— Слишком мало, — заверил я. — И уже давно. Мне нужны помощь, жалость, сочувствие, понимаешь, ну и, раз уж ты упомянула, спиртное!
— Хорошо, — сказала она без всякого воодушевления. — Подожди секунду, пока я сбегаю в спальню и что-нибудь накину на себя, потом впущу тебя.
— В самом деле? — Я взглянул на нее с невольным уважением. — Прежде чем ответить на звонок, ты намотала на голову полотенце, потому что не выносишь, когда тебя видят с растрепанными волосами, но все остальное еще розовое и...
— Стой за дверью и считай до десяти, только медленно! — пискнула она и исчезла.
Я быстро досчитал до шести и почти ворвался в коридор, но ее изворотливый ум, должно быть, уже рассчитал, как меня обмануть, по формуле “время плюс расстояние — в результате сохраненная невинность”. Она исчезла! Я с философским видом пожал плечами, закрыл дверь, прошел в гостиную и сел на диван. Выкурив сигарету, я успел уже восхититься обстановкой, удивиться пристрастию Хилды Джонс к стульям в японском стиле, черным коврам и абстрактным картинам ярких цветов, когда наконец открылась дверь спальни и в комнату вошла незнакомая дама. , Великолепные рыжие, тициановские волосы ниспадали на ее плечи сверкающим водопадом. Черный шелковый халат, перетянутый поясом на тонкой талии, вызывающе облегал зрелые, крутые изгибы полной тяжелой груди. При каждом шаге он приоткрывал кусочек загорелой круглой ляжки. Два самых невероятных розовых помпона, которые я когда-либо видел, самым немыслимым образом подрагивали на черных сатиновых тапочках при ходьбе.
— Тебя что, удар хватил? — произнес смутно знакомый голос.
Я заглянул в два огромных мягких фиалковых глаза и подумал, что нечасто чудо преображения случается прямо на глазах.
— Сейчас вызову врача! — нервно произнесла Хилда Джонс.
— Ты прекрасна, — бормотал я. — И так сексуальна!
— И полицию!
— Что ты делаешь с этой восхитительной, роскошной фигурой в офисе? — удивился я. — Прячешь в верхнем ящике стола, пока не наступает время идти домой?
— Вызову врача, “скорую помощь” и полицию сразу! — пригрозила она.
— Ты шизофреничка! — торжественно объявил я. — У тебя раздвоение личности. Днем ты — Хилда Джонс, плоскогрудая, педантичная, лишенная сексуальности, деловитая секретарша. Но с наступлением вечера ты преображаешься в Toujours L'Amour[3], великолепно сложенную, соблазнительную и пылающую желанием богиню любви! Я знаю, кто ты! — Я впился в нее взглядом. — Оборотень!
— А ты психопат со скверными мыслями! — отрезала Хилда, однако на ее щеках выступил восхитительно розовый румянец. — Что пожелаете пить из этого семисотграммового стакана, купленного в соседнем супермаркете? — торжественно спросила она.
— Безразлично, — сказал я. — Из твоих рук все покажется нектаром!
— Тебе нектар со льдом или добавить немного воды?
— Со льдом, спасибо, Toujours, — сказал я, улыбаясь. — И если ты — всего лишь плод моего вдохновленного воображения, пожалуйста, не исчезай, я имею на тебя виды! — Я глубоко вздохнул. — Такие виды!
— Если я закричу, девушка в соседней квартире вызовет полицию, — предупредила она. — У нас существует договоренность.
Она отошла к бару и стала готовить бурбон, а я наблюдал, как великолепно подрагивает под черным шелком пышная попка.
— Ты, — хрипло прошептал я, — ответь...
— Но не на призыв сексуального маньяка! — перебила она. — Спокойнее, Холман, или мой вопль заставит действовать мою подругу.
— Зачем? — взмолился я. — Зачем это преображение в офисе? Там я вижу только человекообразный компьютер женского пола, в котором от женщины только юбка. Компьютер — плоский, как доска, — гладкая прическа, туфли без каблуков и массивные очки! Но это, оказывается, лишь маскировка, за которой прячется сексуальная бабенка.
Спина под черным халатом дернулась и застыла.
— Эй, Холман, следи за языком! Против трепа о “соблазнительной-и-желанной” я не очень возражаю, но “сексуальная бабенка”!.. Это слишком.
Она вернулась к дивану с бокалами в руках, полы халата при каждом ее шаге дразняще распахивались.
— Вот, — холодно сказала она, остановившись передо мной и вкладывая бокал мне в руку. — Несколько унций виски со льдом. Верниськ действительности, Холман, это все, что ты получишь!
