А возле подъезда мне не дают открыть дверь, пока Коля не обходит машину по кругу и не распахивает ее снаружи. Игнорирую его протянутую руку, выхожу и наконец-то собираюсь уйти. Но поднимаю глаза и спотыкаюсь, потому что у подъезда вижу Пашу, наблюдающего за этой картиной.
Ева
Выражение лица его не сулит ничего хорошего. Конечно же, он узнал.
— Я ездила с ним добровольно, — спешу вперед, чтобы сгладить ситуацию. В глазах Паши я вижу боль. Но лучше так, чем допустить сейчас обострение ситуации, вон уже охранник и водитель повылазили.
— О, это же мелкий со свадьбы. А вы что теперь вместе? На молодого потянуло, Ева? — потешается сзади Коля, а мне уже нет до него дела, мои мысли другая проблема занимает. Я делаю Паше больно, хотя я этого не хотела.
— А ты какого хера сюда приперся? Вали к своей секретарше! — огрызается Паша и делает шаг вперед.
— Да, мы вместе, — оборачиваюсь к Коле и выставляю руки вперед, пытаясь сохранить дистанцию и остановить это безумие. — Но это не твое дело. Надеюсь, больше никогда не увидимся, — разворачиваюсь и, взяв Пашу под руку, не без труда увлекаю его в подъезд. Молюсь, чтобы Коля ничего не сказал нам вслед, и он делает мне этот подарок. Слава богу.
В лифте Паша отстраняется от меня и молчит. Я тоже молчу, подбирая слова. И всё выходит глупость какая-то.
В квартире я понимаю, что Паша в ярости, по тому, как он стискивает зубы, напрягая челюсть, как сжимает и разжимает кулаки, заставляя канаты вен ходить ходуном.
— Думаешь, я испугался бы твоего бывшего вместе с его охраной? — зло выплевывает он, не глядя в мою сторону.
— Вот именно что я так не думаю! Но я хотела все решить мирно.
— Ага, стояла и выгораживала меня, как будто я не могу за тебя постоять!
— Паша, выслушай меня, пожалуйста…, - прошу, пытаясь поймать его взгляд. Глаза у него дикие.
Принимаю молчание за согласие и рассказываю ему, как все было.
— Этими счетами по-другому распорядиться можно было! — продолжает ругать меня Паша, услышав все.
— Мне не нужны его деньги! — взвиваюсь в ответ я.
Паша дергается, как от удара.
— Я не имел ввиду брать его деньги, — говорит он глухо. — Можно было по закону наказать его, чтобы ответил за все. А ты подарок ему сделала.
— Пусть этим кто-то другой занимается, не я, — качаю я головой. — Не хочу больше никогда видеть и вспоминать этого человека. Я не сказала сразу, потому что надеялась, что тихо разберусь сама, и тебе не будет больно, пойми же меня. Я о тебе думала, всегда о тебе…
— Подумать только, — Паша накрывает голову руками, — в меня не верят, а я от отца ее оберегаю…
И осекается, когда понимает, что проговорился.
— Что ты сейчас сказал?
Теперь наступает его очередь рассказывать мне.
— Я тебя оградить хотел, чтобы он нервы не трепал тебе, — говорит в конце.
— Подумать только, — я возвожу глаза к потолку, — ругает меня за мою ошибку, хотя сам скрывал от меня. Я в любом случае не стала бы искать с ним общения, но знать, что он объявился, должна была, понимаешь?
Мы берем брейк на пару минут, где-то на уровне подсознания понимая, что все это может закончиться плохо. Я сижу, уставившись глазами в одну точку, Паша нервно меряет комнату шагами. В какой-то момент он останавливается, смотрит на меня, и взгляд его проясняется. Идет ко мне, я встаю на встречу, обнимаем друг друга.
— Прости меня, ты и так напереживалась от сегодняшней поездки, а я вместо поддержки ору на тебя, — негромко говорит Паша в мою макушку.
А я дотягиваюсь до его уха и, неожиданно для себя и для него, шепчу:
— Я люблю тебя.
Паша неверяще смотрит мне в глаза, а после отрывает от пола и кружит по комнате.
— Только больше никогда, ладно? — спрашивает, поставив обратно, и я понимаю, о чем он.
— Больше никогда.
Ева
А на Новый год мы с Пашей едем в Санкт-Петербург. Снимаем там маленькую студию с кроватью на втором этаже, с видом на Неву, пусть она сейчас и похожа на заснеженное поле. Питер встречает нас снегом в лицо и приличным морозом, но, несмотря на это, мы много гуляем по Невскому, забегая согреться горячими напитками в многочисленных столовых. Посещаем несколько соборов, музеев и дворцов. Да, жаль, что не удается подняться на смотровую площадку Исаакиевского собора, увидеть, как разводят мосты, плывут Алые паруса, прокатиться по многочисленным рекам и каналам, увидеть фонтаны, но нам хорошо в данный момент, и мы обещаем себе, что обязательно вернемся летом.
Тридцать первого декабря днем Паша ненадолго уходит куда-то, а возвращается с огромной сосновой веткой и коробочкой маленьких елочных шариков. Мы ставим ее в банку с водой, украшаем, и вот у нас наш личный Новый год. Поздно вечером ужинаем в уютном ресторанчике, а потом отправляемся на Дворцовую площадь на гуляния. Елка там просто потрясающе красивая и большая. Слушаем выступление музыкальных исполнителей со сцены, затем смотрим новогоднее обращение президента на большом экране, слушаем куранты и открываем рты от впечатляющего салюта после. А чтобы немного разогнать кровь, двигаемся в новогоднем хороводе вокруг елки, не раз вовлекаемые туда людьми, и попиваем из термоса терпкий и еще теплый глинтвейн Пашиного приготовления(да, оказалось, Паша умеет варить глинтвейн!).
И я загадываю провести весь предстоящий год так, как я его встречаю — вместе с ним. Пока что на ближайшие двенадцать месяцев. А на следующий Новый год я пожелаю то же.
Павел
— Мне нужно придумать что-то, чтобы она не смогла отказаться, — мучаю я Егора. Утираю предплечьем пот со лба, разгибаюсь от капота. На улице начало мая, в сервисе духота, под ухом из колонок играет Король и Шут «Прыгну со скалы».
— Во, давай, как поют КиШ, спрыгнешь со скалы, чтобы она поняла, как ты ей дорог на самом деле, как она боится тебя потерять, и на всё согласилась, — смеется Егор.
Размышляю несколько мгновений, а потом меня озаряет.
— Ты гений, братан! — хлопаю Егора по плечу и скидываю перчатки. — Я отойду срочно, заказ сделаю.
Разворачиваюсь и бегу к телефону, подозревая, какими глазами друг смотрит мне вслед.
В очередной выходной майских праздников прошу Еву собраться с утра и везу её за город. Она ничего не понимает, но я не отвечаю на её вопросы, лишь отвечаю, что это сюрприз, и будет весело. Только когда мы подъезжаем к большому плакату, на котором написано «Банджи-джампинг», Ева начинает подозревать неладное. Но я снова игнорирую её вопросы, крепко держу за руку и веду наверх. Прикладываю билеты к турникету, прохожу регистрацию и инструктаж и становлюсь в очередь. Если сказать по правде, я уже не первый раз здесь, приезжал договариваться, но всё должно выглядеть натурально.
Ева с ужасом смотрит, как прыгают люди перед нами, пока мы стоим в очереди. Я тоже смотрю, но — с интересом. Ощущение абсолютной свободы во время полёта меня вставляет. Но сегодня мои острые ощущения не от этого.
— Я этого делать не буду! — категорично говорит она.
— Я буду, — подмигиваю ей и начинаю пристёгивать снаряжение.
— Пашенька, пожалуйста, не надо, — цепляется ко мне со спины, обнимает руками.
— Не буду, но при одном условии, — закидываю я удочку, а у самого всё ходуном ходит внутри. Если откажет…
— Каком?
Разворачиваюсь к ней корпусом и смотрю в глаза:
— Если согласишься выйти за меня замуж.
Ева со свистом выпускает из сомкнутых губ воздух:
— Я согласна, только поехали отсюда.
Согласна. Она согласна! От облегчения мелко подрагивают колени. Бросаю снарягу, беру её за руку и веду обратно к машине.
— Это что был за шантаж? — уже чуть успокоившись, возмущается Ева, когда я чуть меняю траекторию и увлекаю её в небольшой парк. Вокруг красота такая, весна уже вступила в свои права окончательно, бушует зелень, какие-то яркие цветы распустились на клумбах, птицы поют, от легкого ветерка по водной глади небольшого прудика идёт рябь и лучи солнца запутались в глубине. Останавливаю нас в небольшой симпатичной беседке.
