Проходя мимо своей жены, подполковник остановился и, взяв ее за руку, произнес:
– Не волнуйся, Лариса, все будет хорошо.
– Надеюсь. Береги себя. А где твой кейс? – ее глаза округлились от удивления.
– Я его спрятал, – шепнул подполковник.
Подойдя к уже ожидавшему возле открытого проема командиру экипажа, военный слегка нагнулся, выглянул наружу.
– Вы уж там… поосторожнее, – напутствовал командир, разворачивая аварийный надувной трап, – мало ли, что у них там на уме.
«Какая на хрен разница, осторожно, неосторожно. Свои условия мы диктовать не можем. Они и так сделают все, что пожелают», – подумал Загорский, но вслух ответил:
– Спасибо, постараюсь.
И, не оглядываясь, скользнул вниз по трапу. После полумрака самолета в глаза резко ударил солнечный свет. Подполковник зажмурился и чуть не пропустил момент, когда его ноги ударились о надувной валик. Он отвернул лицо в сторону от солнца. К нему уже приближались два боевика. Подполковник выбрался на бетон, руки держал чуть приподнятыми, показывая, что оружия у него нет. Подойдя к нему вплотную, один из афганцев сразу же сноровисто проверил карманы, прощупал обе штанины и, не найдя ничего опасного, кивнул напарнику. Тот стоял в сторонке и жевал какую-то зеленую гадость, постоянно сплевывая себе под ноги. Обменявшись с товарищем парой слов, он повел стволом автомата, показывая чужеземцу, чтобы тот шагал вперед, и для большей ясности немного подтолкнул в спину.
Стоявший метрах в сорока от них Омар разглядывал парламентера, едва заметно улыбаясь.
– Ну вот видишь. А ты боялся, что никто не выйдет, – сказал он, не поворачиваясь к находившемуся за спиной Мустафе. – Теперь незачем и люк взрывать.
Одноглазый Мустафа, изучавший затылок своего хозяина, в ответ лишь неопределенно хмыкнул.
– Распорядись, пусть человек пятнадцать подтягиваются к самолету и ждут, – продолжал Омар, – только аккуратно.
Мустафа глухо прорычал в рацию. Через несколько секунд десятка полтора боевиков уже трусцой бежали к трапу. К этому времени к Омару подвели подполковника. Полевой командир, презрительно осклабившись, протянул по-русски:
– Ну, что скажешь, шурави? Попались? – Омар задорно рассмеялся.
«Вот сволочь!» – мысленно выругался военный.
«Шурави» во время советско-афганской войны называли всех, кто прибывал из Союза. Этим словом полевой командир сразу же дал понять, что на этой земле ничего не забыто из недавнего прошлого. И даже невиновным придется отвечать за чужие грехи. Все русские сейчас для него – «шурави».
«Вмазать бы по наглой морде, чтоб не радовался», – подполковник Загорский и вмазал бы, будь он один, не белей за его спиной лайнер с пассажирами.
От нахлынувшего желания даже напряглись мышцы на руках. Но выкинуть такое в данный момент было бы равносильно самоубийству, подполковник слишком ясно это себе представлял. Поэтому, надев маску слегка растерянного безразличия, заговорил:
– Пожалуйста, объясните, что это все значит? Чего вы от нас хотите? В самолете мирные гражданские. Наш самолет совершил вынужденную посадку из-за поломки. Сегодняшняя Россия не воевала с талибаном. Пассажиры и пилоты ни в чем не…
– Виновны… невиновны… – перебил Омар, слушавший русского военного со скукой. – Разберемся сами. Эта территория полностью контролируется моим отрядом. Ни американцы, ни их холуи сюда не сунутся. А сейчас ты вернешься в самолет и сообщишь тем, до кого не дошло, что все арестованы, поэтому должны организованно покинуть борт и делать потом все, что я прикажу. Того, кто попытается сопротивляться, расстреляю на месте без всяких разговоров. Ты меня хорошо понял?
«Да уж, предельно понятно. Расстрел – не блеф. Выбирать не приходится, вариантов два – согласиться или сразу в землю», – подполковник Загорский, предвидевший такой поворот дела, ответил:
– Я все понял. Но мне надо знать, что будет в дальнейшем, чтобы подготовить людей…
– Знать тебе ничего не надо, хватит и того, что ты знаешь. А теперь постарайся, чтобы они тоже все поняли! Когда окончишь, дашь знать, и мы поднимемся на борт, – закончил Омар.
В авиалайнере пассажиры прильнули к иллюминаторам, наблюдая за непродолжительной сценой переговоров. Как часто бывает, сильнее всего мучила неизвестность. И в душе многие надеялись на счастливый исход встречи с прибывшими на аэродром вооруженными боевиками.
