– Свадьба у нас будет очень-очень скромная,- рассуждала она.- Всего несколько моих лондонских знакомых. А может быть, даже более чем скромная. Все зависит от отца. Грубо говоря, он относится к вам, как полицейские к Врагу Общества Номер Один, заявившемуся к ним на ежегодный бал. Не знаю, что вы ему сделали, но только я в жизни не видела его таким пунцово-лиловым, как в тот момент, когда за обедом назвали ваше имя. Если его отношение к вам не изменится, нам придется бежать. Меня это нисколько не смущает. Наверное, многие назовут мой поступок опрометчивым, но я готова пойти на риск. Я мало вас знаю, это правда, но человек, при одном упоминании имени которого у моего отца застревает кусок в горле, не может быть безнадежно плохим.
Наконец язык мой отлип от гортани, и я вновь обрел дар речи, как, надеюсь, и те ребята на вершине Дарьена.
– Но я не понимаю!
– Чего не понимаете?
– Я думал, вы собираетесь замуж за Орло Портера.
Она фыркнула и причмокнула – так хлюпает слон, вытягивая ногу из топкой грязи в чаще бирманского тикового леса. По всей видимости, я коснулся обнаженного нерва.
– Вы так думали? Вы заблуждались. Какая девушка, сохранившая хотя бы крупицу здравого смысла, выйдет замуж за человека, который отказывается выполнить ее пустячную, ничтожную просьбу, потому, видите ли, что боится ее отца? Если бы Орло Портер свалился с лестницы и сломал шею, я бы только порадовалась. С каким наслаждением я прочитала бы его имя в колонке некрологов в «Таймсе». Но выйти за него замуж? Что за мысль! Нет, меня вполне устраиваете вы, Берти. Кстати, это имя мне совершенно не нравится. Пожалуй, я буду называть вас Гарольд. Да, вы вполне мне подходите. Разумеется, у вас много недостатков. Как-нибудь на досуге я укажу вам на некоторые из них. Например,- продолжила она, не дожидаясь, пока окажется на досуге, – вы слишком много курите. Когда мы поженимся, вам придется это бросить. Курение – всего лишь дурная привычка. Толстой,- сослалась она на какого-то своего знакомца, которого я не имею чести знать,- утверждает, что такое же удовольствие можно получить, если просто вертеть пальцами.
Я чуть было не ответил ей гневной отповедью, что ее Толстой просто спятил, однако вовремя сдержался. Откуда мне знать, а вдруг это ее близкий друг, и она не потерпит ни малейшей критики в его адрес, даже самой справедливой. А что случается с теми, чьи критические замечания пришлись Ванессе не по вкусу,- например, с полицейскими,- хорошо известно.
– И еще этот ваш глупый смех, над ним надо будет поработать. Если вам смешно, вполне достаточно спокойно улыбнуться. Лорд Честерфилд пишет, что по достижении им совершеннолетия никто никогда не слышал, чтобы он смеялся. Но вы вряд ли читали «Письма лорда Честерфилда к сыну»?
Конечно, не читал. Бертрам Вустер не читает чужих писем. Если бы я служил на почте, то не читал бы даже почтовых открыток.
– Я составлю вам список необходимой литературы. Она, кажется, собралась перечислить несколько названий, но в этот момент в комнату ворвалась Анжелика Брискоу.
– Принес? – во весь голос осведомилась она.
Но, заметив Ванессу, охнула и ускользнула, как угорь в ил. Ванесса проводила ее снисходительным взглядом.
– Эксцентричная барышня,- заметила она.
Я согласился, что Анжелика Брискоу действительно перемещается в пространстве загадочным образом и чудеса творит. Ванесса ушла, а я рухнул в кресло и закрыл лицо руками.
Для этого у меня были веские основания, ведь я только что обручился с девушкой, которая намерена заставить меня бросить курить. В это время у входных дверей раздался шум, который ни с чем нельзя было спутать,- это тетя вытирала ноги о коврик. В следующее мгновение сестра моего покойного отца Далия с разгону влетела в комнату, покачнулась, повернулась, чертыхнулась и, наконец обретя равновесие, спросила:
– Принес?
11
По-моему, я человек не вспыльчивый, особенно в отношениях со слабым полом, но когда каждая из них при виде вас вопит «Принес?», это не может не задеть самолюбия. Я смерил тетю Далию свирепым взглядом, каким племянники не должны смотреть на теток, и проговорил довольно резким тоном:
– Если бы хоть одна из вас оставила эту манеру разговаривать, как героини романа «По царскому велению», мир стал бы лучше. Что принес?
