Перед заходом солнца — это были лучшие часы — Максим усаживался на остывающих камнях, смотрел на воду, молчал или лениво переговаривался со случайными собеседниками. Он привык к этим долгим сидениям и тихим разговорам. Были еще самолеты. Они появлялись в один и тот же час, выполняли последний разворот и в розовой закатной пыли шли на посадку, огромные, с выпущенными шасси и закрылками, в блеске всех своих стекол — диковинные машины из фантастических романов, читанных в детстве.
В этот вечер все сидели на камнях, как обычно, и болтали. Речь шла об Атлантиде. «Сейчас, — с Тихим ликованием подумал Максим, — сейчас…» В институте он любил поговорить о погибших цивилизациях, хеттах, индейцах майя, космических реминисценциях в библии. Одних это раздражало, другие, напротив, находили, что серьезность, с какой Максим рассказывает байки, придает ему мальчишеское обаяние.
Он начал издалека, с китайцев, некогда открывших за океаном обширную землю Фу-Сан, потом в дело был пущен Платон, и вот уже Атлантида вставала из вод — колыбель человечества, мать цивилизаций. Красок он не пожалел. Не переводя дыхания, Максим поведал о Лемурии, затонувшем тихоокеанском континенте. Дальше — больше. Речь шла уже про остров Пасхи и само собой — про Кон-Тики.
Наступило нервное оживление: Кон-Тики, Аку-Аку, Тур Хейердал… Тут у каждого было что сказать. Все рвались в бой. Но Максим неожиданно оставил позиции: Атлантиды как бы и не было, а была легенда, сказка, миф, Платонова выдумка. Перед слушателями открылась потрясающая картина словесных потасовок между этнографами и археологами.
Максим почувствовал на себе чей-то взгляд. Он повернул голову и на расстоянии вытянутой руки увидел женское лицо. Выражение откровенного интереса, любопытства и вместе с тем осуждения было написано на нем. Женщина не отвела глаза, даже не сделала попытки отвести — спокойный, внимательный взгляд… Максим достал сигарету, закурил и продолжал говорить, но теперь главным было то, что рядом, обхватив колени руками, сидит молодая женщина, и он чувствовал на себе ее взгляд.
3Максим лежал, завернувшись в простыню, и пытался заснуть. Верещали в листве цикады, из открытых дверей клуба долетали обрывки фраз — шел фильм. Максим долго лежал в темноте с открытыми глазами, пока вдруг не понял, что думает о ней. Он зажег свет и достал из-под кровати большую оплетенную бутыль. Она была пуста. Максим сунул ноги в шлепанцы и спустился во двор. В пристройке, где жил хозяин, горел свет.
— Прости, Андрон. Ты не спишь?
Хозяин медленно поднялся с топчана, вздохнул.
— Смотрю, у тебя света нет. В кино, думаю, подался. Завтра ведь рано вставать… Вина тебе, что ли?
Максим принес бутыль в комнату, налил стакан холодной «изабеллы» и начал одеваться.
Сеанс уже закончился, но люди не спешили расходиться, стояли под платанами, переговаривались, слышался смех. Максим медленно брел, размышляя о завтрашней рыбалке, и тут увидел ее.
«Вот оно, — подумал Максим. — На ловца и зверь…» Чувство внезапной, удивившей его радости мгновенно сменилось скукой. Но он подошел.
— Добрый вечер, — сказал он с привычной бодростью. — Я вас запомнил. Вы мне всю обедню сегодня испортили.
— А я думала, вы натешились вволю.
— Ничуть. Пришлось скомкать монолог. Охота пропала, знаете… Строгий вы человек.
— Нет. То есть не в этом дело. Просто жаль стало мальчишек, тех двух школьников. — Она произносила слова с приятным распевом, чуть нажимая на «о». — Заметили, как они сникли? Во все глаза глядели на вас, а потом сникли… Вы их разочаровали. Им так хотелось верить в Атлантиду.
— А-а… Пустяки. Они уже все забыли. Вы давно здесь? На море, я имею в виду.
— Полмесяца. Ужасно мне не повезло. Всю неделю до вас шли дожди.
— До меня?
— Ну да. Я видела, как вы приехали. Мы ведь рядом живем.
Они свернули в узенькую улочку. Женщина шла уверенно и легко, не замедляя шага. В темноте смутно белели ее руки, мягкая линия плеч и высокая шея. Максим спешил следом с неприятным напряжением, затаив дыхание и ожидая с минуты на минуту, что вот на дороге окажется камень, поваленное дерево или, не дай бог, заброшенный колодец. И еще он испытывал стыд, может, потому, что все это — молча идти за женщиной в темноте, ждать, надеяться — тоже было знакомо.
— Где мы? — спросил он, — что-то я не разберу.
— Дома. Андрон живет неподалеку, третий дом за углом.
— Вы и Андрона знаете?
— Его здесь все знают: лучшее вино.
— Послушайте, Андрон завтра собирается на ловлю форели. В двух часах ходьбы отсюда у него есть заповедная речушка. Идемте с нами.
— Форель… — она тихо рассмеялась. — Я о ней только в книжках читала.
— Вот и хорошо. Новичкам везет. Договорились, значит? В пять утра я зайду за вами. — Максим назвал себя.
— Дина, — сказала она, протягивая руку.
«Дина, — думал он, шагая в темноте. — Теперь и имен-то таких вроде нет. Дина… Так, кажется, звали у Толстого одну татарочку. Верно. Жилин и Костылин. Служили на Кавказе два офицера».
4Черепичные крыши селения исчезли за фруктовыми деревьями. Солнце уже заметно припекало, вдоль дороги тянулись кукурузные поля, виноградники, потом пошли горы. Андрон с сыном остановились.
— Здесь, что ли? — спросил Максим. Он посмотрел на часы. — Мы свое, вроде, отмахали.
Он огляделся. Горы, густо поросшие дубняком и ольхой, словно дымились. Река тут была мутной. Сквозь ил и песок лишь изредка проглядывало устланное пестрой галькой дно.
— Малость поднимемся, — сказал Андрон. — Тогда и начнем.
По мере того как они продвигались вверх по течению, река светлела, и наконец Максим увидел первых форелей — двух серебристых рыб с пятнистыми спинами. Они висели в воде неподвижно, точно елочные украшения.
Максим достал из чехла снасть, проверил крепления удилища, снял лесу с катушки, туго натянул ее, осмотрел крючок и насадил наживку. Он давно не был на рыбалке, но пальцы, руководствуясь каким-то полузабытым опытом, двигались уверенно и легко.
— Что же вы прибеднялись, — сказала Дина. — Вон у вас как все ловко получается.
— То ли еще будет, — небрежно ответил Максим. Ему вдруг сделалось весело.
Он медленно брел мелководьем, ведя лесу против течения. Не прошло и пяти минут, как леса натянулась. Волнуясь, Максим начал выбирать ее. Удилище ходило в руках: рыба была крупной. Осторожно сняв форель с крючка, он протянул ее Дине.
— Вот и вся премудрость. Делай с нами, делай как мы, делай лучше нас.
Он почти кричал. Холодные светлые струи хлестали через пороги, и над водой стоял шум. Скоро форель перестала брать.
