– Ваши тети сказали, что у вас родился чудесный мальчик.
Ей захотелось взять реванш. Показать ему, что она не жалеет, ну совсем не жалеет о прошлом.
– Да, – сказала она весело и звонко. – Мальчик чудесный. Вылитый отец. – И она подняла на Френсиса взгляд, светящийся материнской гордостью. Но он не смотрел ей в глаза, устремив взгляд на стену над изголовьем кровати. Она решила, что он испытывает неловкость и робость, и это восстановило ее душевное равновесие. Она села, опираясь на подушки, и высоко вскинула голову. Пусть он видит, что она заняла свое место в мире – счастливая, окруженная любовью и заботой женщина в шелковой розовой рубашке, вся комната уставлена цветами. Приличия требовали, чтобы она предложила ему сесть. Но с какой стати она будет это делать! Да он и сам, конечно, хочет поскорее уйти.
– Пожалуйста, присядьте, – услышала она собственный голос.
– Спасибо.
Его взгляд блуждал по комнате, ни на чем не останавливаясь. Но, конечно, он не мог не заметить, как сияют на солнце ее золотистые волосы, падающие на плечи. Он снова взглянул на ее белокурую головку на подушке. А его жена, эта Изабелла, которой он «не в силах был причинить боль»? Как она выглядит, как разговаривает, какая у нее походка? Как он ее любит?
Ведь он сказал: «Я должен был жениться на тебе, Лаура!» Сказал! А теперь спит с Изабеллой.
Спят ли они в двойной супружеской кровати? Бэд Райс спит рядом со мной каждую ночь. Он бормочет в мою шею:
– Твои нежные, душистые волосы… Ты самая красивая на свете… Нежная Лаура, – называет он меня. – Ты так много знаешь, так хорошо все умеешь, мне повезло, что я нашел тебя. А где я тебя нашел? На лестнице в библиотеке. Помню эту лестницу, – смеялся он.
– Ваши тети просили меня посмотреть на ребенка.
– Это не обязательно, – вежливо сказала она. – У вас еще столько дел дома! Зачем вам терять время, вы слишком деликатны.
– Вовсе нет! Я хочу посмотреть на него.
Тогда она вдруг вспомнила, и расстроилась, что вспомнила не сразу, почему Френсис приехал домой.
– Мы так огорчены смертью вашего отца. Все его любили.
– Да. Ему выпал короткий век. – Он помолчал. – Будете вы снова давать уроки музыки?
Зачем он говорит о пустяках? Ведь он наверняка прочел в ее душе гордый вызов: «Ты думал, что нанес мне смертельный удар, а я победила тебя! Каждую ночь меня страстно ласкают и нежат, и этот малыш, чудесный малыш – дитя любви», – твердила она ему мысленно, а вслух вежливо ответила:
– Я найду время и для ребенка, и для занятий. Да, мы все слышали о ваших замечательных успехах. Ваши родители говорили нам.
Френсис издал медицинский справочник, который имел успех. Лаура почувствовала, что она похвалила его как-то снисходительно, словно школьника, который принес хорошую отметку, и, покраснев, добавила:
– Мы здесь всегда знали, что вы прославитесь.
– Спасибо, – ответил он просто и встал. – Ну, я ухожу. Молодым матерям нужен покой.
«Молодым матерям»? А его Изабелла – тоже молодая мать? Наверное, нет. Не то он сказал бы, что и у него есть ребенок. Но для чего он пришел? Какой-то нелепый, непонятный визит. Странный, даже смешной. Не надо было ему приходить. Но он продолжал разговор:
– Моя мать хочет продать дом и уехать на Запад. У нее там много родственников.
– Да, смерть вашего отца – потрясение для нее и для вас. Спасибо, что навестили меня в такие тяжелые для вас дни.
– Мне хотелось это сделать. Я думал о том, что мой отец был бы рад увидеть этого ребенка. Он умер за два часа до его рождения.
Френсис закрыл за собой дверь, и его шаги гулко прозвучали в коридоре. Лаура почувствовала комок в горле, – подступающий ком сожаления и боли. «Да, Френсис, ребенок мог бы быть внуком твоего отца… Не странно ли, Френсис, что я лежу в этой палате, а внизу в детской комнате лежит ребенок Бэда Райса, – и это случилось по твоей вине, Френсис!»
Через день она вернулась домой. Какие пустяки сохраняются в памяти! Когда Тома привезли из больницы, Бэтти Ли приготовила жареных цыплят и песочное печенье, а Бэд встретил сына в детской с большим игрушечным медвежонком-пандой в руках.
– Боже, – сказала Лилиан, – это игрушка, по крайней мере, для пятилетнего.
Тетушки уезжали, предоставив дом молодой семье. Бэд так хорошо справлялся с делом, что они могли, наконец, уйти на покой.
– Я собираюсь путешествовать, посмотреть разные страны, – говорила Лилиан, – ну, а Сесилия – у нее другие планы.
Сесилия познакомилась с отставным капитаном, интересным мужчиной, который ухаживал за ней.
Итак, для Лауры Райс наступила новая взрослая жизнь, с ответственностью за мужа, ребенка и совершенствованием в своей профессии учительницы музыки.
Когда во второй половине дня приходили ученики, за Томом присматривала Бетти Ли; сидела она с ним и тогда, когда Бэд и Лаура уходили на вечеринки.
Бэд любил показаться на людях с красавицей-женой, одетой в модные платья. Он любил компании, ему было приятно, что Лаурой все восхищались. Они вели такую насыщенную жизнь, что в первые годы Лауре некогда было заняться самоанализом и подумать, есть ли у нее с Бэдом подлинная супружеская совместимость.
Они спали на широкой супружеской кровати с белым кружевным балдахином, в комнате с веселыми обоями с цветочным узором. Бэд превосходно знал науку наслаждения, и Лаура повиновалась ему. Он умел целовать долгим, влажным поцелуем, не отрываясь от ее губ, когда тела уже сплетались пылко и неистово. Знал, когда достигнута вершина сладострастных утех и пора прервать соединение. Его руки ласкали ее умело и нежно, и она послушно следовала за умелым кормчим, ведущим их ладью в море страсти и любви. Оба давали и получали дары страсти, наслаждение было взаимным.
Эти минуты взывали ощущение счастья и единства, бездумного, безрассудного упоения, которое взмывало высокой волной.
Компания Пайге-Райса процветала, Бэд трудился и проявлял недюжинные деловые качества. Росло число учеников Лауры, дом звенел музыкой. И был еще Том, чудесный Том.
– Он – портрет твоего отца, – говорили Лауре тетки в отсутствие Бэда. «Черноволосый ирландец», такой эмоциональный, и эти шелковистые волосы, черные как смоль.
Мальчик был любимцем Бэда. «Папин сын», – гордо называл его Бэд, когда Том подрос и стал следовать за ним по пятам, и в столярной, и в слесарной мастерской отца.
Но он был и маминым сыночком, и, забравшись на колени Лауры, жадно слушал сказки про Винни-Пуха. Он нежно ласкался к матери и вовсе не ревновал ее к новорожденному братику.
– Какой он добрый и чуткий! – говорила Лаура, когда Том озабоченно спрашивал ее:
