Нашла, о чем умничать. Мне захотелось шлепнуть себя по лбу. Мой собеседник обескуражено молчал, и я решила себя хоть капельку реабилитировать.
- Ничего серьезного, - отмахнулась от рисунка так, будто не любила это первый за пятнадцать лет набросок всей душой. - Рассуждения в пустоту.
- Выходит, это... - Михаил пальцем постучал по странице. - Одиночество? Я правильно тебя понял?
Я молчала. Ещё не хватало, чтобы он угадывал мои мысли.
- Вера?
- Да.
Михаил закрыл блокнот и протянул его мне.
- Я хочу "Одиночество" в цвете. На большом полотне, чтобы можно было повесить картину на стену.
- Я не планирую заниматься живописью, - поспешно забрав блокнот, ответила я. - На это нужно много времени. И соответствующий настрой.
- Сможешь закончить к Новому году? - он пропустил мое замечание мимо ушей.
- Я вряд ли успею. У меня много других дел.
Михаил нетерпеливо вздохнул.
- Я заплачу.
- Не надо мне платить. Мне платят за работу.
- Это тоже работа. Я хочу эту картину.
- Не знаю, - я запихнула блокнот между кофемашиной и банкой с солью. - Я не помню, как работать в цвете. И не хочу вспоминать.
Мне на глаза попался список салатов и закусок. Пора было заканчивать с пространными рассуждениями о моем "искусстве". Михаил считал иначе:
- Да не может такого быть, чтобы ты не любила рисовать. У тебя, черт возьми, талант! - он потянулся к блокноту. - Покажи рисунки Соне. Она поможет тебе сама или найдет преподавателя. Если он вообще нужен и...
Я резко схватила его за запястье.
- Не надо.
Михаил замер, не сводя глаз с моей руки. Вздохнул, порывисто и раздраженно, сквозь зубы.
- Понятно.
Мне стало стыдно. Он ведь хотел как лучше.
- Я давно не рисую. И не хочу к этому возвращаться. Прости.
- Да ничего, - он шагнул назад. - Это не мое дело...
А потом, когда я уже посчитала разговор оконченным, положил руку мне на плечо и чуть сжал. От этого дружеского похлопывания меня бросило в жар.
- Ты найдешь время, я не сомневаюсь, - произнес Михаил. - Набьешь руку, вспомнишь навык и почувствуешь себя увереннее.
Мне осталось только пожать плечами. А вышло так, будто я попыталась сбросить ладонь боксера. Михаил отступил и, не сказав больше ни слова, ушел.
Я опустила голову и закрыла глаза ладонью.
Мне было и стыдно, и горько, и тоскливо. И муторно как-то, словно я сама не могла понять, чего хочу. Рисовать для него? Это, конечно, здорово. Ведь и саму меня тянуло взять в руки кисти. Только смысла в творчестве я больше не видела, разве что расслабиться и помечтать...
Я любила акварель. Цвета выходили нежными, шелковыми, как мир сквозь расчерченное "слепым" дождем стекло. Мои рисунки были распиханы по всему дому. Отец даже взял несколько картин на работу, себе в кабинет. Мне их вернули. Сложили в коробку, вместе с другими папиными вещами, когда его не стало.
А я все выкинула. И квартиру родителей продала.
Потерев пальцами шрам, я прикрепила список салатов с рецептами магнитом на холодильник и принялась за работу.
Ближе к вечеру, разобравшись с готовкой, я вместе с Маргаритой Васильевной вышла на прогулку. Дождь прошел, ветер стих, но долго бродить среди мокрых деревьев и сырых камней не было никакого желания ни у меня, ни у княгини.
- Вера, - Маргарита Васильевна ушла чуть вперед и окликнула меня, не сбавив шага.
- Да? - отозвалась я, пряча руки в карманы.
- Будьте осторожны с Михаилом. Он не так прост и открыт, как может показаться. Как он хочет показать.
Я замерла на мгновение, но, поборов удивление и смущение, ответила с деланным недоумением:
- Не понимаю, о чем вы.
- О твоей увлеченности им. Не стоит отрицать очевидного, - княгиня повернула голову, и теперь я видела ее лицо в профиль. - Его расположение к тебе неискреннее. Он всегда и всюду пытается и будет пытаться насолить своему отцу.
- И все-таки я не могу понять...
