Она знала, что этот разговор останется без последствий, что она выслушает его и, превозмогая боль, откажется от него… Слишком уж все нереально, фантастично… Они с Соней вернутся в МОскву, закончат работу над романом, а чуть позже (со слов самой Сони) в Москву приедет Нэш и заберет Соню в Лондон. Вот и вся «культурная» программа.
Она и не заметила, как глаза ее наполнились слезами. Она полюбила, то, чего она боялась, случилось, и теперь ей надо только найти в себе силы вырвать Нэша из своего сердца.
– Вы не любите меня, я знаю… – услышала она его голос, показавшийся ей почему-то далеким и призрачным. – Тогда скажите хотя бы, что позволите мне встретиться с вами там, в Москве, куда я скоро приеду… Я не смогу вас не увидеть, я найду вас, где бы вы не были… Я люблю вас, Нора… И все эти дни, что вы живете здесь, в моем доме, я просыпаюсь с мыслью о вас, о том, что когда вы уедете, я буду сидеть в том же кресле и лежать на той же кровати, что и вы… Я попрошу Дороти рассказать мне о вас… Поймите, со мной этого никогда не было и поэтому прошу у вас снисхождения…
– Нэш, откуда вы знаете язык? Вы жили в Москве?
– Нет, у меня мама русская… Она сейчас живет в Швейцарии, а отец умер…
– Так я и думала…
– Это и все, что вы хотите мне сказать?
Он взъерошил пальцами волосы на голове, словно это могло помочь ему сосредоточиться. Он был так красив, что Нора не могла оторвать от него глаз…
– Да, это все, что я хочу вам сказать… А теперь отвезите меня обратно…
– Ты мне ничего не скажешь? – он сказал это довольно громко, так, что за соседним столиком замолчали. А Нэш, протянув свою руку и поймав ее, с силой сжал ее пальцы… Это длилось около двух минут. Она вдруг вспомнила, что Соня ждет ребенка от Нэша. «Он знает или нет?» Но прошло всего несколько минут после того, как Соня покинула постель Нэша, разве ей дано знать, забеременела она в этот раз или нет?
– Ты не любишь меня?
Она ничего не ответила и поднялась со своего места. Она уже не в силах была вести этот мучительный для нее разговор. Она не знает, что такое любовь, и никогда не узнает. И уже тот факт, что она согласилась на встречу с женихом Сони, делал ее в собственных же глазах предательницей, совершенно безвольным и бесхарактерным человеком.
В машине оба молчали. Нора едва сдерживалась, чтобы не повернуться к Нэшу и не признаться ему в своих чувствах. И чем ближе к дому они подъезжали, тем острее она понимала, что если не сейчас, значит – никогда… И он, словно прочитав ее мысли, остановил машину, и, повернувшись к ней, сжал ее в своих объятиях. Он аж застонал, когда его губы коснулись ее губ…
Когда он отпустил ее, она ничего не видела и не слышала и словно находилась в плотном тумане… Он о чем-то ее спрашивал и на все его вопросы, смысл которых она едва успевала улавливать, она отвечала отрицательным покачиванием головы…
В дом она входила, покачиваясь, как после пережитого потрясения… Ноги ее подкашивались, голова кружилась, а губы горели и еще хранили вкус ЕГО губ. «Нора, разве можно так заболеть от одного-единственного поцелуя?»
***
Глава 4
***
В Москву вернулись в конце июня. На вопрос Даши, встретившей их в дверях с половником в руках, когда же приедет Нэш, Соня лишь неопределенно махнула рукой, мол, когда приедет, тогда и приедет… Она валилась с ног от усталости и всю дорогу ныла о своей тошноте и больной пояснице… Она была беременна, теперь это стало очевидным. На лице ее появились коричневые пятна, которые сама Соня назвала волшебным словом: «Пигментация.»
– Сейчас ужинаем и ложимся спать, – заявила она, плюхнувшись в кресло и очень женственно складывая свои маленькие ручки на животе, словно он у нее уже подрос на пол-ребенка. Нора поражалась тем метаморфозам, которые происходили с Соней прямо у нее на глазах. Да и Даша, накрывая на стол, шепнула, проходя мимо Норы:
– Ты ее там подменила что ли?
В ней изменилось все. Движения стали более плавными, лицо приобрело несколько бледный и одновременно сонный вид, а губы распухли и превратили нежное и изящное личико Сони в глупую растерянно-апатичную физиономию.
– Она ждет ребенка…
Даша чуть не уронила блюдо с гусем.
***
Из романа Сони Л.
