Вступив в гардемаринскую каюту, Володя обрел там Мишина, старательно брившего перед зеркалом несуществующие усы и бороду. Он издал вопль восторга и кинулся обнимать товарища, держа в одной руке бритву, в другой — помазок и пачкая его мыльной пеной.
— Откуда ты свалился? — вопрошал Мишин.
— С «Весты», — с важностью ответил Владимир, — только с моря пришли, и сразу — к тебе.
— А где ходили, встречали ли турок? — плохо скрывая зависть, допытывался Мишин.
— Да почти все Черное море обогнули, — Володя подробно рассказал о Севастополе, неудачной атаке на Пендерекли, маршруте похода.
— Повезло тебе, — вздохнул Мишин, — видел Турцию, Румелию… загорел, обветрился. — Он хлопнул Володю по плечу. — А как ваш командир?
— Он…- Володя задумался, вспомнил лицо Баранова в Севастополе, у памятника «Меркурию» и решительно закончил — …хороший человек! Ну а ты как поживаешь, дружище, наверное, совсем «опоповился»?
Мишин рассмеялся:
— Компания здесь приличная, офицеры меня не обижают, только, признаюсь, скучновато. Стоим почти все время в Одессе, ждем нападения с моря. Приказ такой: если подойдет турецкий флот, то двигаться вдоль берега в лиман, на мелководье. Неприятель за нами не сунется — у него осадка большая, а мы, отойдя подальше, будем палить из главного калибра, находясь вне выстрелов. У нас башни сверху не закрыты, и мы можем поднять стволы на сколько захотим.
— Вы все время в Одессе и простояли?
— Нет, выходили на неделю в лиман — были ученья по отражению атаки турецкого флота. Стреляем мы довольно точно и далеко — качка почти не чувствуется, а вот после выстрела начинает крутить. Каждый раз приходится машиной подрабатывать.
Юнкера еще долго беседовали. Говорили о своих временных сослуживцах — офицерах, вспоминали общих знакомых, девушек. Володя вернулся на «Весту» только к ужину. Войдя в кают-компанию, он попал к окончанию разговора о «поповках». Многие офицеры тоже побывали на них. Говорил Перелешин-младший:
— А все-таки, господа, надо отдать должное вице-адмиралу Попову. Ведь никому до него не приходило в голову, что судну, тем более боевому, можно придать иную форму, кроме той, что сложилась веками. По меньшей мере, в остроумии не откажешь.
Опять потянулись дни ожидания. Яковлевы бывали в городе, отправили отцу письмо с описанием своего плавания. Их поразила огромность и великолепие Одессы, обилие прекрасных больших зданий, лестница на Приморский бульвар, длинные, прямые и широкие улицы, по которым фланировала хорошо одетая публика. Прекращение внешней торговли приносило, конечно, большие убытки местным коммерсантам, зато те из них, что смогли заполучить заказы на снабжение армии, неслыханно быстро богатели, если не попадали под суд за чересчур уж явные злоупотребления.
Оживление в городе, и особенно в районе вокзала, куда прибывали поезда с военными грузами, странно контрастировало с тишиной и запустением порта. Пакгаузы стояли закрытыми, замерли у пирсов иностранные пароходы, застигнутые войной.
Но война никак не была к лицу Одессе — городу, созданному для торговли и развлечений. Странно было встречать на ее улицах множество военных, видеть стволы орудий, ощетинивших мирные берега, переживать ежевечерний мрак, в который погружался город в десять часов.
Для Севастополя это было бы естественно, он всегда оставался крепостью и даже разрушенный воспринимался как крепость. Если бы с его берегов не глядели в море жерла пушек, то Володя почувствовал бы, что в общей картине чего-то не хватает. Одессе же это совершенно не шло. Город широко и открыто раскинулся вдоль берега, видимый издали, он гостеприимно приглашал к себе купца или туриста. Сейчас, окруженный батареями и минными полями, он напоминал добродушного негоцианта уже не первой молодости, одновременно жуира и примерного отца семейства, почему-то ставшего своим долгом увешаться всевозможным оружием.
Днем Володя и Андрей, если не были заняты по службе, часами следили, как мальчишки и взрослые в самых живописных костюмах всех степеней изношенности ловили с мола бычков или же шли в купальни у дачи Ланжерона. После десяти их ждало захватывающе интересное, никогда раньше не виданное зрелище лучей прожекторов, освещающих море в районе минных полей. Два длинных белых луча, иногда скрещиваясь, ходили по горизонту. Они выхватывали из тьмы то верхушки волн, то выцветший в их яркости до ослепительной белизны Воронцовский маяк на конце мола. Иногда луч падал на берег, и тогда из полного мрака внезапно появлялись белые призраки домов.
