Тело найдено у железнодорожной насыпи четыре дня назад: то ли уже мертвую сбросили с поезда, то ли зарезали на месте. На теле несколько колотых ран и кровоподтеки. Ни вещей, ни документов рядом не обнаружено. Местные менты направили тело в судебный морг, там дактилоскопировали труп и поместили в так называемое хранилище, постройку на задах городской больницы. Морозильных камер в морге нет, а завтра обещали повышение температуры. Измайлов уничтожит карточку дактилоскопического учета, завтра составят акт, что труп кремирован, так как он не подлежит длительному хранению из-за жары. Неопознанные трупы сжигать запрещено, но из любого правила бывают исключения.
– Этот козырь я держал в рукаве до случая, – сказал Радченко. – Но теперь ждать нельзя. В половине первого ночи встретимся на берегу Кубани со стороны садовых участков и санатория «Солнечные дали». Проедешь мимо ворот санатория, тормознешь там, где обрывается асфальт. Я буду на месте. Работа дерьмовая, но надо ее сделать. Тело найдут уже сегодня. Будет анонимный звонок в милицию. Мол, вечером гулял по окрестностям. В укромном месте наткнулся на мертвую женщину. Менты найдут в ее кармане белый платок. А на нем рисунок помадой – крестик. Такие же платочки с крестиками краснодарский убийца оставлял в карманах своих жертв. Короче, журналисты после этой находки должны тормознуть свою статейку.
– Откуда ты знаешь Измайлова из тамошней ментуры? – Тихонов сунул деньги под комбинезон.
– Я его в глаза не видел, – ответил Радченко. – Он знакомый моего знакомого. Человек, который за определенную сумму может помочь. Короче, верный мужик. И ты не дергайся, что он мент. И не задавай дурацкие вопросы. План наших с тобой действий я сочинил не по дороге сюда. Все варианты сто раз просчитаны еще в Москве.
– И вариант с газетой? С этой статейкой?
– И этот тоже, – кивнул Радченко.
– Когда вся эта параша закончится, мы махнем бабкиного самогона и все забудем, – сказал Тихонов. – Прощевай до вечера.
* * *
Частный дом на окраине Люберец, обнесенный штакетником забора, встретил Девяткина пением незнакомой птицы, усевшейся на ветке вишни. Повернув завертку, московский гость распахнул калитку, вошел на участок. По узкой тропинке между деревьями, добрался до крыльца и, не увидев кнопку звонка, постучал в дверь кулаком. Подождал и снова постучал. Долго не открывали, в доме кто-то был. В среднем окне, занавешенном полупрозрачной шторкой, в этот полуденный час горел свет.
Девяткин был готов к тому, что встретят его не слишком любезно – хозяин этой берлоги, мастер татуажа Рома Крайнов, мужчина скорый на руку и собой видный: шестьдесят второй размер и рост метр восемьдесят семь. Попадешь такому на кулак – зубы долго не соберешь. Но встреча оказалась совсем не напряженной. Открыв дверь, хозяин заглянул в красную книжечку, кивнул и, отпихнув ногой кошку, предложил Девяткину войти, заявив, что терок с милицией у него нет и не было. Через сени по коридору прошли в комнату, залитую светом. На длинном столе лежала коротко стриженная девица, раздетая до пояса. На ее плече была укреплена пергаментная бумага с рисунком двух целующихся колибри.
– У меня тут небольшая халтура подвернулась, – Крайнов обернулся к гостю, – но раз вы пришли, перенесу это дело.
– Перенесешь? – Девица посмотрела на художника снизу вверх и шмыгнула носом, будто хотела заплакать от обиды. – Ты же обещал.
– Завтра приходи. – Крайнов снял с плеча девушки пергаментную бумажку и приказал ей освободить стол и убраться отсюда в темпе вальса.
Девица, не стесняясь своей наготы, неторопливо слезла вниз. Все так же неспешно, чтобы гость успел оценить свежесть ее молодого тела, изгибы талии и бедер, натянула майку на бретельках и жилетку. Плюнула на пол и сказала:
– Когда в следующий раз вздумаешь потрахаться на халяву, мне не звони. Даже не вспоминай. Поищи другую дуру.
И вышла, хлопнув дверью. Крайнов выключил лампу в стальном отражателе, укрепленную над столом, и повернулся к гостю:
– Чем могу? Может, интересуетесь нательной живописью?
– Ни боже мой, – помотал головой Девяткин и без лирических отступлений пересказал свою историю. – Людям моей профессии нательная живопись мешает делать карьеру. Да и вообще… Собственно, меня волнует только тот человек по фамилии Перцев, что заходил к тебе в салон. А потом пропал.
