Жанну все еще выставляют люди Церкви и политики напоказ англичанам как пугало, но сами втайне уже боятся ее или сомневаются в ней. «Что это за существо под видом женщины, Бог знает… А что, если и вправду ведьма? Какой позор – дьяволом восстановленные святые Лилии Франции!» – так, может быть, искренне думают почти все ближайшие сановники Карла и он сам иногда больше всех.[279]
XLI
Мир нужен был англичанам и бургундцам для того, чтобы остановить французского короля и Деву на пути в Париж – сердце Франции. 28 августа 1429 года, в тот самый день, когда Жанна вступит в Сэн-Дени, чтобы начать осаду Парижа, подписан будет мирный договор с англичанами, и все, сделанное Жанной для Франции, этим постыдным и нелепым договором будет уничтожено.[280]
После венчания Карл, по совету Реньо дё Шартра, вопреки Жанне, которая хочет идти прямо на Париж, – уходит за Луару, где снова король Франции делается «захолустным королем Буржа». В то же время Ла-Тремойль и дё Шартр заключают, без ведома короля, двухнедельное перемирие с герцогом Бургундским, под тем предлогом, что по истечении двух недель Париж будет сдан Карлу. Но на самом деле герцог Бургундский пользуется этим временем, чтобы укрепиться в Париже, а герцог Бедфорд, вызвав подкрепления из Англии, укрепляется там же, и английский король, малолетний Генрих VI, готовится вступить во Францию, чтобы венчаться в Реймсе. Герцог Бургундский объявлен наместником Парижа и всего французского Севера, «регентом Франции». Все зависит от него: он может сделать Францию какой ему угодно – французской или английской.[281]
Жанна чувствует, что держат ее в стороне от всего; герцогу Бургундскому не верит и хорошо видит все его обманы-западни. «Этим перемирием я недовольна и не знаю, сохраню ли его; но если и сохраню, то только ради чести короля», – пишет она гражданам Реймса.[282]
«Мир мы добудем не иначе как на конце копья», – думает Жанна вместе с маленькой кучкой последних верных друзей своих – «войском Девы» – герцогами Аленсонским, Бурбонским, Барским и графом Вандомом – все очень молодыми людьми, почти мальчиками.[283] Все остальные этого не думают, и хуже всего то, что вернейшие слуги короля, лучшие люди Франции, жаждут «изменнического мира» с Англией. Все говорят королю о безмерных народных бедствиях и о «преступном безумии войны».
«Все мы верно служили вам, государь, но душа наша унижена до праха, и утроба наша прильнула к земле, – пишет Карлу Жювенель дэз-Урсин, будущий архиепископ Реймский. – Вырыть бы общую могилу и толкнуть нас всех туда… Видя в этом королевстве такое лютое тиранство, весь народ как бы лишился рассудка, ропщет и проклинает вас и всех, кто с вами… Если бы пришел какой-либо сильный государь и восстановил справедливость, то, будь он даже сарацином, обезумевшие люди отдались бы ему в подданство… Бедный и верный народ ваш, государь, ждет от вас справедливости… Но вы от него скрываете ваше лицо, и забыли его, и предали».[284]
Хуже всего было то, что лучшие люди Франции если еще не говорили, то уже думали: «Полно воевать, пора заключить мир; Бог велит прощать врагам… Жанна отныне только смутительница мира, обманщица народа: кончено ее призвание».[285]
– Знайте, меня уже предали и скоро убьют, – говорила Дева простому народу, верному ей до конца. – Молитесь за меня; я уже не буду в силах служить королю и благородному королевству Франции![286]
XLII
«Только покажитесь под стенами Парижа, и ворота его перед вами откроются», – пишет Карлу, вскоре после его венчания, герцог Аленсонский. Карл обещает прийти, но дни проходят за днями, а он не приходит. Кое-как наконец дотащился или, вернее, позволил себя дотащить до Сэн-Дени и здесь опять остановился – «заснул».
Но, помимо или даже против воли короля и его ближайших советников, осада Парижа началась, по настоянию Жанны и «маленького войска Девы» – последних верных ей мальчиков.
8 августа сделан был первый приступ. Здесь, под стенами Парижа, так же как там, в Орлеане, Жанна, стоя на окопах, кричит осажденным: – Именем Божьим говорю вам: сдавайтесь![287]
Так же и здесь, как там, но уже не англичане, а французы отвечают ей бранью:
– Шлюха, девка продажная!
– Только бы король показался, и добрые французы в Париже сегодня же ночью что-нибудь да сделают! – говорит Жанна.
Дно глубокого рва щупает она копьем: слишком глубок, чтобы завалить хворостом. Но все-таки велит заваливать.
