удобном случае я буду поливать ее дерьмом, ведь того, что я запал на нее, уже не изменишь». Я вижу насквозь каждое его слово, потому что знаю, какова Беспредельная Дарлин в игре. На поле она выкладывается на сто процентов. Она плюет на сломанные ногти и потекшую тушь, готова потеть, пыхтеть, толкаться – сделать все возможное, чтобы попасть в зачетную зону. Она сама сосредоточенность – ни капли рассеянности. Думаю, именно это изначально и привлекло Чака.
Я перестаю вести счет, потому что для меня игру Чак уже проиграл. Я поворачиваюсь к Джони за поддержкой, а она… лишь улыбается. Будто говорит: «Он ведь душка, да?»
Чак спрашивает меня про кино, потому что Джони наверняка рассказала ему о моей любви к кино. Но спрашивает он лишь о фильмах, которые видел сам, чтобы выразить свое мнение. Например, чтобы сказать: «Погоня на вертолете получилась захватывающая» или «Актриса она никудышная, но красотка сногсшибательная». Я снова поворачиваюсь к Джони.
Она кивает словам Чака.
Она почти ничего не говорит.
Она держит его за руку и кажется счастливой.
С одной стороны хочется орать, с другой – смеяться, причем по той же самой причине: ситуация невозможная. В моем одобрении Джони не нуждается, но хочет его получить так же, как я хотел бы получить одобрение от нее. Но если я одобрю ее выбор, то солгу, а если нет, то отсеку себя от важной части ее жизни.
– Мне очень понравилась твоя статья о законах, касающихся преступлений на почве ненависти, – говорит теперь Чак. Он понимает, что потерял мое расположение? Он пытается снова его завоевать? Если так, то эта попытка имеет значение, пусть даже небольшое.
Обычно тридцатичетырехминутный перерыв на ланч кажется мне недостаточным, а сегодня – в самый раз. Мы сортируем и выбрасываем свой мусор, потом возвращаемся в школу. Наступила пятница, и мы строим планы на выходные. По какой-то причине я решаю не упоминать Ноя. А вот у Чака с Джони, наоборот, все планы начинаются со слова «мы». Как правило, по выходным мы с Джони планируем хоть раз пересечься, а сегодня таких предложений ни у нее, ни у меня нет.
У меня это откладывается. А у Джони, интересно, как?
Между шестым и седьмым уроками, не успеваю я получить записку от Ноя, ко мне подходит Тед и называет меня предателем. Вообще-то симпатии к Теду я никогда раньше не испытывал. Напротив, обычно я горячо одобрял решение Джони с ним расстаться. А сегодня все иначе. Сегодня я впрямь чувствую себя предателем, хотя предал, наверное, не его, а прежнюю Джони.
– Ты против меня! – изрыгает Тед.
– Ничего подобного, – пытаюсь убедить его я. – Да и ты же говорил, что тебе по барабану.
– Так и есть. Но я не думал, что ты, гей-бой, поддержишь ее глупое решение. Я думал, у тебя башка лучше варит.
Говорить, что я с ним согласен, нельзя: это наверняка дойдет до Джони, и она поймет, как я настроен на самом деле. Я терплю его вспышку гнева, ясно показывая, что не знаю, как быть.
Целую секунду Тед буравит меня взглядом, бросает: «Ну ладно» – и уходит на следующий урок.
Я размышляю о том, можно ли закрутить роман, не задев ничьи чувства. Можно ли быть счастливым, но не за чужой счет?
Потом я замечаю Ноя, несущего мне записку в форме журавлика.
И думаю: да, такое возможно.
Я думаю, что могу влюбиться в него, никого не обижая.
Прогулка в парке
Наш план на субботу – не планировать субботу. Меня это чуток напрягает, ведь планировать я люблю. Но ради Ноя я готов попробовать выходной без плана.
Ной придет ко мне домой к двенадцати. Меня это полностью устраивает, пока я не осознаю́, что это означает встречу с моей семьей.
Не поймите превратно: свою семью я люблю. Пока у многих моих друзей родители ссорились, разводились, делили опеку, мои предки планировали семейный отпуск и накрывали стол для семейных обедов. Они и с моими бойфрендами встречаются спокойно, хотя, боюсь, всегда сомневаются, кто из парней бойфренд, а кто просто друг и по совместительству парень. Они пару месяцев «догоняли», что с Тони мы не парочка.
Нет, я боюсь не того, что мои родители выгонят Ноя из нашего дома электрошокером. Я боюсь их чрезмерного дружелюбия и того, что они расскажут ему обо мне слишком много, не дав такого шанса мне. Для профилактики я запираю все семейные альбомы в ящик стола, а родителям говорю, что Ной – «новый друг», не вдаваясь в подробности. Джей, который, как и все старшие братья, обожает вгонять меня в краску, – уайлд-кард во плоти: он на теннисной тренировке, но, когда вернется, неизвестно.
Я тщательно убираюсь у себя в комнате, потом создаю легкий бардак, чтобы она не казалась слишком прибранной. Переживаю из-за того, что она недостаточно эксцентричная. Скорее, это музей всей моей жизни, от Снупи с их одежками и зеркального шара, который родители подарили мне, когда я закончил пятый класс, до книг Уайльда, которые после доклада, который я делал на английской литературе неделю назад, так и лежат на полу раскрытыми.
Наверное, это и есть моя жизнь. Я – это все мои вещи.
В дверь звонят ровно в двенадцать, словно звонок подключен к напольным часам.
Ной точно вовремя. Он и цветы принес.
У меня глаза на мокром месте. Я настоящая размазня, но счастья сейчас полные штаны. Гиацинты, дельфиниум, дюжина других цветов, которые я даже не представляю, как называются. Целый алфавит цветов. Ной протягивает букет мне, улыбается, говорит: «Привет», подается вперед и вкладывает букет мне в руку. Рубашка у него чуть поблескивает на солнце. Волосы, как всегда, растрепаны. Он слегка покачивается на крыльце, ожидая приглашения войти.
Я наклоняюсь и целую его. Цветы мнутся между нашими рубашками. Я касаюсь его губ, вдыхаю его аромат, закрываю глаза, открываю снова. Чувствуется, Ной удивлен. Я и сам удивлен. Ной отвечает мне поцелуем-улыбкой.
Это очень приятно.
Да что там – просто восхитительно.
– Привет! – говорю я.
– Привет! – отвечает Ной.
На лестнице слышатся шаги: со второго этажа кто-то спускается. Мои родители.
– Заходи! – прошу я, беру цветы в одну руку, другую завожу за спину. Ной сжимает мою ладонь и переступает порог.
– Здравствуй! – хором говорят мои родители, спустившись на первый этаж. Одним взглядом они подмечают и цветы, и что мы с Ноем держимся за руки. Они мигом догадываются: Ной мне не просто новый друг.
Только мне все равно.
– Очень рада встрече! – восклицает мама, машинально глядя Ною на зубы. Упрекнуть ее язык
