— Я буду осторожен, как самый замшелый параноик. — Я улыбнулся во все свои тридцать два зуба, хотя, конечно, их, этих самых зубов, было уже гораздо меньше к моим тридцати. — Я обещаю, покопаюсь в развалинах и сразу домой, и сразу к тебе!
— К нам, — поправила он меня, — давай, беги уже, а то расплачусь. — Она действительно надула губы, задрожал подбородок, это были первые предвестники слез. — За мной тут мама с папой присмотрят, пока тебя не будет, все будет хорошо, главное, чтобы у тебя было все в порядке.
— У меня будет все отлично! — заверил я ее.
…Теперь я понимал, что у меня уже совсем не все в порядке, предболезненное ощущение не отпускало меня, и я прекрасно знал, насколько опасно болеть в этих местах. Логика подсказывала мне собирать вещички и дуть домой на всех парах, пока меня совсем не свалило с ног, однако что-то держало меня в этом месте. Мне даже сложно сказать, моя ли это воля. Я знаю, это похоже на бред человека, у которого подскочила температура, но моя ли воля держала меня тут? Отрыв от цивилизации сказывался на сознании, и я уже был готов поверить в те сказки, что описываются в желтой прессе. Мистика, фантастика, думаю, это все-таки моя болезнь, грипп или, скорее всего, простуда, надо уповать на то, что лекарство, проглоченное мной с утра, поможет мне справиться с ней и провести в этом городе еще пару-тройку дней, а потом отправиться домой. Я нашел склад с продуктами, в этом мне повезло. Я мог прожить в Еже еще месяц или два, пока не докопаюсь до истины, но на Большой Земле меня ждала беременная жена, и я всей душой стремился именно к ней, на другой чаше весов было мое любопытство. Сегодня мысли путаются, пожалуй, буду описывать голые факты того дня.
…Я вышел на улицу и взглянул в кристально чистое небо. Тайга была полна звуками природы, дикими и первозданными, воздух наполнял мои легкие, и я с каждой секундой чувствовал, что мне становится легче жить в этом гиблом месте. Все отошло на второй план, все дурные мысли, я отстранился от них, меня ждала водонапорная станция, и я уверенно направился прямо к ней.
Станция представляла из себя небольшое здание, стоящее на берегу искусственного водохранилища, белая штукатурка местами осыпалась с его фасада, обнажая красный кирпич. Деревянная дверь, окрашенная в небесно-голубой цвет, была открыта настежь, являя миру темное нутро. Я поднялся на небольшое крылечко и остановился у входа, не знаю почему, но заходить внутрь совсем не хотелось. Я видел большой насос, стоящий в центре зала, на первый взгляд он был вполне работоспособным. Солнце, поднявшееся высоко в небо, неуверенно проникало внутрь машинного зала, освещая кусок бетонного пола, его лучи приятно грели спину сквозь легкую куртку, которую я накинул на себя утром.
Я достал из кармана пачку сигарет, повертел ее в руках и, передумав курить, сунул ее назад. Первый шаг дался мне нелегко, будто тьма, обволакивающая зал, была осязаема и не хотела пускать меня внутрь. Инстинктивно я перехватил поудобнее карабин, и большой палец скользнул к предохранителю. Это было, скорее, инстинктивное движение, нежели осознанное. Что заставляло сталкера тащиться в давно заброшенные места, копаться среди металлолома, ломать ноги и руки, погибать, наконец? Это минуты, а иногда и секунды ни с чем несравнимого удовольствия, люди прыгают с парашютами, ползают по горам и находят в этом свое удовольствие, именно в этот момент, находясь в темном машинном зале, я испытывал то, что сделало меня сталкером. Моя болезнь отошла на второй план, я будто находился на каких-то древних раскопках, ища тайны прошлого. Я двинулся в глубь зала, обходя вокруг насос, который возвышался в самом его центре. Чуть правее я заметил небольшую деревянную будку с остеклением, также выкрашенную в голубой цвет, видимо, оттуда осуществлялось управление этим агрегатом. Я мало понимал в устройстве водонапорных станций, подающих воду в города, мало того, впервые присутствовал на подобном объекте. Мои шаркающие шаги эхом отражались от стен, замирая где-то под потолком, который находился метрах в трех над моей головой. Окон в этом здании не было, пришлось включить фонарь, луч которого уверенно скользил передо мной.
