Пизанелли, подняв стакан с вином к груди, улыбнулся ей в ответ.
Карнечине поднялся:
– Понятно.
Тротти произнес:
– Нам удастся поговорить с синьориной Беллони?
Маленький директор быстро кивнул головой:
– Боюсь, что ничем помочь вам не смогу, синьор комиссар. Синьорина Беллони 19 июля выехала из санатория на праздники. Она собиралась пожить в городе у сестры и вернется сюда только на второй неделе сентября. Она у сестры – у синьорины Розанны Беллони.
Леонардо да Винчи
Не в пример Пизанелли, Тротти, сев в машину, пристегнулся ремнем.
– Мы могли бы где-нибудь подкрепиться пиццей.
– Я съел великолепный ленч.
– А я собирался пойти в кино.
– Делай что хочешь, Пизанелли.
– Пойду в кино со своей девушкой.
– А что же будет с твоей психиаторшей, Пизанелли?
Когда они вернулись в город, был уже поздний вечер. Зажглись уличные фонари, автомобиль мягко катился по широким проспектам.
– С психиаторшей? Не знаю я никакой психиаторши.
На проспекте Алессандро Брамбиллы Тротти велел Пизанелли остановиться. Он отстегнул ремень и выбрался из машины.
Табачная лавка еще работала, выливая белый неоновый свет на пыльную мостовую. Тротти вошел внутрь, кивнул пышногрудой женщине за прилавком и попросил у нее четыре пакетика леденцов. Женщина сидела рядом с вентилятором, решетку которого опутывали клочья пыли. У нее были маленькие блестящие глаза; глубокая впадина разделяла покрытые веснушками груди, которые лишь отчасти были скрыты плотно облегающей кофточкой.
С пластмассовой стойки, стоявшей рядом со стендом, на котором были развешены старые почтовые открытки – Соборная площадь с еще целехонькой Городской башней, – Тротти взял по два пакетика анисовых и вишневых леденцов.
Женщина норовила отказаться от протянутой ей Тротти банкноты в пять тысяч лир, отталкивая от себя деньги бледной рукой с короткими толстыми пальцами, – Тротти помог ее мужу устроиться на работу после несчастного случая на охоте в 1979 году, – но комиссар настоял на своем, придав голосу жесткость:
– Вы очень добры, синьора Белькреди, но я должен заплатить.
– Ах, комиссар Тротти, вы слишком щепетильный.
– Лучше дайте мне чек – на тот случай, если за порогом нас подстерегает финансовая полиция.
Женщина засмеялась и пробила в кассовом аппарате три тысячи лир. Потом отдала ему чек и сдачу.
– Всего хорошего, синьора, – сказал Тротти, выходя на улицу. Он развернул вишневый леденец и сунул его в рот. Подобно наркоману после дозы наркотика, Тротти сразу же почувствовал облегчение. Садясь в машину, он улыбнулся Пизанелли. – Можешь выбросить меня на улице Мантуи. И потом отправляйся со своей психиаторшей в кино. Или к ней в постель.
– Номер 6, улица Мантуи, комиссар?
Десять с лишним лет центр города был закрыт для сквозного проезда транспорта. Когда это случилось, горожане с гордостью заговорили о самой большой в Европе пешеходной зоне. Теперь они смотрели на вещи более реалистично; они знали, что в известное время суток автоинспекция закрывает глаза на движение автомобилей по этой запретной зоне. А поскольку у большинства горожан в здании муниципалитета были приятели, число разрешенных мест парковки в городском центре далеко превышало численность его населения.
На последнем референдуме горожане высказались за расширение пешеходной зоны. Отцы же города из христианских демократов и коммунистов словно этого и не заметили.
В принципе полицейский автомобиль мог продвигаться по этой зоне свободно. Тротти, однако, заставил Пизанелли дать крюк.
– Как хорошо снова вернуться в пешеходную зону, – проговорил Пизанелли.
Когда развалилась Городская башня, власти города и министерство охраны окружающей среды бросились спасать остальные средневековые башни. Спешно осмотрели три башни на площади Леонардо да Винчи за университетом и еще более спешно обстроили их лесами. И подобное происходило повсеместно. Многие горожане, к вящему своему удивлению, обнаружили вдруг, что их скромные жилища и даже некоторые лавки являются частью неведомых башен, которым некогда нашлось более полезное применение.
– Когда Мариани начал открывать пешеходные зоны, – почти про себя пробормотал Тротти, – я думал, что наконец-то приду в форму, потому что буду везде ездить на велосипеде.
– Мы, итальянцы, часто становимся жертвами собственной риторики.
– Ты это уже говорил. Ты уже как старик, Пиза, все время повторяешься.