Я с огорчением наблюдал ее проход к низкому японскому стулу, стоящему возле дивана. Стул оказался немного ниже, чем она рассчитывала, и последний фут Хилда буквально преодолела в падении. Халат раскрылся, и перед моими глазами мелькнули белые кружевные оборки. Через секунду она уже торопливо запахнула полы.
— Черные кружева! — промурлыкал я в экстазе. — Что ты надеваешь в офис? Длинные ситцевые панталоны? Хилда вспыхнула.
— Ты самый возмутительный, вульгарный тип, какого я когда-либо встречала! — воскликнула она. — Допивай виски и убирайся!
— Только тронь, и я закричу, — нагло возразил я. — А если твоя подруга вызовет копов, я поклянусь, что ты подпоила меня и пыталась совратить.
Она засмеялась.
— Я права, тебя действительно бросила мать, и вдобавок ты — дальтоник! Там нет черных кружев.
— Да, они белые, — согласился я. — Это очевидно. У тебя комплекс девственницы.
Лицо Хилды снова заалело, она нервно припала к своему стакану.
— Это может удивить твой вульгарный умишко, но огромное большинство мужчин-работодателей хотят иметь секретаршу, умеющую работать, а не соблазнять. Они понимают, что сексуальная секретарша хороша первые две недели, пока они бегают за ней по офису. Но потом, когда бизнес начинает разваливаться, они ее увольняют и нанимают “живой компьютер” типа “Хилда Джонс”.
— Имя и фамилия — тоже часть образа? — осторожно осведомился я.
— Настоящие! — бросила она.
— Имя у тебя только одно? — упорствовал я, заметив в фиалковых глазах внезапную настороженность.
— Не имеет значения, — резко бросила она.
— Скрываешь? — Я с вожделением взглянул на нее. — Скажи, не то открою фонтан вульгарных комментариев насчет комплекса девственницы.
— Только не это! — Она поежилась. — Если хочешь знать, мое полное имя — Хилда... — Ее голос на мгновение дрогнул. — Гиацинт... Джонс.
Я закрыл глаза и погрузился в размышления о ее полном имени.
— Так, — медленно проговорил я, — с именем Хилда многого не добьешься — слишком заурядное, но Гиацинт...
— Просто нелепое! — перебила она. — Уж лучше Хилда...
— Да, Гиацинт, — согласился я.
— Вон, Холман!
— Мы заключили сделку, Хилда, — поспешно напомнил я.
Несколько секунд она задумчиво смотрела на меня.
— Интересно, Рик, что на самом деле принесло тебя в такой поздний час?
— Я все сказал, когда ты открыла дверь, — честно ответил я. — Отчаянная нужда в милосердии и так далее.
— Вся эта чепуха о человеке, который исцарапал и покрыл твое лицо синяками одним ударом по голове? — Она презрительно усмехнулась. — Спорим, твое лицо отделала какая-то бедная беззащитная женщина, а все выпитое за сегодня вдруг поднялось и ударило тебе в голову!
— Иди сюда! — скомандовал я.
Во взгляде девушки мелькнула настороженность.
— Ты шутишь?
— Никаких приставаний, обещаю.
— Только попробуй, и я разобью тебе голову, — пригрозила она.
Она встала с низенького стула, соблюдая осторожность, чтобы, не дай Бог, полы не распахнулись даже на тысячную дюйма выше лодыжек, и засеменила к дивану.
— Видишь? — Я нагнул голову и почувствовал, что ее пальцы осторожно ощупывают мой затылок.
— Ты не врал?.. — На мгновение пальцы надавили чуть сильнее. — Больно? Погоди, я найду что-нибудь промыть рану. — Она ненадолго ушла и вернулась с горячей водой, антисептиком и огромным мотком бинта.
— Спасибо за воду и антисептик, но я никогда не ходил к сексуальному парикмахеру и впредь не собираюсь, — закапризничал я.
— Ты знаешь, кто тебя ударил? — спросила она.
— Разумеется.
— Тогда... — Глаза Хилды Джонс зажглись любопытством. — Скажи!
— Обещай, что никому не откроешь имя, — заговорщическим шепотом потребовал я.
— Обещаю, Рик! — Она закивала головой. — Истинный крест!
Дождался, когда ее пышненькая попка оказалась в восемнадцати дюймах над сиденьем стула, и выпалил:
— Брюс Милфорд!
— Брюс... — Эффект оказался таким, что она с размаху плюхнулась на стул, ноги ее задрались, халат распахнулся от лодыжек до талии. Я взирал на полные загорелые ляжки и кружевные оборки белых шелковых трусиков с целеустремленностью сексуального маньяка.
Прошелестел вихрь черного шелка, халат снова закрыл ноги до лодыжек. Хилда Джонс выпрямилась на стуле и задумчиво взглянула на меня.
— Ты соврал про Брюса Милфорда? Сознайся, — холодно потребовала она.