«Она почти не изменилась. Разве что стала еще красивее. Я год как была замужем и появление в моей квартире Л. Носило эпатажный характер. Я знала, что она заявилась ко мне не просто так. Она никогда и ничего не делала ПРОСТО ТАК. На ней было сногсшибательное платье, а на шее сверкала плоская, как змейка, золотая цепь. В холеных ее пальчиках блестели какие-то ключи. Длинные волосы, естественными локонами спадавшие ей на плечи, делали ее личико несколько кукольным, но нисколько не портили ее, наоборот, придавали ей какую-то породистость. Я больше всего боялась, что сейчас откроется дверь, и из ванны выйдет мой муж, Миша, и увидит Л. Он тотчас пригласит ее, поскольку вежливый, а ей только того и нужно…
– Ты зачем пришла? – спросила я ее, встав таким образом, чтобы она не смогла пройти дальше того места, где стояла.
– Вот как ты, значит, встречаешь свою лучшую подругу? А что, если я расскажу ему о тебе что-то такое, о чем он еще не знает? Как ты, к примеру брала в…
И она сказала эти слова, от которых меня и сейчас тошнит… Я была молода, глупа, мне было всего четырнадцать, когда Зохин попросил меня сделать ему это. И Л. знала, что это происходило неоднократно в той же самой приемной, где когда-то я увидела их двоих на диване… Сейчас, когда прошло почти десять лет, это вспоминается с содроганием, с ужасом, со стыдом… Я смотрела на Л. и чувствовала, что готова ее растерзать, вырвать из лица ее красивые голубые глаза, ударить наотмашь рукою по ее густо накрашенным губам, которыми она учила меня ублажать нашего директора… Как я ненавидела эту губы, эти волосы, все это существо, которое я знала во всех подробностях, каждую складочку, каждый волосок, каждый изгиб…
Л., еще ТОГДА, привела меня на квартиру од ного из тех четверых, которыми она была в том доме, где ее угощали вином – которое она пила из их рук, лежа на матраце, – и сказала, что пора и мне становиться женщиной. Я сознательно шла на это, подогреваемая рассказами Л. о том, как это приятно, что это и есть НАСТОЯЩАЯ ВЗРОСЛАЯ ЖИЗНЬ… Но то, что сделал со мной ее взрослый приятель, не шло ни в какое сравнение с ее рассказами… Он меня попросту изнасиловал и порвал при этом мои единственные капроновые колготки. Правда, он заплатил, но эти деньги пошли в уплату долгов. Я была, оказывается, должна Л. за конфеты и яблоки, шоколад и колбасу, которые мы покупали вместе с ней на ее, ЗАРАБОТАННЫЕ, деньги. У меня даже не осталось денег на мыло и шампунь, которые у меня к тому времени уже кончились. Может из-за нехватки денег я тогда первый раз САМА пришла к Зохину? И все-таки, хочется быть честной до самого конца: мне было любопытно. Л. Обещала мне новые ощущения. И я их получила. Больше того, Зохин, проводя со мной долгие часы в приемной, преимущественно в ночное время, научил меня как надо обращаться с мужчинами… Можно сказать, что он и стал моим настоящим первым мужчиной, поскольку все то, что произошло у меня с тем мужчиной, не в счет… И я теперь даже не знаю, как мне относиться к Зохину. Мне кажется, что и я полюбила его. Мне больше некого было любить.»
***
Нора отодвинула от себя машинку с каким-то отвращением… Она устала, спина ныла, пальцы словно горели…
– Отдыхаешь? – к ней заглянула Даша и улыбнулась. – А я слышу, машинка перестала стрекотать, ну, думаю, отдыхает наша писательница… – Даша, ты, наверно, что-то спутала. Это Соня писательница, а я только обрабатываю литературно ее тексты…
– Все равно писательницЫ. Вы – обе. Хочешь пирожка?
– Хочешь. – Нора встала и автоматически сделала несколько пражнений. – С капустой?
– И с капустой, и с мясом, и с яблоками.
– А где Соня, что-то не слышно ее командирского голоса.
– Спит. Ей в ее положении полагается больше отдыхать… Я посоветовала ей съездить на дачу, подышать свежим воздухом… Там у нее столько цветов, так красиво…
– Там растут нарциссы?
– Там все растет…
***
Даша ушла. А Нора, съев пирожок, вернулась в кресло и
свернувшись в нем клубочком, вспомнила желтые нарциссы Нэша,
которые он подарил ей… Целую поляну…
Это случилось за день до их отъезда. Шел дождь, было прохладно, но они все равно вышли из дома и направились втроем ужинать в расположенный неподалеку от дома, ресторан. Нэш казался задумчивым, он почти ничего не ел, а только говорил какие-то обычные в подобных случаях вещи: о выставках собак, об аукционах, о картинах…
– Джеймс, а мы ведь так и не показали Норе квартиру…
Может, съездим?
