уже выцвел на скорлупах мидий, порыжевших от коросты более мелких собратьев. Ресторанный изыск для тамбовских дворян и привычное меню портовых босяков так и не приняли ни душа, ни желудок потомка запорожских казаков.
– Та ось цю гидоту… – облизнул сухие, брезгливо искривленные губы Карпенко, вновь обернувшись на статую адмирала и, верно, припоминая роскошные торжества 1898 года. Тогда «к открытию Павла Степановича» нижним чинам с нашивкой выдали аж по три целковых и в каждой палатке под флотскими вымпелами бесплатно наливали морсу, а где и рейнского всего за полушку.
– Много ты понимаешь. Сейчас возле «Кирса»[7]обольешь корзину из колонки и еще молиться на них станешь, – с важностью законченного коммерческого образования принялся наставлять матроса Мишка. – Их тамошний повар Джером полный передник берет за гривенник.
– И вот интересно мне, це ж скгльки влюе в подол цього Жерома? – въедливо уточнил практичный хохол, впрочем, в глазах его, напоенных похмельной тоской, вновь засветилась надежда.
Тогда как будущий коммерсант вдруг обнаружил досадную прореху в образовании.
– Ну… – затянул он, пытаясь свести в уме британский баррель с английской же упитанностью, определяющей размер поварского фартука Джерома, но не успел…
Лицо его вдруг застыло, словно маска древнегреческого актера, в гримасе крайнего удивления.
Едва не заглушая электрическую трель звонка, за спиной Мишки раздался такой залихватский свист, что их с Осипом базарная попутчица, склочная толстая тетка в пестрядине, выронила такой же пестроты несушку.
Нельзя было, конечно, за просто так удивить свистом город матросов и портовых грузчиков, но в этом был такой особенный перелив… – Мишкино лицо озарила улыбка узнавания, – услышь который за пределами Васильевского острова в Петербурге, всякий «черный гардемарин» тут же выпустил бы из шлевок форменный ремень, готовясь лететь бить юнкеров, спасть своих…
Морская хроника. 28 сентября
Командир «Колхиды», Константинопольского стационара, сообщает о выходе «Гебена» в сопровождении трех эсминцев в Черное море.
По приказу адмирала Эбергарда основные силы флота выведены из Севастопольской бухты и на крейсерском ходу направлены к Босфору.
Сигнально-телеграфное отделение, Херсонес
Радиоперехват 28 сентября
С неопознанной радиостанции передано на немецком языке, шифр 8/2, сообщение о выходе и направлении движения эскадры русского флота, с перечислением названий броненосцев и крейсеров.
28 сентября. «Колхида» – штабу
Весьма срочно
По сообщению с парохода «Борей», соединение во главе с «Гебеном» под адмиральским флагом совершило разворот «все вдруг» и взяло курс на Константинополь.
Морская хроника. 28 сентября
Эскадра во главе с флаг-броненосцем «Святой Евстафий» изменила курс на зюйд-вест, вышла к Зунгулдаку, затем вдоль побережья к Босфору, не заходя в турецкие территориальные воды.
С наступлением темноты эскадра возвратилась в Севастополь.
– Тезка! Мишка, стой! Не уходи! Стоп машина! – полошился на «круговой», на открытой площадке переполненного трамвая «черный гардемарин» Василий Иванов. – Тезка!
«Тезка», Михаил Василиади, обернулся уже с совершенно другой маской на лице – мимом недоверчивого счастья и самого зубастого восторга, правда, с прорехой на самом видном месте.
И впрямь, сотоварищ всех мыслимых и немыслимых безобразий его детства, друг и враг юношеского соперничества, наперсник возмужания…
Одним словом, Васька-«Варяг» ехал со стороны вокзала и едва не вываливался за фанерный борт трамвайной кормы.
Варвара Иванова, пытавшаяся изображать демократическое хладнокровие в давке 3-го класса, даже подумала: «Не дать ли по старинке подзатыльника братцу?..» Уж больно по-детски тот скакал по чужому вокзальному багажу. Но в последнее мгновение чуткая воспитательница, представив, как будет смотреться съехавшая на веснушчатый нос фуражка с золотым якорьком почти офицерской кокарды, передумала.
– Давай уже, в таком разе… – зашипела она, потянув братца за рукав шинели на выход. – А то, не ровен час, трамвай опрокинешь.
– …Осип, как я рада, что мы тебя повстречали! – Варя присела возле корзины, безбоязненно распустив подол теплой юбки по пыльным булыжникам мостовой. – Сделай милость, Осип, одолжи мне свои уши, – бормотала она, двумя пальцами приподнимая мокрую тряпицу.
– Да на что вам мои уши? – несколько опешил марсовый Карпенко, проверив на всякий случай затребованное.
По крайней мере то, что было с серебряной серьгой, хоть и дряблое, как жухлый капустный лист, все ж оставалось на месте.
– А у меня свои уже вянут, честное слово, – с притворным вздохом пояснила Варя. – Кирка хитрая, мигренью отнекалась, а Вадим в походе, так я сама встречаю. И всю дорогу, как встретила его на вокзале, пытает меня гардемарин, как-де Севастополь к осаде готовится. Бог весть, отчего он вздумал, что немцы вот-вот должны высадиться тут, как французы с англичанами в пятидесятых. Должно быть, в Питере такие сказки ходят. Подавай ему бастионы да баррикады на улицах. Ты уж объясни ему, Осип, отчего у нас бонные заграждения промеж брекватеров не выставлены, а то я даже не уверена, что он меня не обругал этакими словами. Что это у тебя здесь, ракушки? – спросила она с северным умилительным ударением, вызывавшим снисходительные ухмылки южан.
– Гады, – уточнил хохол, впрочем, без тени улыбки, даже угрюмо. Услужить сестре лейтенанта Иванова он хоть и считал своим долгом, но отсрочка утреннего благословения в ренском погребке удручала. – Истинно гады морские. Когда обождете минуту, барышня, то я их зараз в полуштоф обращу и стану под вашу команду.
– А трезвый ли ты будешь, Осип? – недоверчиво глянула Варвара на отставного матроса снизу вверх. – Через целую минуту-то?
– Як чіп, – малопонятно как-то зарекся Карпенко, но даже изъявил готовность крест наложить неловким движением, мол: «как Бог свят!» – До того ж у Василя Иваныча есть теперь с кого спросить за брехватер, – добавил он скороговоркой, подхватывая на плечо корзину.
– И впрямь… – обернулась через плечо Варвара.
Всегда на каникулы – чуть ли не с первого класса – вчерашние мальчишки и теперешние юноши съезжались в Севастополь. Один из Петербурга, другой из Одессы. И потому как-то не до конца местные: один вовсе дачник, другой хоть и из здешних греков, но «эвон куда махнул!», держались друг друга, нередко отбиваясь, спина к спине, от портовых босяков, и вместе лазали через забор к тринадцатилетней девице Самойловой держать отчет о прочитанных книгах…
Одним словом, если уж было искать где Ваську, то не иначе как в лавке Василиади, а если пропадал Мишка, то непременно на даче Ивановых.
Сейчас же «молодые люди», позабыв присущую их пониманию возраста солидность, пихались и толкались на трамвайной остановке, как дети, свезенные родителями на дачу. Форменные фуражки – гардемаринская с золотым якорьком и коммерческого училища с серебряными листочками дуба – хлопали по спинам.
Ежась в шерстяном английском костюме, Варвара покачала головой.
Куда как снисходительнее смотрела на молодых людей с афиши знаменитейшая певица России
