В ют момент, когда сержант ступил на дорожку, ведущую к крыльцу, клубок пробивавшихся в дверь уже почти исчез. Все солдаты успели проскочить. Зазевался один лишь Купер. Магвайр бегом подбежал к крыльцу, перемахнул через ступеньки и рывком схватил его сзади за ремень. Другой рукой он сграбастал солдата за ворот куртки, резко дернул на себя и, подняв в воздух, втащил в таком виде в кубрик.
Мидберри стоял уже там, привалившись к столу для чистки оружия. Магвайр подтащил свою жертву сюда же.
— Если бы у этих скотов, сержант Мидберри, — запыхавшись, сказал он, — была хоть капля ума, так я бы решил, что тут дело все в строевой подготовке. Мол, не любят они ее, вот и все. Но ума-то ведь нет. Значит, и любят — не любят не может быть. В чем же дело? Это же стадо коров, а не солдаты. Китайцы, наверное, и то лучше маршируют, чем это сборище дубин стоеросовых. Главное, эта мразь позволяет воображать, будто бы уже ходить научилась. И не только ходить, но даже повороты в движении выполнять. Представляешь! Ты посмотрел бы, что творилось, когда я им скомандовал: «Левое плечо вперед, марш!» Это же просто уму непостижимо. Сброд какой-то!
В этот момент Магвайр, все еще державший Купера на весу, неожиданно отпустил солдата, и тот с грохотом свалился на пол. Упав, он выронил винтовку, потом схватил ее и стоял на четвереньках, не понимая толком, что происходит.
— А ну, встать! Встать, кусок! Быстро!
Купер вскочил. Винтовку он почему-то поднял на грудь, как по команде «Оружие к осмотру». Костяшки пальцев, державшие оружие, побелели от напряжения, сам он, как мог, вытянулся и замер под взглядом сержанта.
— Ты почему уронил оружие, червяк? Отвечай!
— Сэр, я… я не знаю, сэр! Не могу знать!
— Ишь ты, дерьмо вонючее. Он, видите, ли, еще и не знает. А может быть, ты боялся ушибить свои ручки? Свои беленькие, пухленькие пальчики? Косточки свои нежненькие, костяшечки?
— Так точно, сэр! Наверное, так, сэр!
— Ах, вот как. Ты, значит, так считаешь? Сколько же у тебя этих пальчиков? Сколько, спрашиваю?
— Сэр, у меня десять пальцев…
— Врешь, скотина. У тебя восемь обычных пальцев и два больших. Так?
— Так точно, сэр!
— А сколько у тебя винтовок, червячина вонючая?
— Одна.
— Как ты сказал, мерзавец?!
— Сэр, у меня одна винтовка.
— Вот то-то же. Тут ты чертовски прав, червяк. Чертовски. Так вот запомни: если я еще хоть раз, хоть один самый маленький разочек увижу, что ты, подонок, посмел уронить свою винтовку, я с тобой разделаюсь. Усек?
— Так точно, сэр!
— А тебе хоть капельку известно, как должен действовать морской пехотинец? В тебе же, падаль, ни на грош ничего нет от настоящего солдата. На ломаный грош…
— Так точно, сэр!
— А выглядишь как! Глядеть противно. Ну и видик, пропади я пропадом. Морской пехотой и не пахнет. Даже для армии и то ни к черту не годен. Паршивый сосунок, а не воин. Дитятко желторотое. Тебе это ясно, червяк?
— Так точно, сэр!
— Что тебе ясно, скотина?
— Сэр, мне ясно, что я паршивый сосунок и дитятко желторотое.
— Вот именно.
Мидберри и все солдаты молча наблюдали, как Магвайр медленно обошел вокруг стоявшего навытяжку Купера, затем приблизился к нему в упор и вдруг с силой ткнул его пальцем в живот.
— Да ты ведь вылитый малютка из тех, что подбрасывают честным людям на крыльцо, — осклабился он. — Сам-то как думаешь?
— Так точно, сэр!
— Вот именно, — казалось, что это открытие привело Магвайра в преотличнейшее настроение. — Теперь мне ясно, — гоготал он, — откуда такая мерзость попадает в наш корпус. Ее нам на крыльцо подбрасывают. Какая-то солдатина в юбке схлопотала себе ребеночка на службе, да и решила втихаря от него избавиться. Подброшу, мол, добрым людям. Этакого-то ублюдка. Вот здорово. Ты как считаешь, сержант Мидберри?
Мидберри понравилась эта шутка, он утвердительно кивнул. А Магвайр все больше расходился:
— Ну и ну, — продолжал он паясничать. — Вот так дела. Ничего, видать, не поделаешь, придется усыновить подкидыша. Вы как считаете, скоты? — повернулся он к взводу. — Примем ребеночка во взвод? Усыновим ублюдка, а? Пусть будет у нас вроде полкового козла. Ха-ха-ха!
— Так точно, сэр, — отозвался взвод, подстраиваясь под настроение старшего «эс-ина».