Я почти полностью обошел насос вокруг, когда яркое пятно искусственного света выхватило из темноты лежащий на бетонном полу лом, это был старый обычный лом, которым, очевидно, привели в негодность тот самый насос, рядом с которым я стоял. Следы варварского насилия над техникой, нанесенные с помощью древнейшего инструмента, были отчетливо видны на корпусе насоса. Пара точных ударов приходилась по какой-то емкости, судя по всему, в ней было масло, смазывающее механизм, черные подтеки скользили по металлу, растекаясь аморфным пятном по полу. Еще несколько дыр я заметил в панели управления, кто-то потрудился на славу, приводя в негодность единственный насос, питающий город водой. Кому и зачем это понадобилось?
Я закончил свой обход, помимо тех повреждений, что я увидел, присутствовали и другие, которые я не заметил с самого начала. Рано было делать какие-либо выводы, и я направился к маленькой будке, которую заметил раньше. Здесь меня ожидал настоящий сюрприз, но сюрприз, прямо скажем, не в лучшей интерпретации этого слова. Помимо развороченного пульта, битой посуды, оборванных кабелей, на полу в будке лежал труп. Вернее, это были останки человека, в виде отполированного до блеска скелета. Почему-то в голову полезли воспоминания об уроке анатомии, когда биологичка выкатила из шкафа скелет, такой же белый и глупо ухмыляющийся своими обнаженными челюстями. Я знал, что это был муляж, не настоящий скелет, и все же как-то в тот момент стало жутко. Я смотрел, как она его бережно катит в центр класса, придерживая за предплечье, руки и ноги у него болтались из стороны в сторону, имитируя какую-то адскую пляску. В окно класса светило яркое солнце, впереди были летние каникулы, и внутренне я уже отдыхал на берегу водоема, греясь под его ласковыми лучами. Все говорило в тот момент о бурной жизни, и ничто не напоминало о смерти, кроме этого белого уродца, насаженного на металлический каркас. Глядя на скелет, лежащий на сером холодном бетонном полу, я вспоминал не только тот день, но и ощущения, что будоражили мое нутро. Я стоял минут пять не шевелясь, честно говоря, я растерялся, я часто встречался с призраками тех мест, что посещал, призраками, которые рождались только в моем богатом воображении, но никогда еще я не сталкивался с настоящим олицетворением смерти, что посетила те или иные места. В этом смысле Еж был для меня открытием.
Я приставил карабин к стене и присел на корточки рядом с трупом, мой взгляд пытливо скользил по костям, в этот момент я не испытывал ужаса или страха, скорее, наоборот, я испытывал восторг, связанный с моей новой находкой, и я хотел выяснить, от чего умер этот бедолага. На первый взгляд все кости были целы, скелет походил на тот самый образец в кабинете биологии, по крайней мере, я почти с уверенностью мог сказать, что причиной смерти послужил несильный удар, который мог сломать кость, или неогнестрельное ранение, хотя и до медика мне было далеко. Я еще раз, не вставая, окинул взглядом комнатушку — вся техника была переломана. Старая, покрытая пылью чашка валялась в углу, какие-то коробки громоздились вдоль стен, кусок веревки с петлей лежал рядом с перевернутой табуреткой. Я встал и посмотрел наверх. Так и есть: очевидно, тот, кто лежал у моих ног, повесился, второй кусок веревки красовался под потолком. Труп либо срезали позже, либо веревку перегрыз какой-то мелкий грызун или она сама разорвалась от старости. Я осмотрел кончик той веревки, что лежала на полу, собственно, любой из вариантов мог иметь место, да и это не имело особого значения, по крайней мере, сейчас. Остатки одежды, лежащие под костями, говорили о том, что этот человек был служащим водоканала, то есть именно он присматривал за водонапорной станцией, возможно, именно он переломал тут все, а затем вздернулся в своей будке на радостях. Это, конечно, не было истиной, но вполне могло быть правдой. Что побудило его оставить город без питьевой воды, сказать сложно, но, думаю, причины были весьма серьезными. Что заставило влезть его в петлю? Думаю, все те же причины, возможно, рожденные воспаленным сознанием буйнопомешанного, мужик мог просто съехать с катушек и послать все к чертовой матери. Скорее всего, я никогда не узнаю, что именно им двигало, а может, и не им вовсе. Может, он пришел с утра на работу, увидел здесь жуткий раздрай, учиненный хулиганами, его тонкая душа непризнанного поэта этого не выдержала, и он покончил жизнь самоубийством, накатав пару строк на бумаге, которая к моему приходу истлела. Но было здесь еще кое-что. То, что заставляло мысли в голове лихорадочно шевелиться. Поначалу я не заметил ничего необычного, но спустя несколько минут факты в моем подсознании увязались в единую цельную картину, но при этом упорно не хотели состыковываться.
