А через некоторое время коварная Светлана, пробегая мимо кладовки с сумкой, полной газет и писем, невольно задержалась. Что-то весёлое творилось здесь, судя по смеху, раздававшемуся из толпы мальчишек. Вся улица собралась.
Вначале Светлане показалось, что идёт обычная забава — мальчишки запрягают в салазки Кудлая. Но вдруг она разглядела флягу молока, которую тщательно увязывал сам дедушка Аким. «Вот любит потакать ребячьим выдумкам», — подумала Светлана и поняла — поездка в госпиталь явно состоится и без неё…
Заметив Светлану, Мика и Юка, налаживая упряжку, заголосили изо всех сил:
— Скачи, наш конёк, через каждый пенёк. Ходу поддавай да погромче лай! Пусть зайцы разбегаются, волки пугаются, а у злой бабы-яги прокисают пироги!
Схватившись за щёки, которые на морозе вдруг загорелись, Светлана бросилась прочь. Но за сараями остановилась и притаилась, чтобы посмотреть, как ребята помчатся на лохматом коньке.
И тут она увидела, как у самой околицы Мика придержал Кудлая, а Юка достал из-под стожка соломы припрятанные там лыжи и дорожный мешок с харчами.
«Ага, вот они что задумали!» — догадалась Светлана и, преградив Кудлаю путь, закричала:
— А я знаю! А я знаю!
Могучий пёс облапил её, тыкаясь мордой в карманы, — Светлана частенько угощала его то коркой хлеба, то печёной картошкой, прихваченной в дорогу.
— Пусти! Освободи путь! — кричали ездоки.
Но Светлана не сдавалась:
— Не попросите мира — не пущу! Скажите: «Прости, Светланочка, взяли бы тебя с собой, да места нет!»
— Ну ладно… ну конечно… в другой раз возьмём!
— Ха-ха-ха! — так и залилась Светлана. — Когда это будет в другой раз — после войны? Я всё знаю. Вы что же, и Кудлая хотите с собой взять?
— Нет, он только мешаться будет; видишь, какой привязчивый. Ему что хозяин, что посторонний— все свои люди! — сказал Мика.
— Ну и что же, вы его одного бросите?
— Нет, уж если ты хочешь всё знать, так знай — мы его подарим тому безногому парню, которому жизнь не мила.
— Ой, верно, такая весёлая собака и его развеселит! — обрадовалась Светлана. — Ой, как хорошо вы придумали. Ну и мы кое-что задумали не хуже…
Минуту она поколебалась, а потом сказала серьёзным голосом:
— К вам, ребята, у меня просьба. Когда вы будете на войне, разузнайте там про моего отца, что-то от него долго писем нет… Во все дома ношу, а в свой пустая прихожу.
— Хорошо, постараемся узнать.
— И ещё одно дело. Свезите-ка вы в госпиталь вот эту бумагу и вручите военврачу второго ранга. — И с этими словами Светлана подала хорошо запечатанный пакет. — Только, чур, не вскрывать, в нём военная тайна!
Ребята дали честное пионерское. Забрав пакет, помогли Кудлаю перетащить салазки через сугробы и, изобразив пристяжных, помчались. Первые сто шагов рысью, а потом пошли шагом. А когда подтащились к госпиталю, то едва не высунули языки, как их лохматый конь, который через каждые два шага останавливался полизать снег… Трудно далась им эта дорога.
А уж как трудно было вытерпеть и не заглянуть в этот таинственный пакет — об этом и говорить нечего!
Великую выдержку проявили ребята, вручив его нераспечатанным самому военврачу второго ранга.
ЧЕРТЁЖ ЛИЦА
Появление ребят перед окнами госпиталя, конечно, не прошло незамеченным. Хитрецы немного отдохнули перед въездом в ворота и явились с шумом, с гамом, изображая весёлую тройку. Собака — коренником, мальчишки — пристяжными.
Первыми выбежали из кухни поварихи.
— Ой, батюшки, глядите-ка, то «Му-один» являлся, а теперь «Гав-три» примчался!
Галинка к окошку уже на своих ножках подбежала и стала звать всех ходячих мальчишек и девчонок.
— Посмотрите, посмотрите, это мой братик на собаке приехал! Это наш Кудлай, на котором я чуть-чуть не утонула… когда он за зайцем погнался!
И без её зова все так и прильнули к стёклам: сёстры, санитарки, раненые на костылях. Но мальчишка, отвернувшийся к стенке, как лежал, так и не пошевелился.
Когда ребята сдали флягу молока, поварихи покормили их на дорогу. Не забыли и Кудлая, которому отвалили груду сахарных костей. А потом было устроено катание для всех желающих. Таких нашлось немало. И под весёлый смех зрителей, толпившихся у окон, Кудлай, носясь по кругу во дворе госпиталя, много раз вывалил в снег Мику, и Юку, и ребят, которым доктор разрешил принять участие в этой забаве.
