Говоря, что занял его один, я имел в виду себя, мою мартышку и моего попугая.
От Руана до Пуаси я добрался по железной дороге, а от Пуаси до виллы Медичи — в двухместной берлине, которую нанял в столице графства короля Людовика Святого.
XIV
КАКИМ ОБРАЗОМ Я УЗНАЛ, ЧТО ПОПУГАИ РАЗМНОЖАЮТСЯ И ВО ФРАНЦИИ
Мне нет необходимости говорить вам, что мадемуазель Дегарсен и Бюва еще не были так окрещены, поскольку я привык давать имена, прозвища и клички моим сотрапезникам, основываясь на их достоинствах или на физических и нравственных увечьях.
Они назывались просто «мартышка» и «ара».
— Скорее, скорее, Мишель! — сказал я, входя. — Вот вам клиенты.
Прибежавший Мишель принял из моих рук клетку мартышки и садок попугая, откуда его хвост торчал словно наконечник копья.
Я заменил на садок, заплатив за него три франка, жердочку, которая обошлась мне в двадцать су.
— Смотри-ка, — произнес Мишель. — Это самка сенегальской мартышки — cercopithecus saboea.
Я взглянул на Мишеля с глубочайшим изумлением.
— Что это вы сейчас сказали, Мишель?
— Cercopithecus saboea.
— Так вы знаете латынь, Мишель? Тогда вам бы надо поучить меня на досуге.
— Латыни я не знаю, но знаю свой «Словарь естественной истории».
— Ах, черт возьми! А это животное вы тоже знаете? — спросил я, вытащив попугая из его садка.
— Это? — сказал Мишель. — Еще бы мне его не знать! Это голубой ара — macrocercus ararauna. Ах, сударь, почему же вы не привезли самку вместе с самцом?
— Чего ради, Мишель, раз попугаи во Франции не размножаются?
— Вот в этом вы как раз ошибаетесь, — возразил он.
— Как, голубой ара размножается во Франции?
— Да, сударь, во Франции.
— На юге, может быть?
— Нет, сударь, для этого нет необходимости быть на юге.
— Тогда где же?
— В Кане, сударь.
— Что? В Кане?
— В Кане, в Кане, в Кане!
— Я не знал, что Кан расположен на такой широте, где попугаи способны размножаться. Сходите, Мишель, принесите мне Буйе.
Мишель принес мне словарь.
— «Каде де Гассикур» — не то… «Кадуцей» — не то… «Как» — совсем не то… «Кан»…
— Сейчас увидите, — пообещал Мишель.
Я стал читать:
— «Кадомус, главный город департамента Кальвадос, на Орне и Одоне, в 223 километрах на запад от Парижа, 41 876 жителей. Королевский суд, суд первой инстанции и торговая палата…»
— Вот увидите, — сказал Мишель, — сейчас будет про попугаев.
— «Королевский коллеж; юридическая школа; академия…»
— Горячо!
— «Широкая торговля гипсом, солью, лесом… Захвачен англичанами в 1346 и 1417. Вновь отбит французами…» и так далее. «Родина Малерба, Лефевра, Шорона…» и так далее. «9 кантонов — Бургебюс, Виллер-Бокаж…» и так далее, «… и Кан, который считается за два; 205 коммун и 140 435 жителей. Кан был столицей Нижней Нормандии». Вот и все, Мишель.
— Как! В вашем словаре не сказано, что ararauna, то есть голубой ара, размножается в Кане?
— Нет, Мишель, здесь этого не сказано.
— Ну, хорош же ваш словарь! Подождите, подождите, я схожу за другим, и вы увидите.
Действительно, через пять минут Мишель вернулся со своим «Словарем естественной истории».
— Вот увидите, вот увидите, — повторял Мишель, в свою очередь открывая словарь. — «Перитонит», не то… «Перу», не то… «Попугай» — вот оно! «Попугаи моногамны…»
— Мишель, вы так хорошо знаете латынь; известно ли вам, что означает слово «моногамны»?
— Полагаю, это означает, что они могут петь на все лады.
— Нет, Мишель, нет, совсем другое; это значит, что у них всего по одной жене.
— А-а, — сказал Мишель, — вероятно, это происходит оттого, что они говорят, как мы… Смотрите, я нашел! «Долгое время считалось, что попугаи совершенно не размножаются в Европе, но доказано обратное…» и так далее и так далее «… одной парой голубых ара, жившей в Кане…» В Кане, вот видите, сударь…
— Честное слово, да, вижу.
— «Господин Ламуру сообщает нам подробности».
— Послушаем подробности господина Ламуру, Мишель.
Мишель продолжал:
— «Эти ара с марта 1818 года по август 1822, что составляет четыре с половиной года, снесли шестьдесят два яйца за девять кладок…»
— Мишель, я вовсе не говорил, что ара не могут класть яйца; я сказал…
— «Из этого числа, — продолжал Мишель, — двадцать пять яиц произвели птенцов, из которых только десять умерли. Остальные выжили и превосходно акклиматизировались…»
— Мишель, я признаю, что у меня были ложные представления о попугаях ара…
— «Они неслись не различая времени года, — продолжал Мишель, — и кладки последних лет были более продуктивными, чем в первые годы…»
— Мишель, мне больше нечего возразить…
— «Количество яиц в гнезде менялось. Их могло быть до шести одновременно…»
— Мишель, я сдаюсь…
— Только известно ли вам, сударь, — спросил Мишель, закрыв книгу, — что не следует давать ему горький миндаль и петрушку?
— Горький миндаль — это понятно, — ответил я, — он содержит синильную кислоту; но петрушка?
Мишель, заложивший книгу большим пальцем, снова ее открыл:
— «Петрушка и горький миндаль, — прочел он, — смертельный яд для попугаев».
— Хорошо, Мишель, я этого не забуду.
Я так хорошо это запомнил, что некоторое время спустя, услышав о внезапной кончине г-на Персиля, воскликнул:
— Ах, Боже мой! Должно быть, он поел попугаев?
К счастью, на следующий день это известие было опровергнуто.
XV
КУЧЕР-ГЕОГРАФ СООБЩАЕТ МНЕ, ЧТО Я НЕГР
Я был поражен ученостью Мишеля: он знал наизусть «Словарь естественной истории».
Однажды я ехал в кабриолете с одним из моих друзей.
Это было во времена старых кабриолетов, в которых вы сидели рядом с кучером.
Не знаю, по какому случаю я сказал моему другу, что родился в департаменте Эна.
— Ах, вы из департамента Эна? — спросил кучер.
— Да. Вам это почему-либо неприятно?
— Нет, сударь, совсем напротив.
Вопрос кучера и его ответ были одинаково темны для меня.
Почему этот кучер так воскликнул, узнав, что я из департамента Эна? И почему ему было особенно приятно — его «совсем напротив» заставляло меня в это поверить, — почему ему было особенно приятно, что я уроженец этого департамента, а не какого-нибудь другого из восьмидесяти пяти остальных?