Телеграммы с театра военных действий, которые печатались в «Одесском вестнике», сообщали о победах русских войск. В Армении они осаждали Каре и угрожали Эрзеруму; в Болгарии взяли древнюю столицу страны — Тырново, а 7 июля генерал Гурко захватил горный перевал Шипку, и в руках русских оказались две важнейшие дороги, ведущие через Балканы в Румынию. Балканские горы на этом направлении были самой важной оборонительной линией Оттоманской империи, и выход на перевал означал прорыв турецкой обороны. Но почти одновременно с сообщением об успехах пришла весть о первой серьезной неудаче. Единственный способный полководец турок — Осман-паша, командовавший группой войск у крепости Видин на Дунае, быстро прошел вниз вдоль реки и занял Плевну, угрожая правому флангу наступавших русских войск. Чтобы двигаться дальше, надо было штурмовать этот город, который турки превратили в настоящую крепость.
Не подтянув резервы, не разведав турецкие укрепления, русский главнокомандующий, брат царя, великий князь Николай Николаевич дал приказ немедленно штурмовать Плевну. Атака была предпринята 8 июля и окончилась неудачей.
Известие об этом пришло в Одессу девятого. Все сожалели о потерях, многие осмеливались даже вслух осуждать (но только в кругу надежных людей) распоряжения великого князя. Впрочем, надеялись, что после прибытия резервов Плевна падет. Они не знали, что для этого потребуется правильная осада, три штурма, потеря нескольких десятков тысяч человек и пять месяцев!
9 июля вечером, во время чтения газет и их обсуждения в кают-компании, на борт «Весты» поднялся незнакомый офицер. Отрекомендовавшись вахтенному начальнику адъютантом генерала Семени, он просил проводить его в каюту командира корабля. Пробыл он там недолго, но после его ухода Баранов тотчас потребовал к себе старшего офицера. Когда Перелешин вернулся в кают-компанию, все взоры вопросительно устремились на него.
— Господа, получен приказ главного командира — завтра в четыре часа пополудни выходим в море!
— Куда? Зачем? Одни или в составе эскадры? — посыпались вопросы.
— Одни, но цель плавания содержится в запечатанном пакете, который командир может вскрыть только в море.
В этот день была окончена погрузка угля, Чернов получил несколько запасных приборов к системе аппаратов автоматической стрельбы, и «Веста» могла выйти в море тотчас же. Задержку расценивали так, что за вечер и ночь они должны оказаться возможно дальше от Одессы и возникнуть утром где-то (но где?) у турецких берегов, где их совсем не ждут.
Володя обрадовался:
— Наконец-то, — прошептал он Андрею, — а я думал, что не успею, ведь только пять дней осталось!
Они вышли на палубу, прошли на бак мимо тихо «лясничавших» у кадки с водой матросов, стали у бушприта. Было десять часов, город погрузился в темноту, и сразу же ярко вспыхнули прожектора. Андрей и Владимир долго стояли, опершись о леера, провожая взглядом завораживающее движение лучей во мгле.
— Где-то мы будем завтра в этот час? — произнес Андрей.
Глава восьмая. Бой
День 10 июля тянулся невозможно долго. Пополнив запасы провизии и воды, экипаж ждал отплытия.
Баранов распорядился, чтобы на берег никого не пускали, во избежание опозданий. Над Одессой медленно плыл знойный день. Ослепительно сверкали стены домов и сонные воды гавани, к металлическим леерам было больно прикоснуться — так они раскалились.
Наконец в два часа отдали приказ поднимать пары — в зевы топок полетел уголь, загудели котлы, из труб повалил дым. Ровно в четыре «Веста» отдала швартовы, без лишнего шума отвалила от пирса и двинулась к выходу из гавани.
Через час, когда, следуя на юго-запад, «Веста» удалилась от Одессы миль на десять, Баранов пригласил к себе в каюту Перелешина-старшего. Тот вышел из кают-компании, бросив значительный взгляд на собравшихся там офицеров.
Через четверть часа старший офицер вернулся.
— Господа, — объявил он, — «Веста» направлена в самостоятельное крейсерство вдоль Румелийского и Анатолийского берегов сроком на пять дней. К приказу приложен подробный маршрут с планом. Сейчас идем к Кюстенджи, на вид города должны прибыть утром. Приказано захватывать коммерческие и небронированные суда неприятеля, избегая, как всегда, встречи с броненосцами. Господин подполковник, — продолжал он, обращаясь к Чернову, — командир корабля просил вас немедля зарядить орудия.