Тучей летят ядра и стрелы с окопов. Дева ранена стрелой из ножного арбалета; но еще сильнее кричит:
– На стену! На стену! Город будет наш![288]
Но сир дё Ла-Тремойль велит отступать. Жанна не хочет уходить. Ее уносят насильно, плачущую:
– Если бы мы не отступили, Париж был бы взят![289]
Рано поутру, на следующий день, Жанна снова идет в бой, несмотря на рану, и клянется, что не уйдет, пока город не будет взят. Но приходит тайный приказ короля прекратить осаду Парижа и отвезти Жанну в Сэн-Дени. Ночью мост на Сене разрушен, тоже по приказу короля, чтобы сделать новый приступ невозможным.[290]
Жанна в Сэн-Дени, выгоняя продажных женщин из лагеря, ударила одну из них мечом св. Катерины с такою силою, что старый, много лет пролежавший в земле, ржавчиной изъеденный меч сломался – лезвие, должно быть, отскочило от рукоятки. Это дурная примета: силу свою потеряет Дева вместе с чудесным мечом.[291]
13 сентября король, покинув Сэн-Дени, снова идет отдыхать – «почивать» за Луару. Жанна, следуя за ним нехотя, перед отъездом снимает с себя и вешает свой рыцарский доспех в часовне Сэн-Дени, над ракой с мощами Святителя.[292]
Знает—помнит, что отступление от Парижа будет для нее роковым: «призвание Девы кончено».
XLIII
Зимние месяцы 1429–1430 года Жанна проводит в убийственной для нее праздности, при дворе короля, в замках Луары, или в ничтожных и большей частью неудачных, потому что с недостаточными силами, походах-вылазках.
При осаде городка Сэн-Пьер-де-Мутье, занятого бургундцами, Жак д'Олон, оруженосец Девы, видя ее, при отступлении покинутую всеми, спрашивает:
– Что вы тут делаете одна? Отчего не уходите, как все?
– Я не одна, – отвечает Жанна. – Пятьдесят тысяч ратных людей моих со мною, и я не уйду, пока не возьму города!
Эти «пятьдесят тысяч» – легионы Ангелов.[293] «Призраков я не боюсь!» – скажет о них герцог Бургундский.[294]
Раннею весною Жанна потихоньку уходит от короля, убегает, с «мальчиками» своими и горстью ратных людей, – в том числе, за недостатком французов, чужеземцами-наемниками, чтобы возобновить осаду Парижа.
16 апреля 1430 года, в Пасхальные дни, над Мелонскими высотами, Дева слышит Голос:
– В плен будешь взята, до Иванова дня!
– Если так, пусть тотчас же, без долгих мучений, умру! – молит она, но Голос только тихо повторяет свое:
– В плен, в плен, в плен будешь взята!
И тише еще, ближе, внятнее, ласковее:
– Будь покойна, не бойся, радуйся: Бог тебе поможет!
Голос это повторяет упорно, неотступно, почти каждый день, но ни места, ни часа не называет.[295]
XLIV
23 мая Жанна идет из Парижа в осажденный англичанами и бургундцами город Компьен и в пять часов пополудни того же дня, как входит в город, делает вылазку с тремя-четырьмястами ратных людей на бургундский лагерь, у Мариньи, где французы, захватив врасплох бургундцев, безоружных и рассеянных, избивают их жестоко и грабят лагерь. Но английский отряд, потихоньку подкравшись вдоль реки Уазы, ударяет в тыл французам. Медленно отступают они, отягченные награбленной добычей, и, вдруг увидев, что будут отрезаны, бегут-кричат:
– Спасайся кто может!
Кони англичан уже упираются наглавниками в спины бегущих, так что пушки с компьенских стен не могут стрелять по врагам, не попадая и в своих. Следуя за ними по пятам до подъемного моста у ворот Компьеня, англичане могли бы войти в город. Видя эту опасность, комендант Компьеня, сир Гильом дё Флави, велит, только что большинство французов вошло в город, запереть ворота, поднять мост и опустить решетку.
Дева с горстью ратных людей, покрывая отступление, продолжает биться с бургундцами, все еще надеясь победить.
– В город, Жанна, в город, или мы все погибли! – кричат ей, но она не слушает и все повторяет:
– Нет, победим, победим![296]
Жак д'Олон, взяв лошадь ее под уздцы, хочет повернуть ее силой, но поздно: англичане уже отрезали ведущую к мосту по низкому, болотистому лугу насыпную дорогу.
Жанна вместе со своими людьми загнана в угол между окопами и дорожною насыпью, где бургундцы, оттеснив последних защитников Девы, настигают ее. Юный пикардский стрелок Лионель, схватив ее за край золотой епанчи, стаскивает с лошади, и все окружают ее в бешеной свалке.