– Хорошо хоть, что мы не слишком долго верим в сказки собственного сочинения.
Тротти разгрыз леденец.
– Мне нравилась Розанна. Мне она очень нравилась.
Пизанелли взглянул на него:
– И теперь вы решили отыскать ее убийцу?
– Боатти этого хочет.
– Вы сегодня пуститесь на поиски ее убийцы, а я останусь без ужина, пропущу свидание и проведу еще один волнующий вечер, вдыхая синтетический запах ваших вишневых леденцов для астматиков.
– Как-нибудь подвернется другая психиаторша, Пизанелли.
Пизанелли повернул на улицу Мантуи – маленькую улочку с булыжной мостовой, высокими стенами зданий по обеим ее сторонам, закрытыми ставнями узких домов и порхающими над их крышами летучими мышами.
– Другая психиаторша. А вот другого комиссара Тротти уж точно больше не будет. – Пизанелли усмехнулся, разглядывая через окно автомобиля номера домов.
– Тебе ведь нравится работа полицейского, лейтенант? Чего же тебе еще надо – ты работаешь по ночам со своим одержимым шефом, одиозным комиссаром Тротти.
Пизанелли тормознул и выключил двигатель.
– Улица Мантуи, 6.
Они вышли из автомобиля; в вечернем воздухе пахло липами и бензином. Просидев долгий жаркий день на рисовых полях, вернулись в город комары. Пизанелли сказал:
– Комиссар, а ведь не было никакой психиаторши. Она работала сестрой в психиатрической лечебнице, а жила в Мортаре. Вот уже как три года – счастливая замужняя женщина. Ее муж торгует обувью в Виджевано.
Света в доме № 6 видно не было.
– Ей надоело меня ждать.
Маленькая кнопка звонка в стене была испачкана многочисленными прикосновениями грязных пальцев.
– Она умница, Пизанелли. – Тротти нажал на кнопку.
Где-то в глубине дома раздался звонок. К коричневой деревянной двери никто не подходил.
Сунув в рот очередной вишневый леденец, Тротти взглянул на Пизанелли.
Тот грустно кивнул головой:
– Сдается, опять я свидание прогуляю.
Кролик Багз
Несколько ступенек вели к узкой двери, рядом с которой на стене из грубого бетона, за цветочными горшками с засохшими растениями болтался ключ. Замок с шумом отворился, и Тротти вошел в прихожую. Он повернул выключатель. Над ним, под кружком от собственной тени, тускло загорелась единственная лампочка.
Внутри было прохладно. Толстостенные дома Ломбардии строились так, чтобы противостоять и зимнему холоду, и гнетущему неподвижному летнему зною долины По.
Пизанелли и Тротти стояли у подножия лестницы. Справа от них на длинных ржавых петлях висела бурая деревянная дверь с маленькой железной ручкой.
– Комнаты Розанны. Она жила здесь со своей матерью.
Мария-Кристина жила наверху, – прошептал Тротти. Ручка не поддавалась. Судя по всему, дверь давно не открывали.
Они стали подниматься по лестнице.
На полпути ступеньки повернули направо, и полицейские вышли на узкую пыльную площадку, где находилась еще одна бурая дверь. Точно такая же ручка, такие же дверные петли; все здесь было выкрашено в грязно-бурый цвет.
Из-за двери слабо доносилось бормотание мужских голосов.
Тротти постучал в дверь костяшками пальцев.
Ответа не последовало. Бормотание продолжалось.
Тротти повернул ручку. Дверь оказалась незапертой.
Бросив взгляд на Пизанелли, он постучался еще раз. Полицейские выжидали.
Пизанелли улыбался. В тусклом свете лицо его словно постарело. Он стоял совсем рядом с Тротти. Тротти налег на дверь, и она заскрипела.
– У нас даже ордера нет, комиссар? – Тротти почувствовал на щеке теплое дыхание Пизанелли.
Дверь открылась медленно, тяжело. Полицейские очутились в кухне. Пизанелли включил верхнее освещение.
С единственной лампочки свисала почерневшая от дохлых мух липучка.
Каменная раковина с несколькими грязными тарелками под осуждающим перстом надетой на кран резиновой трубки. На тарелках – засохший томатный соус. Кофеварка «экспресс» на электрической плите; кофе выплеснулся из нее на ржавый нагревательный блин плиты. На красном каменном полу валялись спичечный коробок и рассыпавшиеся пластиковые спички.
По улице Мантуи проехала машина.
Голоса продолжали свое тихое бормотание.
Пизанелли провел пальцем по крышке кухонного стола и посмотрел на собравшуюся на нем пыль.