Художник поскреб пальцами шею. Толстая грудь и высокий живот Крайнова были покрыты разноцветным восточным орнаментом и письменами на неизвестном науке языке. На левой сиське – орден Знак почета, на правом плече – погон полковника французской армии времен Наполеона. На предплечьях – драконы со свирепыми мордами прятались в гуще экзотических цветов. Бритая наголо голова лоснилась от пота, из одежды на художнике были только шорты, которые поддерживали широкие красные помочи. Крайнов оттягивал резинки и отпускал их. Помочи били по телу, рисунки на груди колыхались.
– Не каждый день такое увидишь? – усмехнулся хозяин, ткнув себя пальцем в грудь. – Сам колол. Перед зеркалом. Два месяца эскизы делал и две недели работы.
– В этих буквах и знаках есть какой-то смысл?
– Безусловно. Но это долгий разговор. А у меня со временем полный кирдык.
Он поманил Девяткина в соседнюю комнату. Там на открытых полках и стеллажах, занимавших три стены, стояли всякие безделушки вроде черепов обезьян, очень похожих на человеческие. В банках с формалином плавали ящерицы, тритон и пара рыбьих голов. Еще было полно альбомов с репродукциями старых мастеров и глиняных кошек-копилок, расписанных вручную. Отдельно, в застекленном книжном шкафу, у окна, стояли разноцветные пластиковые папки с надписями на корешках: «молнии», «цветочные мотивы», «светящиеся сердечки», «тигры», «стрекозы и бабочки»…
– Сначала два слова о моей работе, чтобы вы въехали в смысл происходящего, – Крайнов взял с подоконника бутылку пива и открыл пробку зубами. – В конторских папках я держу трафареты или готовые рисунки, которые показываю заказчику. Это очень облегчает жизнь. Ну, заваливает ко мне какой-нибудь чувак и говорит, что хочет посадить на плечо ящерицу или тритона, а на запястье руки морду Элвиса Престли или мертвяка в короне. Пожалуйста, у меня большой выбор. Остается посмотреть альбомы, то есть папки. Потом я выбриваю тело, обезжириваю кожу, наношу антисептик. Наклеиваю на тело лист бумаги с рисунком и беру машинку. Вы скажете, что такая халтура ниже моей квалификации.
– Я ничего не скажу, – помотал головой Девяткин. – Бывает, я и сам халтурю, хоть и мент. Грешен.
– Ну, не вы, так другие так скажут. На самом деле нельзя каждый раз создавать произведение искусства, шедевр. Не схалтуришь, будешь сидеть без гроша и лапу сосать. Но иногда я работаю не за бабки, а для души. И у меня есть репутация. Вот почему ко мне обращаются не только местные шлюхи, но люди с деньгами и художественным вкусом. Приходят по рекомендации. Вот и этот Перцев тоже сказал, что ко мне его сосватал один знаток татуировок. Назвал фамилию, но я сейчас не вспомню. Ему хотелось чего-то особенного. Короче, он пришел со своим рисунком.
* * *
Крайнов долго копался в полках, перебирая папки. Наконец нашел, что искал, и протянул гостю сложенный вчетверо лист бумаги. Девяткин подошел ближе к окну, развернул лист. По синему морю шел трехмачтовый парусник, алые паруса наполнял ветер. Такелаж прорисован очень тщательно, со знанием дела. Парусник и море обрамляли ветви лаврового венка – символа победы. Над кораблем развернул широкие крылья орел, открывший хищную пасть. Под лавровыми листьями – огромный спрут, раскинувший щупальца.
– Я забрал эту картинку, чтобы перевести на кальку. – Крайнов забулькал пивом. – Но клиент уплыл, как этот парусник. И визитки не оставил.
– Похожие татуировки я видел у блатных, – сказал Девяткин, разглядывая рисунок. – Парусник – это символ вечного бродяги, странника. Точнее – гастролера. Если паруса белые, значит, вор. Черные – гопник. Число мачт равно числу судимостей. Странно… У человека, который мне нужен, до недавнего времени не было проблем с законом.
– Перцев не блатной. – Крайнов откупорил зубами вторую бутылку пива. – Вору колят парусник на грудь или на бедро. А он хотел на спину. И паруса красные. У этого кадра спина как у качка. Он напрягает мышцы, паруса раздуваются. Эффектно смотрится. По-моему, в этом паруснике романтический смысл. Возможно, есть женщина, которую он любит. К ней он обещал приплыть под алыми парусами и забрать с собой. А картинку рисовал профессионал. Все пропорции точно соблюдены, видны перспектива, детали. Там и подпись внизу. Все художники, заканчивая рисунок, расписываются. Это придает работе законченность. Поэтому я и говорю – профи постарался.
Девяткин прищурился, разглядывая подпись. Буквы мелкие, но четкие, написано остро отточенным карандашом: О. Петрушин. Девяткин на минуту задумался. А ведь фамилия певички с Рублевки – Петрушина. И ее брат, ныне покойный, тоже Петрушин. Кажется, Олег. И по образованию он художник. Не он ли постарался перед смертью? Впрочем, мало ли на свете О. Петрушиных. Девяткин поблагодарил Крайнова за помощь и спросил, можно ли забрать рисунок.
