паранойей.
Я помню секунду, когда улыбка застывает на моем лице сведенными мышцами. Я чувствую этот миа-паралич. Ощущаю, как он сковывает мои щеки… Наши с ним глаза пересекаются, когда он чуть заметно отодвигается от спинки стоявшего ко мне спиной высокого кресла и смотрит. Прямо в глаза. Выстрел на поражение. В самую цель.
Мне опять плохо. И я не понимаю, как ноги на этих высоченных шпильках все еще могут меня держать.
– Иза, рада Вас видеть! – говорит Альбина, но ее дружелюбный тон, уважительное и крепкое рукопожатие – словно бы уже не со мной. Я в прострации. В ответ бубню что-то нечленораздельное. Может, это сон? Может, это моя паранойя? Голова кружится от того, что я смотрю куда угодно, только не в его глаза. Наблюдательные, ироничные, пронзительные…
– Алан Алмазович, это та самая талантливая девушка, о которой я вам рассказывала. Проект их команды произвел на меня неизгладимое впечатление на открытии. Мы будем счастливчиками, если уговорим таких профессионалов присоединиться к нашей команде.
Женщина говорит и в то же время недоуменно переводит глаза то на меня, то на него, не понимая нашей обоюдной странной реакции. Почему мы молчим, замерев на своих местах, как истуканы, а не пытаемся вести себя как люди, которых представляют друг другу? Или же она все знает? Или она подставная и с ним заодно в его кознях против меня? А я уже и не сомневалась в том, что все это – его козни…
– Простите, – словно бы догадывается она о причине, – я не представила вас должным образом. Иза, это моя ошибка, каюсь. Просто Алан Алмазович приехал на встречу внезапно, я… не успела вас предупредить о его приходе. Узнал, что вы будете, и решил тут же познакомиться… Это наш учредитель. Моя компания работает под его началом. Именно Алан Алмазович владеет заводами, о редизайне которых мы хотели поговорить. Мы выполняем функции подрядчика.
Я не удивляюсь. Уже. Потому что все остальное, что сейчас прозвучит, уже не важно… Всё не важно. Важно лишь то, что теперь очевидно: Москва, работа Роберта, предложение о работе мне… да черт его знает, может быть, даже наш успех в Милане – все это неслучайно… Это все Он… Только зачем? Зачем это Алану?
– Альбина, ты не возражаешь, если мы переговорим с гостьей наедине? – впервые за все это время разрывает натянутое до предела напряжением пространство его такой знакомый, хрипловатый голос. – Дай нам десять минут разговора тет-а-тет, не больше… А сама тем временем переговори с китайцами по дальневосточному проекту, они будут звонить с минуты на минуту на конференц. Скажи Илоне, чтобы на тебя перевела. Мне как раз нужно твое мнение…
Альбина услужливо кивает и тут же удаляется, отбивая каблуками по мраморной поверхности биение моего сердца. И когда дверь за ней захлопывается, мне кажется, что оно стучит так сильно и так громко, что ему, должно быть, слышно.
– Здравствуй, Бэлла, – говорит Алан, по-хозяйски пересаживаясь за стол руководителя, а мне при этом указывая на место напротив, – подходи поближе…
Алан
Идиотская черта – мерить действия людей минутами. Проецировать время на жизнь, а не наоборот, жизнь на время… И когда у меня она появилась? Наверное, все дело в том, что это счастливые часов не наблюдают, а я… Маловато счастья в моей жизни… Словно бы это вовсе и не жизнь с эмоциями, а циферблат, соединенный с банковскими счетами. Моя жизнь вся поделена даже не на часы или минуты, на секунды… И сейчас я их отсчитываю с точностью хронометра. Краткое сообщение на телефон от охранника, которого приставил отследить ее маневр сегодня, – «вышла»… И я считаю. Две минуты, чтобы дойти до дверей. Пять, чтобы дождаться лифта и подняться на тридцатый этаж. Еще пять – на расшаркивания с секретаршей. В горле пересыхает. Руки увлажняются. Сердце бьется, как у мальчишки. Сука, оно бьется! Бьется! За столько лет, кажется, впервые… Она стучит в дверь, заходит, и я даю себе еще пару секунд, чтобы запомнить этот момент. Прочувствовать его. Это как прыжок в прорубь в двадцатиградусный мороз – эти секунды «до» бесценны… Я чуть подаюсь вперед и поворачиваю голову. Наши взгляды встречаются…
Следующие минуты я не помню. Не помню, что говорит Альбина. Не помню, что отвечает Бэлла. Не помню, что происходит. Только понимаю, что мне нужно срочно остаться с ней наедине… Сейчас… В эту минуту… Всего пару секунд – и Она заполнила своим присутствием всю мою пустую Вселенную…
Бэлла вздрагивает, когда дверь за Альбиной закрывается. И я вздрагиваю. Несмотря на то, что кабинет огромный, между нами теперь так чудовищно мало пространства. Я чувствую едва уловимый шлейф ее духов, упоительно смешивающийся с ароматом тела в коктейль, сшибающий мои мозги. Дааа, это тот самый аромат, который я не забуду никогда… Мой личный наркотик… Моя погибель. Мое спасение… Ее тонкая шейка в проеме идеально отглаженной, кипенно-белой сорочки напряжена настолько, что я вижу дергающуюся венку на соблазнительном изгибе горлышка. Чувствую себя вампиром, готовым сейчас в нее вгрызться. Эти приоткрытые от волнения губки, эти искренние глаза, в которых написано все. Такая натуральная, такая естественная, такая… моя… Родная… Беру себя в руки. Приглашаю за стол… Нам нужно поговорить, малютка… Нам так давно нужно поговорить… А все нужные слова застряли. А я ведь даже думал злословить и пикировать… Идиот. Озлобленный, зачерствевший… Ей стоило просто зайти со мной в одно пространство – и я уже в желе. Я хочу целовать каждую ее клеточку, кричать всему миру, как я скучал… Как же мне ее не хватало…
– Добро пожаловать домой, Бэлла… – говорю хрипло, хотя и не это совсем хотел сказать.
– Мой дом не здесь, – отвечает она сипло, избегая зрительного контакта, – и я Иза, а не Бэлла…
Я чуть заметно усмехаюсь.
– Ты Бэлла, конечно же, – в моем тоне нет враждебности. Только констатация правды. Я вижу румянец ее щек, нервное дрожание рук. Она волнуется. Сильно. Это хороший знак или плохой?
– Как жила, Бэлла? Как Париж?
– Все хорошо… – отвечает односложно, все же принимая вызов и смотря теперь мне в глаза. Броню смогла-таки напялить, малютка… Успела… – Было все хорошо, Алан… Пока вот это все не начало происходить. Я же правильно догадалась? Это все подстава, да? Роберт тоже чудодейственным образом нашел работу именно сейчас и именно у Йовишвили, потому что это твоих рук дело?
Я смотрю на нее и понимаю, что улетаю. Кайфую просто от факта того, что она рядом. Нервно
