В шесть утра Владимир проснулся от топота ног по палубе, шума работающих механизмов, раздававшихся команд. Но молодость спит крепко — он отвернулся к стене, закутался в простыню и спокойно проспал до подъема флага. В восемь сменился с вахты Андрей, и они договорились после завтрака отправиться осматривать Севастополь. Вбежал матрос-вестовой с сообщением, что «с моря турок пришел».
— Так почему же с батарей не стреляют? — спросил Андрей.
— Не могу знать, ваше благородие, должно, заманивают на мины, — ответил сообразительный матрос.
Братья поднялись на палубу, где уже собралось большинство офицеров. «Веста» стояла на суше, вытащенная на специальных тележках по наклонной плоскости слипа. По бортам ее подпирали бревенчатые клети. В море виднелись неясные силуэты четырех чужих кораблей.
— Очень далеко, — определил Чернов, долго рассматривая врага в бинокль, — миль шесть или даже восемь.
— А как далеко простираются минные поля? — спросил Кротков.
— Думаю, тысячи на две с половиной саженей, — ответил младший Перелешин.
— Это в пределах огня корабельной артиллерии и, если они подойдут поближе…
В это время Володя, завладевший биноклем Чернова, увидел, что самый большой из турецких кораблей — трехмачтовый броненосец — вышел из ряда и медленно двинулся ко входу в бухту.
С палубы «Весты» заметили, что у ее соседей по вчерашней стоянке — «Константина», «Владимира», «Ливадии» и у минных катеров из труб повалил дым — поднимали пары.
— Эх, не вовремя мы на берег вылезли! — громко выразил общие чувства младший Перелешин. — Сейчас другие корабли выйдут в море навстречу туркам, а мы сиди тут!
— Не торопитесь, господа, — послышался голос Баранова, присоединившегося к наблюдателям, — наши коллеги не пойдут в море. Береговые батареи живо отгонят турок. Да и весь этот визит не более чем разведка. Его англо-турецкое превосходительство адмирал Гобарт-паша просто желает прощупать наши батареи. А вперед двинулся, должно быть, его флагманский корабль «Ассари-Тевфик».
На батареях пробили тревогу, видно было, как на них изредка вспыхивали солнечные зайчики — на неприятеля наводили дальномеры. Не доходя границы минных заграждений, броненосец остановился. Над его баком взвился белый шар дыма, вытянувшийся потом вверх в виде фестона. Долетел звук выстрела из крупнокалиберного орудия, и далеко на Северной, у Братского кладбища, поднялся дымок разрыва. Батарея у Константиновского форта ответила залпом из 6-дюймовых мортир, но бомбы легли с большим разбросом. Потом прогремел одиночный выстрел, который Чернов по силе звука определил как принадлежащий орудию 11-дюймового калибра. За кормой броненосца возник большой столб воды. Опять над его баком поднялось облачко дыма, и другой снаряд упал на Северной, но уже ближе к батарее. С нее снова громыхнуло, и новый фонтан встал перед носом врага.
— В вилку взяли, — обрадовался Володя, — следующим накроют!
Но, похоже, и Гобарт-паша ясно понял такую возможность. Корабль взял ход и стал отворачивать, третий снаряд с берега упал так близко, что водяной столб обрушился на палубу броненосца. Он поспешно прибавил скорость, вышел из зоны огня и присоединился к отряду. Турки постояли еще немного в бездействии и ушли в сторону мыса Фиолент. Толпы зрителей, собравшиеся на Павловском и Николаевском мысах, на развалинах взорванных батарей, тоже разошлись.
Было около 11 часов, и солнце уже пекло.
Братья Яковлевы решили переправиться через бухту на Графскую пристань и погулять в городе.
Поднимались по широкой лестнице, в основании которой лежали два мраморных льва. Шагая по широким, пологим ступеням, юнкер и прапорщик невольно подтянулись, расправив плечи. Они не могли не знать о блестящих офицерах, проходивших здесь, о знаменитых адмиралах, начиная с Ушакова, спускавшихся по этой лестнице к своим катерам, готовым унести их на мостики боевых кораблей.
Миновав многоколонный, иссеченный осколками портик, они пошли влево по широкой улице, сквозь мостовую которой пробивалась трава. По сторонам стояли разбитые дома.
— Медленно восстанавливается Севастополь, — вздохнул Володя.
— Нет флота — нет и города, — ответил Андрей, — но скоро все изменится. Государь еще в 1871 году объявил, что намерен возродить Черноморский флот. Пока, правда, сделано мало, но эта война уже доказала, что без флота на Черном море России не обойтись.
