пара-другая бокалов в день оказывают тонизирующее действие. В лобби Рейхстага то и дело вспыхивали потасовки на кастетах между коммунистами и нацистами, а поддержка метившего на пост рейхсканцлера Гитлера тем временем росла. В Нью-Йорке, всего в нескольких кварталах от универмага «Бонвит Теллер», стихийно возникали импровизированные городки бездомных – в том числе Фоготтен Мэнс Галч[96], расположившийся на пыльной территории высохшего водохранилища Центрального парка площадью в два с половиной гектара, или Хардлаксвиль[97] на берегу Ист-Ривер, состоявший из 850 картонно-жестяных халуп[98].
Гортенс по большей части жила в отрыве от этих реалий, но, проезжая по улице в своей машине с шофером, она не могла не замечать растянувшиеся на целые кварталы очереди за хлебом, многочисленных бывших бизнесменов, торгующих на тротуарах яблоками, толпы трудяг, оставшихся без работы и стоявших теперь с плакатами на шее, умоляя помочь им устроиться.
При столь высоком уровне безработицы среди мужчин у безработных женщин шансов на трудоустройство практически не было. В 30-е годы женщины оказались в той же ситуации, с которой они столкнулись в начале века, когда из-за сексизма и отсутствия государственной поддержки постепенно лишились возможности получать даже те скромные доходы, что были доступны им в годы прогрессивизма. Эти «качели», когда женский труд попеременно то прославляют, то проклинают, сохранятся в последующие десятилетия – вплоть до конца 60-х. Женское освободительное движение постепенно размоет культ «хранительницы домашнего очага», парадигма сменится, и социокультурное принятие работающей женщины станет шире.
По мере усугубления Депрессии пресса все чаще отзывалась о работающей женщине как о наглой, навязчивой «гостье», отбирающей работу у более достойных ее мужчин. Избавлялись и от матерей-одиночек, вкалывающих у станка, чтобы прокормить детей, и от девушек на конвейерах, зарабатывающих ради материальной поддержки своих безработных отцов. При этом риторика приписывала им эгоизм и даже безнравственность. В своей статье «Лишатся ли женщины работы?», посвященной этой атаке на трудящихся женщин, журналист-либерал Норман Казинс очень хорошо резюмировал мнение своих оппонентов: «Сегодня в Соединенных Штатах около 10 млн безработных. И около 10 млн незамужних или семейных женщин, имеющих постоянную работу. Давайте же попросту уволим всех этих женщин, нечего им там делать, а мужчин поставим на их место. Вуаля! Никакой безработицы. Никаких пособий. Никакой Депрессии»[99].
Образованных женщин тоже настойчиво уговаривали поумерить свои карьерные амбиции и оставаться дома. «[Вы должны задуматься], насколько вам необходимо работать по найму, – говорил декан Джордж Маллинз, выступая перед выпускным классом женского Барнардского колледжа в 1931 году. – Если такой необходимости нет, то лучшая служба, которую вы можете сослужить нашему обществу и всей стране сегодня, когда бесчисленные тысячи людей сидят без работы, – это найти в себе мужество отказаться от поиска трудоустройства»[100].
Издания, некогда стоявшие в авангарде поддержки работающих женщин, теперь развернулись на 180 градусов. Одно из них, либеральный журнал «Форум», в 1893 году опубликовал статью «Жизнь трудящейся женщины», чей автор, эксперт по вопросам труда, исследовательница Клэр де Граффенрид указывала на никудышное трудовое законодательство и убогие условия жизни работниц[101]. В 1930 году тот же журнал уже призывал «согбенных под бременем труда» женщин «вернуться к традициям XVIII века и вести жизнь “истинных почтенных дам”, наслаждаясь радостями цивилизации»[102].
В 1932 году в том же «Форуме» появилась статья «Ты можешь получить работу, как у меня: феминистка обретает дом», где автор подробно описывала свое преображение из «распущенной молоденькой феминистки – одной из тех, о ком с тревогой предупреждал родителей мистер Фитцджеральд», в преданную хранительницу домашнего очага. «Я жгла свою свечу с обоих концов, черпала жизненный опыт в бутылке джина, всячески выступала за всю эту модную эмансипацию». Но однажды она случайно встретилась с подругой по колледжу. Эта подруга посвятила себя карьере, с годами научилась действовать «резко и жестко», но напрочь утратила радость и веселье. В страхе, что она вскоре превратится в свою подругу, автор статьи ушла с работы и окунулась в райскую жизнь матери-домохозяйки. «Раньше я презирала женщин, которые только тем и занимаются, что вышивают, плетут кружева, консервируют огурцы, возделывают свой сад, – писала она. – Но в подобной позиции мне увиделся непомерный снобизм, непонимание творческого характера этих занятий, недооценка умений, которых они требуют». По ее мнению, заниматься домом, ставя во главу угла семейную жизнь – «попросту слишком неподъемная задача для многих женщин, они смотрят на нее, растерянно моргая, и принимаются вопить: “Угнетение!.. Рабство!.. Двойные стандарты!”» Не желая ничего менять, «прибегают к всяческим отговоркам, жалобам и штампам феминизма»[103].
При всех подобных нарративах реальность состояла в том, что многие женщины в те годы были единственными кормильцами. Если быть точным, треть работающих замужних женщин полностью содержали свои семьи, а половина делила эту ответственность с другими родственниками[104]. Вдовы, одинокие и разведенные составляли четверть женской рабочей силы. Но программы поддержки безработных в рамках «Нового курса»[105] почти не уделяли внимания этим труженицам. А в ряде случаев на них еще и отыгрывались. Эта тенденция зародилась в частном секторе: если фирма сталкивалась с необходимостью сокращения штата, первыми увольняли замужних женщин: мол, есть супруг – он и прокормит. Потом в некоторых компаниях появился запрет на наем замужних или даже увольнения тех, кто уже там работал. Эта ограничительная по своему характеру политика была позднее закреплена и в государственном секторе – согласно принятому в 1932 году Закону об экономике, федеральные учреждения при сокращении должны были в первую очередь увольнять женщин, чьи мужья тоже служат в госсекторе. За один год своих мест лишились 1600 сотрудниц. Этому примеру последовала и школьная система, один из крупнейших работодателей для женщин. Около 80 процентов государственных школ отказались от приема на работу семейных учительниц, и почти в половине из них замужние были уволены.
За пару месяцев до того дня, когда Гортенс ужинала у Энн, журнал «Гуд Хаускипинг» опубликовал серию статей, посвященных различным взглядам на проблему работающих женщин: «Так ли вам нужна ваша работа?», «Замужество или карьера?» и с прочими подобными заголовками. Почти все авторы – за редким исключением – единодушно соглашались, что женщине нужно выбирать одно из двух. В материале приводились интервью с рядом известных дам. «Живопись – самая ревнивая в мире любовница, – сказала журналу портретистка Сесилия Бо, – и ни за что не потерпит соперниц. Можно ли быть одновременно художницей и домохозяйкой? Однозначно нет». «Одно можно сказать наверняка: карьера поглощает тебя всю без остатка», – заявила Клара Нойс, занимавшаяся в Красном Кресте средним медперсоналом, а в годы Первой мировой – созданием специализированных больничных отделений. Некоторые респондентки были настроены более философски – как, например, Энни Джамп Кэннон, астроном из Гарварда, создавшая