– Кошку, разумеется, что же еще, несчастный ты болван,- ответила она с непосредственностью, снискавшей ей такую популярность среди любителей лисьей охоты в «Куорне» и «Пайтчли».- Кошку Кука. Я ее похищаю. Точнее говоря, от моего лица действует агент. И я велела ему принести ее сюда.
Я, как говорится, онемел. Если что-то может парализовать голосовые связки племянника, так это открытие, что любимая тетя имеет смутные понятия о разнице между добром и злом. За многие годы горький опыт должен был научить меня, что там, где в дело вступает тетя Далия, можно ожидать чего угодно, для нее не существует пределов. И тем не менее я был…- есть какое-то подходящее тут слово… Да, вспомнил… Я был огорошен.
Как известно, любая женщина, когда хочет, чтобы ее слушали, старается огорошить аудиторию, и меня не удивило, что тетя Далия воспользовалась моим молчанием, чтобы захватить инициативу. Понимая, что от нее требуется хоть какое-то объяснение, она выступила с художественной декламацией, не опуская подробностей и не заботясь о сжатости изложения. Стартовав со скоростью 75 миль в час, она ринулась вперед:
– Для начала я должна объяснить одной дурьей башке – тебе, если взять первый попавшийся пример,- в каком сложном положении я оказалась, когда приехала к Брискоу. Приглашая меня в Эгсфорд-Холл, Джимми на все лады превозносил шансы его лошади Симлы на предстоящих скачках. Утверждал, что дело верное и что поставить на Симлу – все равно что найти кошелек на улице. Я, бедная слабая женщина, позволила себя уговорить, и в надежде на выигрыш пожертвовала всем, что имела, вплоть до самых интимных предметов туалета. И лишь после приезда, изучив общественное мнение, я узнала, что ставить на Симлу не такое уж надежное дело, а совсем даже наоборот. Лошадь Кука, Потейто Чип, нисколько не уступала ей в быстроте и выносливости. В сущности, велика была вероятность, что обе лошади одновременно придут к финишу, если только, следи внимательно, Берти, если только одна из них не сорвется на тренировках. И тут появляешься ты с конфиденциальной информацией, что Потейто Чип не сможет готовиться к соревнованиям, если лишится вдохновляющего общества той самой кошки. И на меня снизошло озарение. «Из уст младенцев и грудных детей! – сказала я себе. – Из уст младенцев и грудных детей!» [ Из уст младенцев и грудных детей!- Псалом 8, ст. 3.].
Мне хотелось выразить пожелание, чтобы тетя Далия не прибегала к таким сильным выражениям, но разве ей скажешь? Когда моя престарелая родственница завладевает разговором, нечего и пытаться вставить хотя бы слово.
– Я упомянула,- продолжала она,- что поставила на Симлу все, что имела. Скажу точнее. Ставка значительно превышает все, чем я располагала. В случае проигрыша я не смогу заплатить и вынуждена буду обратиться к Тому за изрядной суммой. А у Тома, как тебе известно, когда приходится раскошеливаться, случается несварение желудка. Можешь вообразить, что со мной творилось. Если бы не Анжелика Брискоу, все кончилось бы неминуемым нервным срывом. Только усилием моей железной воли я сдерживала себя, чтобы не лезть на стенки и не выть, как фея-плакальщица. Слишком чудовищным было напряжение.
Я все еще сидел огорошенный, но все-таки сумел переспросить: «Анжелика Брискоу?»,- так как не понял, при чем тут она. Тетя продолжала:
– Только не говори, что не помнишь ее. И вообще не понятно, почему ты до сих пор не сделал ей предложение, обычно тебе на это требуется пять минут после знакомства с любой девушкой, кроме уж совсем безобразных. Вероятно, от того количества портвейна, которое ты в себя залил, у тебя в глазах помутилось. Анжелика – дочь преподобного Брискоу. После твоего ухода мы с ней разговаривали, и выяснилось, что она тоже поставила на Симлу, и немало, а теперь ума не приложит, как вывернуться, если Симла проиграет. Я рассказала ей про кошку, и она с восторгом поддержала мою идею выкрасть ее и, более того, разрешила трудность, которая меня смущала, а именно, как осуществить похищение. Видишь ли, такое дело не каждому по плечу. Например, я для него не гожусь. Тут нужен кто-то наподобие краснокожих индейцев, о которых я девочкой читала в книгах Фенимора Купера. У этой публики ни одна веточка под ногой не хрустнет, а у меня совсем другая комплекция.
Что правда, то правда. Возможно, что в юности моя престарелая родственница была грациозна, как сильфида, но с годами она приобрела известную солидность, и уж коли теперь, на закате своих дней, она наступит на какую-нибудь веточку, раздастся такой грохот, точно взорвался газопровод.