- Я сказала, как есть. Остальное - твое дело. Но, как компаньонка и помощница ты пришлась ко двору, и я бы не хотела тебя терять из-за всяких глупостей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Маргарита Васильевна отвернулась, дав понять, что разговор окончен. Я не стала больше выражать недоумение, хотя и не совсем поняла, что княгиня имела в виду. Михаил хочет моего увольнения, и пытается соблазнить, чтобы выставить перед нанимателем слабой на передок, безответственной дурой? Проверяет меня? Камер ему мало?
Как бы то ни было, но кошки на душе заскреблись. Значит, решил меня подставить, а я и расплылась, как кисель по тарелке. Картины мои ему нужны. Конечно...
Я вздохнула и, запрокинув голову, поглядела в небо, лазурью сиявшее через желтую листву. Красивые цвета. Сказки и бредни.
- Вам не о чем беспокоиться. Маргарита Васильевна. Работа занимает все мое время, и мне больше ничего не нужно.
- Ты думаешь, это к лучшему?
- Я знаю, что это к лучшему.
Она кивнула в ответ, и о ее внуке мы больше не говорили.
Когда мы вернулись с прогулки, Михаил уже куда-то уехал. Не знаю, когда он вернулся, но поздно - я сквозь сон слышала скрип ворот.
Ночью было тихо - ни дождя, ни ветра, а утром только легкий туман стелился над рекой. Спала я плохо - голова болела, дергало шрам, и всякая чушь лезла в голову. Приходила даже мысль уволиться, чтобы не разгребать ту кашу, в которую меня пытались вляпать, но её я отбросила быстро и едва ли не со смехом. Все же работала я с Маргаритой Васильевной, а остальное меня волновать не должно было.
Писк будильника прозвучал, как сигнал об окончании ночной смены. Я резво вскочила на ноги, поспешно умылась, быстро оделась и спустилась на пробежку. А в коридоре столкнулась с Соней - художница, растрепанная и в ночной рубашке до колен, пила кофе, бродя по дому, как привидение.
- Привет! - весело поздоровалась она. - А ты куда?
- Привет. На пробежку. Ты так рано приехала?
- Меня Михаэль привез, - зевая, ответила Соня. - Я же сюда фиг доеду.
- Почему?
- У меня права отобрали за вождение в нетрезвом виде.
Я удивленно вскинула брови.
- Ты села за руль пьяной?
- Ничего в этом удивительного нет, - Соня повела плечом. - И, если честно, за рулем была не я. Но мы быстро поменялись местами. Тому челу светиться нельзя.
Она подмигнула мне.
Странная девочка. И медведи у нее на пижаме были ярко-зеленые и жили в вигвамах.
- А можно с тобой?
- Что, прости? - я отвела взгляд от хоровода кислотных Винни-Пухов.
- На пробежку, - она изобразила, что бежит.
- У меня не особо много времени. Поэтому... Через пять минут жду тебя в саду.
- Есть, кэп, - она отсалютовала мне и бросилась к лестнице, расплескав по дороге кофе.
Успела она почти вовремя. Я показала ей, как размяться, и мы вышли на дорожку за домом.
- Ой, девочки, какие вы красивые, - донеслось нам вслед. - Вишенка!
Я сбавила шаг. Соня вопросительно посмотрела на меня, но тоже помедлила.
- Привет, Олег, - обернувшись, чинно поздоровалась я.
- Привет, сладенькая моя. Не замерзла? - охранник расплылся в улыбке.
- Пробежимся - и согреемся.
- А, может, мне тебе помочь? Согрею изнутри и снаружи, - он ухмыльнулся, шлепнув себя по поясу.
- Ты - местный извращенец? - в лоб спросила Соня.
Я закусила губу, чтобы не засмеяться. Лицо Олега вытянулось, но он со свойственной бестактным мужланам быстротой справился с удивлением.
- Ты чья, кошечка? Дерзкая, я смотрю.
- А я сама по себе.
- Тоже хочешь тепла и ласки? Меня на всех кисок хватит.
Соня прищурилась.
- Скажи-ка, хамло, а ты такой наглый и бесстрашный, потому что тебе давно начальник по башке не отвешивал?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Вот тут и Олег совсем растерялся.
- Э-э-э, - протянул он, подбирая слова. - Ты как со мной разговариваешь?
- А ты как со мной? Жидкость в голову бьет - воспользуйся рукой. Ещё раз полезешь - заяву накатаю, усек?