По длинной каменной лестнице они поднялись на вершину Центрального холма. В стенах домов торчали ядра, от них вниз по белому камню шли ржавые подтеки. Развалины ослепительно сверкали, обмытые двадцатилетними дождями. Вокруг не было ни души, только сильный южный ветер пел среди камней разрушенных стен. Впечатление нереальности окружающего усиливала колоннада античного храма, видневшаяся через развалины. До горизонта за входными мысами расстилалось пустынное море, обрамленное справа и слева желтыми, выжженными берегами. Безмолвно и безлюдно было вокруг, на воде тоже ничего не двигалось, корабли у Графской были скрыты склоном холма, только на Корабельной стороне в эллинге стояла «Веста», и рабочие, как муравьи, суетились вокруг нее.
Андрей продекламировал недавно прочитанные стихи:
Как мертвый исполин, на грудь сложивши руки,Недвижим ты лежишь на мертвых берегах.Безлюдны улицы, обросшие травою,Колонны белые возносятся вдали,Тут — опустелый храм, там — целою грядоюУпавшие дома валяются в пыли.Везде — следы огня… в стене ядро чернеет,Осколки ржавых бомб топчу я под ногой…
— Здорово, — откликнулся Владимир, — кто автор?
— Немирович-Данченко, он был недавно в Севастополе.
— А у Некрасова, мне кажется, лучше:
Там по чугунному помостуИ море под стеной течет.Тащили там людей к погосту,Как мертвых пчел, теряя счет!
— Господи, а сколько здесь народу положили, Андрюша, подумать страшно. И наших и неприятелей. Говорят, тысяч по сто с каждой стороны. Да ведь здесь вокруг все сплошные кладбища, — он обвел рукой горизонт.
Два кладбища хорошо просматривались с их наблюдательного пункта. Оба они были на Северной стороне — одно за Михайловским фортом, другое — Братское, правее, на холме. На его вершине четко выделялась пирамида-памятник с каменным крестом наверху.
— Если завтра не выйдем в море, то обязательно пойдем туда, — сказал Андрей. — А теперь предлагаю пройтись по бульвару.
— Где ты видишь бульвар?
— А вот он, под нами.
Действительно, на уступе холма были видны темно-зеленые купы деревьев. Бульвар показался оазисом среди выжженной солнцем пустыни разрушенного города. Его запорошенные пылью деревья давали скудную тень, посыпанная песком широкая аллея вела в сторону моря. Ее замыкал памятник, окруженный чугунной оградой.
Массивная каменная пирамида возносила к небу чугунный античный корабль с загнутыми кормой и носом, под которым выступал таран.
На постаменте с одной стороны читалось: «Казарскому», с другой — «Потомству в пример». В тени памятника стоял морской офицер, сняв фуражку, он отирал платком пот с высокого белого лба.
— Наш командир, — шепнул Владимир.
Баранов увидел их и приветливо помахал рукой. Прапорщик и юнкер нерешительно подошли, не зная как вести себя с ним во внеслужебной обстановке.
Но капитан-лейтенант держался просто.
— Осматриваете местные достопримечательности, молодые люди? В Севастополе есть что посмотреть. Когда-нибудь здесь поставят много памятников недавней обороне. Но мне, признаться, больше всего хотелось посмотреть на этот.
— Не зря его поставили, — осмелился заметить Владимир, — ведь немыслимый был бой. Маленький бриг и два линейных корабля!
— А ведь «Меркурий» в конечном счете победил, — добавил Андрей, — действительно, невероятное мужество.
— И какая надпись! — продолжал восхищаться памятником Баранов. — «Потомству в пример»! Не правда ли, это прямо нам адресовано, господа? Дай бог, чтобы «Весте» довелось совершить нечто подобное.
Назавтра стало известно, что окраска «Весты» будет окончена только к вечеру, поэтому все были свободны. Андрей и Владимир отправились на Северную сторону.
Яличник был худ, обожжен солнцем и босоног. Он неторопливо наваливался на большие, плохо обструганные весла. Бухта в этом месте была в ширину с версту и простиралась в глубь берега еще верст на шесть. На всем этом огромном пространстве воды точками виднелись несколько яликов.
Владимир смотрел на пустынные бухты и мысленно рисовал на них громады парусников, юркие пароходы, снующие между ними вельботы. Но этот флот безвозвратно сгинул, затоплен. Впрочем, если бы он и сохранился, то все равно его пришлось бы использовать в лучшем случае только как учебные суда, блокшивы или плавучие тюрьмы. Пар, броня и винт вытеснили парусники, и никогда уже они не вернутся.