— Но ведь крошку надо кормить. Как быть-то? Что делать, кто знает? А? Ну вот хоть ты, свинья супоросая, — сержантский палец указал на рядового Клейна. — Что скажешь?
— Сэр? — опешил тот, не понимая еще, куда клонит начальство.
— Тебя, болван, спрашивают — справишься с кормлением или нет?
— Сэр, я не понял, что имеет в виду сержант-инструктор…
— Ишь ты, дерьмо, не понял. Да ведь у тебя, жирняка, грудь, как у бабы. Такой пары в городе у шлюх не сыщешь. Это точно. Не скажешь же ты, будто в этаких мешках молока нет. Верно?
— Никак нет, сэр. Ничего нет.
— Вот беда! Прямо тогда не знаю, что и делать. — Магвайр картинно почесал в затылке, затем вызвал из строя командира первого отделения.
Нил сделал три шага вперед, пристукнул каблуками, вытянулся перед штаб-сержантом:
— Сэр, рядовой Нил прибыл по вашему приказанию!
— А ну-ка, парень, бегом в сержантскую и принеси оттуда молочка. Там в холодильнике бутылочка стоит. Быстро!
— Есть, сэр, — солдат бросился выполнять приказание. А Магвайр продолжал ломать комедию:
— Ну разве можно нашего полкового козла, да к тому же еще и новорожденного, подброшенного нам на крыльцо, оставлять без жратвы. Он же, бедненький, с голоду подохнет. А потом эти ведьмы из лиги борьбы против жестокого обращения с животными нам задницы отгрызут. Как считаете, черви?
— Так точно, сэр!
Тем временем Нил вернулся в кубрик. В руках он держал бутылку со сливками.
— Поставь на стол и марш в строй, — приказал сержант.
Вытащив из брючного кармашка небольшой пакетик, он разорвал обертку и вытащил оттуда содержимое — в руках у него шуршала прозрачная пленка презерватива.
— Сержант Мидберри, — повернулся он к помощнику. — Ну-ка, дай мне ножик. Или, может быть, шило. Что есть.
Мидберри протянул брелок с ключами. На позолоченной цепочке болтался крошечный ножичек с перламутровой ручкой. Магвайр взял его, осторожно проткнул в пластике дырку, затем натянул презерватив на горлышко бутылки. Подняв над головой импровизированную соску, он зло засмеялся:
— Ну как, скоты? Теперь наша крошка-подкидыш не умрет с голоду. Мы ее сейчас как следует покормим.
Многие солдаты, забыв о запрете, громко смеялись. Магвайр не обращал внимания на это явное нарушение порядка, был слишком поглощен своей выдумкой. Подойдя к Куперу, он слегка распустил ему поясной ремень и подсунул под него бутылку, соской вверх.
— Теперь, малышка, как захочешь поесть, сразу же за бутылочку. Пососешь маленько, отдохни, потом опять пососешь. Вот и сыт, верно? Сразу веселее станет. Может быть, тогда у тебя, подонок, — он вдруг резко изменил тон, — хоть немного сил прибавится. Чтобы успевать вовремя проскакивать в дверь, протаскивать свою паршивую задницу в казарму. Не так, как в этот раз.
Сержант с нескрываемым отвращением смотрел на солдата. Казалось, он готов был раздавить его, как червяка, растоптать.
— А теперь прочь с глаз моих. П-шел вон, скотина!
— Есть, сэр! — Прижав винтовку к телу, Купер бросился что было мочи к своей койке. Лицо его пылало, бутылка булькала под ремнем.
— Ладно, девочки. — Магвайр прошелся перед строем. — Побаловались и хватит. Теперь быстро за учебники. — Он понаблюдал, как солдаты расселись по рундукам, взяли книги, начали заниматься. Потом вместе с Мидберри вышел из кубрика.
Как только за сержантами закрылась дверь, в кубрике вспыхнуло веселое оживление. Большинство солдат открыто выражали радость, испытывая облегчение от того, что на этот раз не они, а кто-то другой явился очередной жертвой начальника. Так было уже не впервой. Но всего явственнее это проявлялось, когда дело касалось Купера. Считалось, что у этого парня был самый низкий шанс на выживание. Почти все солдаты, подсчитывая свои шансы на прохождение курса начальной подготовки, прежде всего брали в расчет, насколько далеко они ушли от этого неудачника. Именно поэтому, когда Купер в очередной раз становился жертвой начальства, все другие испытывали чувство облегчения — и на этот раз карательный меч упал не на их голову, шансы выжить не поколебались.
Купер в последнее время вообще превратился во взводе в незаменимое средство поддержания морального духа новобранцев. Шло время, нарастали трудности, но, как бы ни было плохо, солдаты думали: раз Купер еще держится, значит, наши шансы тем более не потеряны. Если же он, наконец, не выдержит, тоже не страшно — объявится первостатейный кандидат в те горькие десять процентов отсева, которые статистика заранее уже зачислила в разряд «плавуна» — неизбежного отхода жерновов беспощадной мельницы солдатского обучения.
