороне. А что касается хорошего языка, то да: это все бабушка с мамой расстарались, да и папа с дедом не отставали. Но в основном они делали упор на развитие моих когнитивных способностей и логики. Папенька часто повторял, что, цитирую, поскольку повторял он эту сентенцию множество раз, – предупредила она, – «На современного человека, особенно молодого человека, сегодня обрушивается огромный, невероятно агрессивный и настолько стремительно меняющийся информационный поток, что у него просто отсутствует возможность качественно обрабатывать информацию. Отсутствует возможность осмыслить, почувствовать свои знания, дополнить их сведениями, экспериментами, практикой, элементарно проверить их весомую значимость и почувствовать мощь и красоту учений. И, как следствие этой клиповой стремительности инфопотока, люди вынуждены безжалостно расставаться с прошлым, не оставляя тому возможности стать той качественной, серьезной базой, на которой основывалось бы его мышление, мироощущение, восприятие прекрасного, умение чувствовать подлинную красоту и ценить опыт предков». К которым, в частности относится и кинематограф. В меня, в отличие от подавляющего большинства молодых людей моего поколения, эту самую основу, так называемый культурный код, вложили, как и уважение к прошлому.
– Мощно, – полупоклоном головы обозначил свое уважительное отношение к сказанному Орловский и спросил с легкой иронией, перефразировав цитату из старого фильма: – А кто у нас папа?
– Ученый, – ответила, усмехнувшись, Ева, – антрополог. Доктор исторических наук. Мама – тоже ученый и тоже антрополог, только кандидат исторических наук. Собственно, они и познакомились-то, когда мама стала студенткой и на первой же вступительной лекции, увидев папеньку в качестве преподавателя, влюбилась в него, как она всегда говорила, смертельно. Потом он стал ее научным руководителем, ну а когда она окончила институт, то и мужем. И работали они вместе на одной кафедре в Институте этнологии и антропологии РАН.
– М-да, – подивился Орловский, – действительно, не самая ординарная семья. И простите, Ева, если причиню вам болезненные ощущения, – очень аккуратно, выдерживая тон и подбирая слова, спросил он, – я так понимаю, что папа ваш уже ушел?
– Да, – подтвердила Ева. Перемолчала пару секунд и, выдохнув, добавила: – И папа ушел, и бабушка с дедом. А совсем недавно и мама, – и, буквально мгновение пересиливая себя, печально улыбнувшись, пояснила: – Участь поздних детей сильно возрастных родителей – слишком рано становиться сиротами. И часто круглыми сиротами.
– Извините, я понимаю, что коснулся болезненной темы, – повинился Павел, почувствовавший в ту небольшую заминку, когда она пересиливала себя, что девушка словно отгородилась от него, отстранилась, эмоционально закрывшись.
– Вам не за что извиняться, – чуть отпустила себя Ева, поняв и ощутив, как напряглась и словно защелкнулась, а мужчина-то ни при чем и к ее горестям отношения не имеет. И