А упрямого мальчишки по-прежнему не было среди зрителей у окон.
Это ребят заело.
Конечно, они могли бы махнуть нашего рукой: хочется ему лежать — пусть лежит; поручить Кудлая поварихам, которым он так понравился, а самим податься…
Отдаленные гудки пробегающих на фронт поездов так и манили их.
Но какое-то чувство подсказывало им, что так поступить нельзя. Это будет не по-товарищески. Это то же самое, что бросить раненого бойца на ничьей земле. Нет, надо всеми силами пробудить его к жизни!
В госпитале наступило время обеда, потом час покоя. Самодеятельных артистов тоже пригласили отдохнуть в тепле.
И вот тут Мика сказал Юке:
— А не устроить ли нам представление, которым дед Аким, когда выпьет в праздник хмельной браги, всю деревню веселит?
— Попробуем, дело нехитрое, — согласился Юка.
Мальчишки выпросили у поварих гребешок и две деревянные ложки.
Мика, очень способный к музыке, умел наигрывать на гребешке, как на губной гармонике, и отбивать такт двумя деревянными ложками, зажатыми в руке. А Юке случалось изображать ручного медведя, когда ряженые парни устраивали праздник проводов зимы.
Он охотно взялся изобразить веселого деда Акима. Поджал одну ногу, туго подвязал ремнем. Вот и солдат-инвалид. И после часа отдыха они устроили новое представление.
Мика наигрывал, а Юка, опираясь на палку, плясал и пел во всю глотку дедушкину песню:
Хорошо тому живется,У кого одна нога;У того портка не рветсяИ не надо сапога!
Затем он маршировал и, встав на укороченную ногу, прицеливался палкой и командовал себе:
«С колена — пли!» И ловко запускал палки в снежную бабу, сооруженную кем-то в центре двора.
Громко смеялись раненые, прильнувшие к окнам. Но вдруг что-то стало тихо. Мальчишки вгляделись и среди знакомых лиц увидели одно незнакомое, бледное, с большущими глазами.
И сразу догадались, что это тот самый зритель, из-за которого они и давали такой лихой концерт самодеятельности. Ага, наконец-то они заставили его повернуться от глухой стены к светлому окну. Теперь надо посильней рассмешить его, и человек пойдет на поправку! Подмигнув Юке, Мика тоже поджал одну ногу, а обнявшись, они вдвоем затанцевали.
Смешливые поварихи так и прыснули и бросились в кухню, прозевав вскипевшее молоко.
Довольные успехом, мальчишки взглянули в окно, надеясь увидеть улыбку бледного паренька. Но лицо его вдруг исказилось, словно от нестерпимой боли, он замотал головой и ударился лбом.
Заслышав звон осколков, комедианты свалились в снег, словно сраженные пулеметной очередью.
Медицинские сестры подхватили мальчишку, поранившего себе лицо, и понесли прочь. Он бился в их руках и кричал:
— Не хочу быть таким! Не хочу людей потешать!
— Ну успокойся, милый, они же не хотели тебя обидеть!
Мальчик был безутешен.
Огорченных комедиантов позвал к себе военврач второго ранга.
— Что это вам вздумалось изображать безногих в смешном виде?
Ребята объяснили, что хотели приободрить паренька. Рассказывали ему про дедушку Акима, который, вернувшись без ноги еще с гражданской войны, до сих пор жив и весел. И на охоту ходит, и на рыбалку, и даже на коне верхом скачет. И над своей бедой сам смеется, шутливые прибаутки поет.
— Когда сам человек свою беду шуткой отгоняет — это одно, а когда посторонние так шутят — совсем другое. Нехорошо!
Незадачливые артисты совсем сконфузились.
— Ладно, — сказал военврач, — поезжайте домой и в следующий раз будьте умнее.
Он написал деду Акиму записку, запечатал в форменный конверт и велел доставить немедленно. И добавил:
— А вашим пионерам передайте устно, пусть ждут сигнала. Скажите, что чертеж хранится у меня под стеклом.
Ребята глазами захлопали: «Какой чертеж-? Какой сигнал?» И вдруг увидели на столе военврача большую фотографию Светланы-Луны. Фотокарточка эта висела в школе с тех пор, как Светлану отметили грамотой за лучшее исполнение мордовских песен. Ее полное лицо, едва умещавшееся на фотографии, было расчерчено на квадратики, ромбики и треугольники, как какая-то замысловатая выкройка.
«Ах, вот почему все девчонки ходят разукрашенные такими же треугольничками, помеченными номерочками… Они разметили, с кого сколько надо взять кожи, чтобы сделать безликой девочке лицо!»
