Занятно, но после моего возвращения из санатория ситуация с общаком* в корне изменилась. И связано это было с тем, что его поставил на личный контроль самый авторитетный сиделец, которого я встречал за время моего срока, – Сорвиголова.
Сорвиголова был высоким пятидесятилетним дядей среднего телосложения. Внешне он немного напоминал Олега Янковского. Его речь, несмотря на легкую картавость, выдавала в нем до невозможности умного и хитрого человека, весьма эрудированного и образованного. Он никогда не повышал голос, но ему не стоило никакого труда привлечь всеобщее внимание. Когда он говорил, все остальные замолкали. За его плечами было много разных срокóв за разные разбойные деяния. В этот раз он сидел за незаконное ношение оружия и сопротивление при аресте (в колонию-поселение его посадили как первохода*, потому что предыдущие его судимости были к тому времени погашены). На его теле было несколько татуировок, но их было немного и они не бросались в глаза. Он был настоящим представителем воровского мира. Большую часть жизни он провел именно в нем. На воле он был смотрящим за целым городом в московской области. То есть без его ведома в этом городе не происходило ничего незаконного, начиная от мелких краж, сбыта краденного, разбойных нападений и угонов, и кончая подпольным игорным бизнесом, крышеванием и подкупом чиновников и сотрудников различных органов всевозможного калибра. Повидал он всякое, ведь его бурная молодость пришлась как раз на лихие девяностые: участвовал в перестрелках, выезжал на разборки. Одним словом, был «бандито-гангстерито». (Я думаю, ему ничего не стоило отмазаться от этой судимости при его связях и положении. Но, как он сам мне говорил, «порядочному бандиту иногда полезно «присесть» на пару тройку лет», чтобы не забывать, кто он и кем жил». Тем более, что нахождение в лагере никак не мешало ему вести свои дела на воле. Естественно, у него была «тырка*» и не одна. К тому же, к нему почти ежедневно приезжали его соратники для того, чтобы сообщить о результатах их деятельности и для получения дальнейших инструкций). Сорвиголова имел эклектичные взгляды на повседневную жизнь. В нем гармонично сочетались современные молодежные увлечения, такие как катание на горных лыжах и на сноуборде, свободное владение всевозможными гаджетами и примочками, интерес к достижениям науки и техники, с настоящими «олдскульными» традициями: честь, совесть, уважение к старшим, увлечение зарубежной музыкой 70-х и 80-х годов, игрой на гитаре старого доброго рок-н-ролла. В его радиоприемнике, который он слушал перед сном, неизменно играли близкие мне, но так далекие от всех остальных ЗЭКов, звуки Pink Floyd, Uriah Heep, ELO, Duran Duran.
Он назначил смотрягой за баулом относительно надежного человечка, учредил правила ведения учета содержимого общего баула и регулярно проверял его лично. Была заведена специальная тетрадочка учета поступлений и расходований содержимого, в которой смотрящий точковал* все манипуляции с баулом. Кто сколько уделил, кому и сколько было выделено и на какие нужды: на этап, по нужде, в награду за заслуги и прочее. С завидной регулярностью (один или два раза в месяц) стали проводится общелагерные турниры по нардам, в которых выигравший сиделец уделял половину призового фонда на общее. А это были относительно существенные вливания, учитывая, что вход в турнир стоил 50 рублей или пачку сигарет, а участвовали в среднем от 50 до 100 сидельцев.
Как вы сами можете догадаться, путем продолжительных кропотливых усилий и неустанного контроля Сорвиголова добился более уважительного отношения большинства сидельцев к общаку* и, в следствие этого, увеличения объема этого общака*. Люди стали более уверены в целевом использовании собранных средств и стали охотнее «уделять на общее».
К сожалению ситуация снова стала ухудшаться после освобождения Сорвиголовы. Но об этом уже ближе к концу моей истории.
Такая вот благотворительность за решеткой.
Глава 10. Женская тюрьма
Статья 74 УИК РФ. Виды исправительных учреждений
1. Исправительными учреждениями являются исправительные колонии, воспитательные колонии, тюрьмы, лечебные исправительные учреждения. Следственные изоляторы выполняют функции исправительных учреждений в отношении осужденных, оставленных для выполнения работ по хозяйственному обслуживанию, осужденных, в отношении которых приговор суда вступил в законную силу и которые подлежат направлению в исправительные учреждения для отбывания наказания, осужденных, перемещаемых из одного места отбывания наказания в другое, осужденных, оставленных в следственном изоляторе или переведенных в следственный изолятор в порядке, установленном статьей 77.1 настоящего Кодекса, а также в отношении осужденных на срок не свыше шести месяцев, оставленных в следственных изоляторах с их согласия.
