Селеста протянула руку, коснулась его лица. Ладонь была теплой в сравнении со щекой, и рука дрожала не от страха, а от удовольствия, которое доставило Селесте это прикосновение. Разницу эту Джой смог почувствовать только потому, что вновь стал молодым и без труда распознавал флюиды, идущие от девушки.
– Определенно не сорок, – подтвердила она.
На радио Линда Ронсштадт запела песню, давшую название ее новому альбому: "Сердце, как рулевое колесо".
– Двадцать лет, – повторил Джой, и на глаза навернулись слезы благодарности той силе, которая чудесным образом перенесла его в это время и в это место.
Ему не просто дали второй шанс. Предоставили возможность начать все сначала.
– И теперь от меня требуется одно – все сделать правильно, – прошептал он. – Но как узнать, что именно я должен сделать?
Дождь лупил, лупил, лупил по "Мустангу" с яростью барабанщиков Судного дня.
Рука Селесты отбросила мокрую прядь волос с его лба.
– Твоя очередь.
– Что?
– Я сказала тебе, какой сейчас год. Теперь ты должен все объяснить.
– С чего мне начать? Как мне... убедить тебя?
– Я поверю, – просто и коротко ответила она.
– В одном я уверен: я не знаю, что должен сделать, что изменить, ради чего меня перенесли сюда, но все замыкается на тебе. Ты – сердцевина, ты – причина того, что я получил надежду на новую жизнь, и любое мое будущее связано с тобой.
Пока он говорил, ее рука отдернулась от него. Теперь Селеста прижимала ее к сердцу.
У девушки, похоже, перехватило дыхание, так что заговорила она не сразу.
– Ты на мгновение стал другим, незнакомым... но мне это начинает нравиться.
– Позволь взглянуть на твою руку.
Она оторвала правую руку от сердца, протянула к нему ладонью верх.
Лампочка под потолком горела, но в тусклом свете он не смог как следует разглядеть ладонь.
– Дай фонарик.
Селеста выполнила просьбу.
Он включил его, всмотрелся в обе ладони. Когда он видел их в последний раз, стигматы затягивались. Теперь вновь открылись, и из них текла кровь.
– Что ты видишь, Джой? – спросила Селеста, увидев на его лице вернувшийся страх.
– Дыры от гвоздей.
– Там ничего нет.
– Сочащиеся кровью.
– На моих руках ничего нет.
– Тебе не дано их видеть, но ты должна верить.
Осторожно он коснулся ее ладони. Когда поднял палец, подушечка блестела от ее крови.
– Я вижу. Чувствую. Для меня все это – пугающая реальность.
Посмотрев на Селесту, Джой увидел, что ее широко раскрытые глаза не отрываются от пятна крови на подушечке пальца. Губы разошлись, образовав овал изумления.
– Ты... ты, должно быть, порезался.
– Так ты видишь?
– На твоем пальце, – подтвердила она с дрожью в голосе.
– А на своей руке?
Она покачала головой.
– На моих руках ничего нет.
Он прикоснулся к ее ладони вторым пальцем. И на нем появилось кровавое пятнышко.
– Я вижу, – ее голос дрожал. – На двух пальцах.
Произошло пресуществление. Воображаемая кровь на ее руке трансформировалась, благодаря его прикосновению и, разумеется, какому-то чуду, в реальную.
Селеста провела пальцами левой руки по ладони правой, но крови не появилось.
По радио Джим Кроус, еще не погибший в авиакатастрофе, пел "Время в бутылке".
– Наверное, ты не можешь видеть собственную судьбу, глядя на себя, – предположил Джой. – Кто из нас может? Но как-то... через меня... через мое прикосновение, тебе... ну, не знаю... дают знак.
Он мягко приложил к ладони Селесты третий палец, и его подушечка тоже окрасилась кровью.
– Знак, – повторила она, до конца не осознавая, что происходит.
– Так что ты мне поверишь. Этот знак нужен, чтобы ты мне поверила. Потому что, если ты мне не поверишь, я, возможно, не смогу тебе помочь. А если я не смогу помочь тебе, то не помогу и себе.
– Твое прикосновение, – прошептала она, беря его левую руку в свои. – Твое прикосновение, – она встретилась с ним взглядом. – Джой... что со мной случится... что случилось бы со мной, если бы ты не приехал?
– Тебя бы изнасиловали, – с абсолютной убежденностью ответил он, пусть и не понимал, откуда ему это известно. – Насиловали. Били. Мучили. В конце концов убили.
– Мужчина в другом автомобиле, – она всматривалась в черную дорогу. Дрожал уже не только голос, но и все тело.
– Думаю, да, – ответил Джой. – Думаю... он это проделывал и раньше. Блондинка, завернутая в прозрачную пленку.
– Я боюсь.
– У нас есть шанс.
– Ты еще не объяснил. Не рассказал. Насчет "Шеви", на котором ты вроде бы приехал... насчет того, что тебе сорок лет...
Селеста отпустила его руку, измазанную ее кровью. Джой вытер кровь о джинсы. Направил луч фонаря на ладони.
– Раны становятся больше. Судьба, грозящая тебе участь... как ни назови, вероятность того, что тебе не удастся ее избежать, растет.
– Он возвращается?
– Не знаю. Возможно. Почему-то... когда мы едем, то находимся в большей безопасности. Раны закрываются, затягиваются. Пока мы едем, что-то может перемениться, остается надежда.
Джой выключил фонарь, отдал девушке. Отпустил ручник, выехал на Коул-Вэлью-роуд.
– Может, нам не стоит ехать следом за ним? – спросила Селеста. – Может, нам лучше вернуться на шоссе, поехать в Ашервиль или куда-то еще, куда угодно, лишь бы от него подальше.
– Я думаю, для нас это будет конец. Если мы убежим... если свернем не на ту дорогу, как уже сворачивал я... мы не увидим милосердия небес.
– Может, нам надо обратиться за помощью?
– Кто нам поверит?
– Если они увидят... мои руки. Кровь на твоих пальцах после того, как ты прикоснешься ко мне.
– Я так не думаю. Нас только двое. Ты и я. Только мы против всего.
– Всего, – повторила она.
– Против этого мужчины, против участи, которая ждала бы тебя, не поверни я на Коул-Велью-роуд, участи, которой тебе не удалось избежать в другую ночь, когда я дальше поехал по шоссе. Ты и я против времени, будущего, всего, что с этим связано. И это все сейчас накатывает на нас, как лавина.
– Но что мы можем сделать?
– Я не знаю. Найти его? Противостоять ему? Мы должны действовать по обстоятельствам... делать то, что нам кажется правильным в каждый конкретный момент, минуту за минутой, час за часом.
– И как долго мы должны... все делать правильно, что бы это ни было, чтобы эти изменения стали постоянными?
– Не знаю. Может, до рассвета. Все, что случилось в ту ночь, произошло под покровом темноты. Может, от меня требуется только одно – не дать тебе умереть, и если мы сохраним тебе жизнь, если доживем до рассвета, тогда все изменится навеки.
Колеса катились по лужам, летевшие в обе стороны брызги напоминали крылья ангелов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