Подполковник возвращался к самолету не спеша, единственную задачу, которую он возлагал на переговоры, как ему казалось, выполнил – дать время экипажу связаться с внешним миром. Откуда же ему было знать, что связь так и не наладили – мешали горы. Отчаянные призывы о помощи, посланные в эфир, так и остались никем не услышанными.
Когда Омар и его люди поднялись на борт, то в салонах наступила мертвая тишина. Проходя мимо Ларисы, Омар улыбнулся приторной сладкой улыбкой и коснулся плеча блондинки. Женщина дернулась к окну и пыталась отыскать глазами мужа, но того уже успели вывести в хвост самолета.
– Зря меня боишься, – громко, чтобы его слышали во всем самолете, произнес Омар, – мы воины, с детьми и женщинами не воюем, – а затем наклонился и прошептал пару фраз на ухо блондинке.
Та энергично замотала головой.
– Ну что ж, не хочешь со мной, – пожал плечами Омар, – не надо, останешься здесь. Ты, ты и ты… – показывал он пальцем, – остаетесь в самолете, остальные на выход.
* * *
Российский военный транспортник «Ил-76» уже десять минут как вошел в воздушное пространство Афганистана. Насчет ПВО волноваться не приходилось, американцев об операции предупредили, а местные партизаны радарами обзавестись не успели. На скамьях, примыкающих к бортам транспортника, расположились тридцать десантников. Никто не разговаривал. Тусклые лампочки вдоль бортов, ставшее уже привычным нудное гудение двигателей, напряженные лица десантников… Все, кого отобрал майор Лавров, были опытными бойцами не с одним боевым вылетом за плечами, на них он мог положиться, как на самого себя.
Угнетала неопределенность предстоящей операции. Загрузка в самолет происходила по тревоге, обстановку на месте высадки никто толком не разъяснил да и не мог разъяснить. Известно было немногое – операция будет проходить на территории Афганистана, противник, предположительно, – местные партизаны-талибы. Численность – точно неизвестна, приблизительно от ста двадцати до ста сорока человек, но не придется удивиться, если их окажется значительно больше. Вооружение – в основном стрелковое, замечено несколько единиц бронетехники.
Вот те краткие сведения, которые получил командир группы – майор Лавров, прежде чем оказаться в воздухе. Слишком много было в них неясности, слишком много «предположительно», «возможно» и «неизвестно». Обсуждения задания не было – это не принято. Из полученной инструкции следовало, что прыгать придется «затяжным прыжком», на малой высоте, когда парашют раскрывается в максимально возможной близости от земли. Благодаря этому приему купола парашютов могли «засветиться» только в случае, если возможные наблюдатели окажутся близко от места выброса. После десантирования следовало собраться несколькими небольшими группами и скрытно следовать к аэродрому, занять позиции в пределах его видимости и ожидать приказаний.
Последние сведения космической разведки указывали, что несколько единиц техники начали движение из лагеря боевиков к аэродрому. Но теперь никто не мог сказать точно, что произошло дальше. Радиосвязь с самолетом отсутствовала, а спутник вышел из нужной зоны.
Майор Лавров вышел из кабины пилотов.
– Пять минут до выброса. Всем приготовиться, – скомандовал он.
И гнетущее напряжение моментально спало. Кончилось томительное ожидание, бойцы оказались в привычной для них обстановке, когда не остается времени думать, а нужно действовать. Шорохи, бренчание закрепляемой амуниции. Каждый десантник был вооружен компактным автоматом «Кипарис», бывшим на вооружении элитных спецподразделений, способным стрелять из подствольника не только обычными гранатами, но и светошумовыми «Заря», и нервно-паралитическими «Дурман».
Комбат прошел в хвост самолета, бегло осматривая снаряжение подчиненных. Это входило в обязанности младших офицеров, но майор делал так всегда, и не потому, что не доверял, его бойцам опыта было не занимать. Это было своеобразным напутствием перед десантированием.
Медленно пошла вниз хвостовая аппарель. Ветер ворвался в нутро самолета.
«Две минуты», – отметил майор и почувствовал, как тело охватывает знакомая дрожь.
Он всегда, перед каждым выбросом, волновался, хотя, глядя на него, никто бы не признал этого. Отыскав взглядом фээсбэшника, Лавров едва заметно усмехнулся. Аппарель уже опустилась, за ней, сквозь ночное марево и пыль, угадывалась далекая земля.
Новенький камуфляжный костюм висел на чекисте, как на вешалке. Держа в руках свой чемоданчик, он явно не знал, куда его пристроить. Если бы не глубокие морщины и жесткость во взгляде, его можно было принять за новобранца-переростка. Майор перебрался к нему и закричал на ухо то, что уже с десяток раз повторял во время полета:
