Оранжевый викинг
Сборник путевых заметок
Иван Александровский
Дизайнер обложки Алексей Игнатов
© Иван Александровский, 2017
© Алексей Игнатов, дизайн обложки, 2017
ISBN 978-5-4485-9083-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Бара-бара»
Африканские дороги напоминают старые штаны – все в заплатах. На суахили дорога называется «бара-бара», и передвигаться по ней надо «поле-поле», то есть потихоньку.
У здешних полицейских зачастую нет никакого транспорта, и все, что им остается – терпеливо сидеть в придорожных кустах в ожидании богатого автомобиля. Обстоятельно проверив документы и содержимое багажника, блюститель порядка может завести с вами долгий разговор об итогах климатического саммита, коррупции в высших эшелонах власти, целебных свойствах конфет из баобаба и о том, почему Бог создал антилопу гну такой смешной. На прощание он благословит вас своим жезлом, величаво махнет куда-то вдаль и скажет: «Бара-бара – поле-поле».
Чем дальше от больших городов, тем меньше светофоров. Вместо них на перекрестках можно встретить людей, неторопливо помахивающих красными или зелеными флажками.
В провинцию Рифт-Валли срочно требуется светофор, зарплата по результатам собеседования…
На крыше провалившегося в яму грузовика дети играют в камушки, в то время как взрослые задумчиво курят, размышляя, что делать дальше. Бара-бара.
Иногда на пути возникают пробки из коров – это масаи гонят свои стада на новые пастбища. Пока животные толпятся на дороге, пастухи пытаются запродать вам бусы, ожерелья, резных божков и слоников, а в крайнем случае поменять свое копье на ваш фотоаппарат. Потревоженные шумом мотора, срываются с места жирафы. Они движутся плавно и беззвучно, словно в замедленной съемке. У обочины греется на солнце львица с котятами, чуть дальше – дорожные рабочие, побросав кирки и ломы, устроили пикник. На предупреждение, что рядом с ними хищный зверь, они лишь смеются и говорят, что они тут «поле-поле», так что никаких проблем.
Из клубов пыли встают ананасовые, манговые и картофельные пирамиды. У их подножья жрецы-продавцы сулят вам небывалые скидки при покупке от 100 килограммов.
В придорожных закусочных с гордыми названиями типа «Ресторан тысячелетия» можно поесть рисовую кашу, сваренную на кокосовом молоке, салат «кочумбари» из томатов, лука и перца чили, бобово-кукурузное пюре «матаа». На десерт подают домашнее вино из папайи.
У автобуса с французскими туристами спустило колесо. В лучах заходящего солнца шофер неспешно прилаживает новое. Французы вокруг нервничают, ругаются и просят его поторопиться. Но водитель лишь скалит сахарные «бивни» и терпеливо отвечает, что в Африке никто никуда не спешит.
«Здесь у нас все только поле-поле, господа», – говорит он и оглушительно хохочет.
До свидания, Моби Дик!
С тех пор как Музей фаллоса переехал в Рейкьявик, из всех достопримечательностей в славном городе Хусавике остался лишь памятник шведскому викингу Гардару Свавасону да еще музей китов. По воскресеньям, когда все жители собираются хором петь псалмы и молиться в единственной на всю округу церкви, в музей выпить пива и поиграть в мини-гольф приходят старики, которым у Бога больше нечего просить.
От музейных витрин расходятся волны мягкого электрического света, в которых резвятся скелеты касаток и кашалотов. Тюлени играют китобойными гарпунами в дартс. В темном углу морской конек обнимает каракатицу.
Из соседнего зала выкатывается мячик для гольфа, вслед за ним появляется шаркающая процессия чинных старцев с клюшками и пивными бутылками. Мяч куда-то закатился, и старики растерянно замирают на пороге. В золотистом полумраке они неотличимы от музейных экспонатов, поросших полипами и ракушками. Наконец один из них со вздохом достает из кармана новый мячик и игра продолжается.
Продолжается и наше знакомство с морскими млекопитающими: в местном порту уже готовится к отплытию кораблик, который возит туристов посмотреть на китов, водящихся здесь в изобилии. Когда-то на таких же суденышках отсюда в море уходили китобои, но времена изменились, и вчерашние охотники переквалифицировались в экскурсоводов.
Галантный капитан помогает подняться на корабль кудрявой девушке с собачкой. На носу расположилось японское семейство. Отец в позе сегуна неотрывно смотрит вдаль, а мать помогает маленькому сыну надеть спасательный жилет. Она завязывает многочисленные тесемки и ленточки так торжественно и неторопливо, будто облачает ребенка в самурайский доспех. Тучный бородач запивает таблетку от укачивания чаем из термоса. Все в сборе, можно отчаливать.
В начале весны встретить кита у берегов Хусавика не так-то просто – большинство из них появляется здесь значительно позже. Но капитан уверяет, что шанс все-таки есть. Японец кивает в такт его словам, после чего велит жене и сыну занять наблюдательный пост у правого борта, а сам со сложенными на груди руками становится у левого.
Земля осталась далеко позади, и теперь вокруг нас свинцовое небо, стальные волны и ни одного кита. Два часа поисков ничего не дали. Капитан выключает свой эхолот и говорит, что время возвращаться. Разочарованные пассажиры теряют интерес к пустынному морю и разбредаются кто куда: бородач угощает кудряшку горячим чаем, собака мирно дремлет на спасательном жилете, кто-то уходит греться в каюту.
У борта остается лишь японец. В его глазах – непоколебимая решимость, а руки все так же сцеплены на груди. Он переводит взгляд с одной волны на другую и что-то яростно шепчет. С другой стороны корабля на него печально смотрят жена и сын.
Очень скоро становится ясно, что обиженный сегун что-то напутал в своих заклинаниях и вместо кита вызвал шторм. Волны заливают палубу, под сиденьем захлебывается истеричным лаем собачонка, бородача протяжно тошнит за борт. Японец отрывисто приказывает семье спуститься в трюм, но сам палубы не покидает.
Не обращая внимания на бурю, он бешено смотрит в море и ждет своего кита. Похоже, он один еще помнит о цели поездки. Остальным же просто хочется вернуться домой живыми.
Но вот море стихло, и показался город. Бородач отдувается и вытирает платком бледные щеки, кудряшка прижимает к груди дрожащую собаку, японец со слезами в глазах стоит на том же месте. К нему подходит капитан.
«Не волнуйся, старина, в следующий раз киты обязательно приплывут. Я тебе обещаю, – говорит он, положив самураю руку на плечо. – У нашей фирмы такое правило: если не встретили кита, то второй раз катаем бесплатно. Только билет сохрани».
После этого всех приглашают в портовый бар выпить утешительного какао с булочкой. Внутри пахнет старым деревом, кофе и свежей сдобой. Добравшись до твердой земли, усталые туристы чокаются кружками и делятся впечатлениями.
К столику с японской семьей приближается капитан с горой выпечки на подносе. «Может, добавки, старина? Контора угощает», – подмигивает он. Японец поднимает на моряка глаза и впервые за весь день улыбается.
Бомбей, доки и набережные
Часть 1
Много лет назад меня заперли на одесском Привозе. Ну, то есть как заперли: просто на закате я пришел погулять по легендарному базару, а он взял и закрылся. Блуждая в поисках выхода по бескрайним лабиринтам торговых рядов, я был уверен, что неминуемо погибну от ужасающего зловония, окружившего меня со всех сторон. Наивный, в те годы я и не подозревал, что в мире есть места, которые пахнут так, что даже вечерний Привоз покажется рядом с ними лавкой парфюмера.
Одно из них – большой рыбный рынок города Мумбаи.
Задолго до первых лучей рассвета старейшие в Мумбаи доки Сассуна приходят в движение: между портовыми складами снуют проворные тени, на причале рыбаки в набедренных повязках и шерстяных колпаках разгружают улов, ежеминутно подходят и уходят новые шхуны и лодки.
Мутные воды Аравийского моря баюкают пластиковые бутылки. Камни набережной покрыты многолетним слоем слизи, чешуи, плевков и рыбьих потрохов. Прямо на земле в радужных сари сидят чистильщицы креветок. Ловко орудуя пальцами, они обсуждают последние новости, делятся сплетнями, жалуются, смеются, поют, ни на секунду не прерывая своего монотонного занятия. И только курганы из бледно-розовых панцирей становятся все выше.
Грациозно качая станом, к обветшавшим рыночным постройкам движутся женщины с корзинами рыб на головах. Улов покрупнее доставляют на тачках.
С первыми лучами солнца с мусорных гор неторопливо спускаются портовые нищие. В поисках еды и приработка они расходятся по причалу и окрестностям.
Если бы картины Босха могли пахнуть, они бы пахли бомбейским базаром.
