Через двадцать минут мы выехали на финишную прямую — Кутузовский проспект. Всё было хорошо: Билл рассказывал о Магдебурге, и о том, как сильно отличается его родной город от моего, как он любит все эти огни больших городов и как хотел бы жить вот в таком же прекрасном ярком месте, пока в какой-то момент его рука, сопровождаемая изощренным ругательством, резко не дернулась к радио и не вырубила его. Я удивленно отвлеклась от дороги, вопросительно уставившись на парня. Билл скрестил руки на груди и каким-то непонятным мне образом переплел ноги.
— Ненавижу! — буркнул под нос.
— Что такое? Ты не любишь этого исполнителя?
— Почему? Я просто уже не могу слышать эту песню. Меня от нее тошнит. Каждый день одно и то же. Не хочу. Даже слышать ничего не хочу из нашего репертуара.
— Вашего? Это ты пел?
— А ты не слышала ее на концерте?
Я промычала что-то нечленораздельное, сильно покраснев. Чего-то да, ступила как-то…
— Классная, — тут же соврала я, потому что на самом деле даже не успела понять, что за мелодия начала звучать из динамиков. — Мне очень нравится.
Билл сидел напряженно, безразлично уставившись в сторону, поджав губы. Вся работа насмарку из-за дурацкой песни! Надо его тормошить, иначе я тут свихнусь через пару часов.
— Три года одно и то же почти каждый день! — вдруг процедил он раздраженно. — Иногда не по одному разу. Одни и те же песни, одни и те же слова, одни и те же жесты, улыбки, позы. Три шага вверх до Густава. Встать к нему передом, к залу задом и поднять правую руку вверх, а левой указать на Тома. Игривый взгляд, черт побери, обязателен! Десять шагов бегом до Тома и спина к спине. Двадцать шагов и наклониться в зал около Георга. Балкон. Трибуны. Визжащий партер. Ужасные, потные, обезумевшие лица сливающиеся в одну безликую массу. Руки. Лес рук. Они тянутся. Дай им волю и они сдернут меня в толпу, разорвут на части. — Он неприятно усмехнулся: — На сувениры…
— Ну, я смотрела, конечно же, не только концерт, и тоже сильно обалдела от увиденного, — очень аккуратно и вкрадчиво начала я. — Не ожидала, что такое вообще возможно… Еще вчера я ничего не знала о твоей группе, а сегодня после концерта хочу купить диск. Все диски, какие есть! Мне понравилось, что зал взорвался с первых же аккордов. Мне понравилось, что ты был таким искренним. А еще… Знаешь, когда я сидела за сценой, включили свет, чтобы ты мог видеть зал, и я увидела твои глаза на большом экране. Ты был счастлив в тот момент. Тридцать тысяч человек стояли на ушах, орали, визжали, махали руками… И ты был счастлив. Искорки… Не знаю, понимаешь ли ты, о чем я говорю… В твоих глазах были искорки. Ты сам был искоркой… Мне ведь это не показалось?
Он улыбнулся. Очень мягко и ласково. Немного устало, но я вновь увидела те искорки в глазах.
— Да, я был счастлив. Ты себе не представляешь, каково это — видеть, что ради тебя пришло столько народу. Не десятки, не сотни, а десятки тысяч! Они подпевают… Этот акцент… Он такой необычный, такой непередаваемый… Для меня нет ничего слаще, когда зал поет со мной. Они поют на моем родном языке! Понимаешь? Все! Французы, поляки, русские, чехи, венгры, финны, голландцы, датчане! Все! Они не знают языка, но поют мои песни. И глаза! Просто представь, — он развел руками, как заправский шаман, изображающий огромное озеро. — Я вижу первые несколько рядов более менее хорошо. Там девчонки. И у всех горят глаза! Я вижу в них драйв! Я вижу в них счастье! И они делятся этим со мной! Они словно посылают мне энергию… Я счастлив… Мурашки по спине… Я так боюсь начала концерта. Ноги ватные… Главное сделать первый шаг, заставить себя выйти на сцену и открыть рот. Том, он начинает первым. Ему труднее всего. Как сейчас все пойдет? Что случится? Овации? Камни? Всё на нем. Потом остальные вступают. А мне… Я придумал, как сделать, чтобы перебороть себя. Надо выйти на сцену, как в воду, — бегом. И я начинаю петь еще за кулисами, а потом… Потом мне уже некуда деваться, хватит прятаться. Первая песня еще страшно, а на второй я вижу глаза девчонок и обо всем забываю. Я пою для них. Для каждой в отдельности. Почти каждый концерт особенный. Девчонки что-то придумывают, что-то делают. Вот в этот раз… — Билл восторженно посмотрел на меня, и я вздохнула с облегчением: есть искорка, неправду он мне только что говорил, устал видимо. — Вот в этот раз я открыл глаза на песне, а зал полон воздушных пузырей! Боже! Это так красиво! Так… Так… Мне было чертовски приятно! Извини, я, наверное, сильно устал, вот и раздражаюсь на все, что не попадя.
— Это не страшно. Мы ведь договорились, что сегодня ночью не существует мега рок-звезды и фронтмена группы Tokio Hotel Билла Каулитца. Зато есть просто Билл, который может быть самим собой и ничего не опасаться, да?
Он с готовностью кивнул.
— Давай обсудим нашу программу твоего выгула. Итак, хочу, чтобы ты сегодня был самим собой. Хочу сделать так, чтобы ты просто отдохнул от всех. Вот что тебе в голову придет, то и будем делать, договорились? Я твой язык и путеводная нить. Сейчас мы заедем ко мне домой, я переоденусь, возьмем мотоцикл и поедем кататься по Москве. Потом предлагаю поехать в ночной клуб. Вариантов два. Первый — это самый крутой и пафосный на сегодняшний день клуб в Москве. Там собирается вся местная богема. Будем пить и танцевать, или просто сидеть в сторонке и наблюдать за происходящим. Второй вариант с точностью до наоборот. Место там тихое, уютное, развлекательное. Можно будет поиграть в боулинг, бильярд, q-zar, полно игровых автоматов, можно выпить и потанцевать. Публика и там, и там, вполне достойная, фанатье к тебя приставать не будет. Надоест — будем развлекаться дальше. Надоест развлекаться, отвезу тебя в гостиницу.
— План, конечно, так себе, но… — протянул он, скривившись.
Я даже не нашлась, что ответить. Парень меняет маски на раз-два! Только что он был классным мальчишкой, ради которого мне хотелось свернуть горы. И неожиданно вновь превратился в гнусную брюзгу, которой ничего не нравится. С чего бы это? Почему? Отчего он не может быть самим собой? К чему все эти кривления губ, хмурые складки на лбу? Мы же договорились… Ничего не понимаю… Черт! Вот зачем я вляпалась в эту авантюру? Сейчас эта зануда падет смертью храбрых. Интересно, мне много дадут за убийство в состоянии аффекта?
— Что-то не так? — участливо спросила я. — Ты чего-то боишься?
— Всё хорошо, — тут же нервно отозвался он.
— Билл, ничего с тобой не случится, обещаю. Хочешь, вернемся обратно или позовем с собой Тома?
— Нет. Мне нравится твоя затея. Просто, пойми, я так привык к круглосуточной охране, что сейчас чувствую себя не совсем… уверенно что ли… Я даже в сортир хожу в сопровождении Саки. — Я хихикнула, зажав рот ладонью. Он не обратил на это внимания, страдальчески продолжил: — Да еще страна чужая. Про Россию столько всего говорят… нехорошего.