4. В исправительных колониях общего режима отбывают наказание осужденные мужчины, кроме перечисленных в частях пятой, шестой и седьмой настоящей статьи, а также осужденные женщины.
Однажды в пятницу, спустя месяц или полтора после карантина меня и еще несколько сидельцев по матюгальнику вызвали к начальнику отряда. Я пришел в кабинет, а в нем уже были Трутников и оба отрядника. Беседа была короткой:
– Хочешь работать? Собирайся. В понедельник едешь в Пикшу. Подробности узнаешь у пацанов, которые там уже работают. Отказы не принимаются. Иначе ШИЗО. Свободен.
Примерно такой же текст озвучили и остальным. Меня одолели противоречивые эмоции. С одной стороны, наконец-то работа, после многочисленных заявлений и ходатайств. Рабочему человеку и сидеть легче, и срок летит быстрее. Конец вечной скуке на лагере, где совершенно нечем заняться, кроме книжек и телевизора. Даже спать нельзя. От скуки я даже затянул себе учебники по итальянскому языку и начал его учить. И чтобы не терять вокабуляр, я попросил привести пару книг по-английски. С другой стороны, я вообще ничего пока не знал про Пикшу.
Я вышел из отряда и пошел искать Макса – качка, который, как я узнал, уже больше полугода там трудился (не путать с Максом Микромолекулой, который был со мной в карантине). Нашел я его в отряде, он вешал на сушилку только что выстиранное белье. Я угостил его жвачкой, после чего он начал свое повествование. Пикша – это Исправительная Колония (ИК) №111 в селе Новотришино, что недалеко от Пикши. Для нас это выездной объект, и берут туда не всех. Это женская колония общего режима. Работать там надо много, копать, таскать, грузить, разгружать и прочее. Работаешь и живешь прямо там же с понедельника по пятницу, на выходные привозят обратно в КП-222.
На этих словах я призадумался. Из тюрьмы ехать в тюрьму, да еще и в общий режим, как то не хотелось. Но выбора уже не было. Отказ от работы, объяснительная, ШИЗО и прощай УДО.
Все выходные мы пятеро – я, Валера Колобок, Леха Длинный, Женя Баландер и Рома Качок – ходили как пришибленные. Но к понедельнику собрали шмотки на неделю и были готовы стартовать.
В понедельник после построения мы пятеро новеньких и еще двое давно работавших в Пикше с баулами собрались на КПП и стали ждать. Минут через тридцать подъехал автозак (Уазик с решетками на окнах и с зеленой полоской на боках), нас погрузили в него, заперли и мы тронулись…
Ехали мы около часа. Я первый раз в жизни передвигался в автозаке (за все четыре года следствия и судов я не был арестован и перемещался самостоятельно). Довольно своеобразные ощущения, надо признать. Очень тесно, темно, везде решетки. Зато весело, всю дорогу ЗЭКи травили смешные истории и анекдоты. Когда мы остановились, водитель выпустил нас во двор перед каким-то гаражом снаружи от самой зоны, в котором стояли ФСИНовские КАМАЗ и Газель. Бывалые парни рассказали нам, что этот гараж – наша спальня минимум на ближайшую неделю. Вернее не сам гараж, а коморка сзади гаража. В ней ютились три двухэтажных шконки и один раскладной диван. А также столик, плитка, чайник и холодильник. Места для стульев не было. Мы выгрузили баулы на кровати, снова залезли в Уазик и поехали дальше. Когда в окошко стали видны стены зоны, я прикинул, что гараж находится примерно в километре от нее. Уже хорошо. Жизнь вне стен! Почти на свободе, хоть и в довольно стесненных условиях. И, кстати, без удобств. Ни душа, ни туалета. Вместо туалета поле и лесок за гаражом, зубы чистить в умывальнике с ведром.
Нас довезли до местного штаба тюряжки и повели знакомиться с «хозяйкой». «Хозяйкой колонии оказалась женщина средних лет, чернявая, Мария Владиховна. Она бегло осмотрела нас, велела не хулиганить, голос у нее был высокий и резкий, и отправила работать. На большее у нее фантазии не хватило. Непосредственным начальником над нами поставили «капитоса» Игоря. Как оказалось позже, отличного мужика. Без выпендрежа и вертухайских предрассудков. А задания нам выдавала рыжая молодая вертухайка с прической «пальцы в розетку» Анфиска. Ужасная стервь.
