— О них упоминает Геродот, — вставила я.
— Верно, верно! Потом, существует теория насчет холма в Гластонбери: в Англии есть старый разрушенный замок, связанный с мифом об Артуре, фундамент строения округлый. В Англии в сельской местности есть и торфяные лабиринты.
— И еще Кносс, — сказала я.
— Вот именно, Кносс. Греческий лабиринт, где обитал Минотавр — по крайней мере так утверждает легенда. Итак, точных доказательств не существует, как и других свидетельств о существовании лабиринтов в доколумбовой Америке. Но ничего невозможного в этом тоже нет.
Я зачарованно смотрела на руки Эрика — Гомара энергично жестикулировал. Он знал так много, что мне захотелось рассказать ему о письме, написанном моей мамой. Но за это она меня убила бы.
— Вы написали о нем книгу, — напомнила я. — О фон Гумбольдте.
— Небольшую монографию. Как уже сказано, немного не повезло с раскопками — я несколько лет обшаривал ту местность, где нашел топоры, но ничего больше не нашел. В общем, можно сказать, что я здорово разочарован. Я написал работу об Оскаре Тапиа и об открытии им стелы — чудак делал записи в дневнике шифром, как да Винчи. Вот почему он меня заинтересовал. Всякие шифры — это мое хобби, и…
— Афон Гумбольдт? — спросила я, стараясь вернуть профессора к теме.
— Именно Тапиа и привел меня к нему. Отсюда и мой интерес к колониальным ученым. Так вот, сначала я написал несколько глав для книги, посвященной этому немцу. Потом стал писать свою собственную книгу о его путешествии за нефритом, которую, между прочим, помогала редактировать ваша мать. Рукопись вернулась ко мне — буквально истекающая кровью от восклицательных знаков, сделанных красными чернилами. Здесь же красовались грубые замечания относительно моего литературного стиля, особенно в тех местах, где я заявлял, что фон Гумбольдт действительно мог обнаружить лабиринт Обмана… Ну, в любом случае он был значительной фигурой. Одним из первых осудил рабство. И он прошел значительную часть Гватемалы вместе со своим спутником Эме Бонпланом, с которым у него, возможно, был роман. Если у вас есть карта, могу указать места, где они побывали. Маршрут я выучил чуть ли не наизусть. Эта личность меня… интересует.
— Из-за нефрита?
— Не только. — Эрик откашлялся. — Я считаю его человеком, с которым хотел бы познакомиться.
— Почему?
— Ну, я как-то с ним сжился. Или… даже не знаю. Он был серьезным человеком. Он был предан науке. И своим друзьям.
— Преданным другом, — проговорила я, вновь подумав об Иоланде, — иногда быть довольно трудно.
— Вы правы.
Наступила пауза.
— Мне хотелось бы быть преданным другом, — добавила я. — Если до этого дойдет.
С чего бы я так разоткровенничалась?
Посмотрев на меня, Эрик сдвинул брови. На какой-то миг он вдруг стал другим человеком — более спокойным, более серьезным. Мне показалось, что сейчас он пересматривает свое отношение к нынешнему вечеру. Или даже ко мне.
— Мне тоже, — наконец отозвался он. — Хотя с моей стороны это потребовало бы определенных усилий.
Я улыбнулась.
— Вы говорите о бедной Глории?
— Что-то вроде! — засмеялся он, все еще не сводя с меня глаз. — Должен признаться, я не часто делаю подобные признания малознакомым людям. — Он помолчал еще несколько секунд; я готова была поклясться, что в тот момент Гомара выглядел робким, почти застенчивым. — Ну, пока я не начал вам плакаться и вспоминать о своем детстве, давайте вернемся к Гумбольдту.
— Да, давайте.
— Вы не принесете атлас? Я покажу вам его маршрут.
Я встала.
— Тогда пройдите в гостиную, пока я буду его искать. Там есть телевизор — черно-белый, так, ничего особенного. Если вы не против, послушайте погоду. Мама написала мне, что на юге ожидаются ливень и ураган. Если я услышу, что погода наладилась, мне станет как-то легче. А потом посмотрим маршрут.
— Нет проблем!
Я проводила его в гостиную и вернулась в свою комнату, где принялась шарить по книжным полкам. Среди сочинений Хаггарда и Конан Дойла, Жюля Верна и Мелвилла мне удалось найти приличную карту Гватемалы. Это была иллюстрация из энциклопедии «Британика» 1882 года издания, воспроизведенная в небольшом путеводителе «Занимательные люди и места Центральной Америки»; восемь лет назад я купила его на церковной благотворительной распродаже у каких-то очаровательных набожных старушек.
Из гостиной донесся звук работающего телевизора и послышались голоса репортеров. Раскрыв книгу, я двинулась туда. Находившаяся между двенадцатой и тринадцатой страницами карта Гватемалы отливала светло-коричневым и розовато-лиловым цветами. Здесь были нанесены реки, горы, джунгли и города, названия которых были напечатаны черной краской. Трудные для зрения и слуха названия — вроде Тотонлеапан или Тасиско — были выведены викторианским курсивом; скалистые горы художник изобразил изящными росчерками пера. Разные департаменты были раскрашены в различные цвета — розовато-лиловый, голубой, розовый и желтый. А в самом центре карты красовалась жирная надпись «Гватемала».
Нашу гостиную, где стоял маленький телевизор, украшали эдвардианская мебель, турецкие ковры и подсвеченный аквариум. Эрик устроился возле самого аквариума, в котором плавали разноцветные рыбы, и не сводил глаз с экрана. Там как раз показывали Гватемалу, и это изображение отнюдь не походило на аккуратную картинку из моего путеводителя. Под мощными порывами ветра стволы пальм сгибались почти до земли. Ураган сносил крыши с каких-то хибар, вздымая в воздух куски строительных конструкций. Улицы заполняла пенящаяся вода, которая разбивала витрины, унося с собой машины, деревья, людей и собак. После этого в программе новостей коротко показали тела погибших, безжизненно лежавшие на грязной земле. Желтые буквы обозначали места съемки — города Гватемала, Копан и Антигуа. С воздуха сняли джунгли, словно изжеванные какими-то гигантскими челюстями.
— Лола, — сказал Эрик, — там ураган.
— Боже мой!
— Не стоит паниковать. В Гватемале погибших не так много. Больше всего пострадал Гондурас. Вот там просто ужас. Я уверен, что с вашей матерью все в порядке.
— Посмотрите на эти тела!
— Эти люди просто не смогли найти никакого укрытия. А ваша мать разве еще не в городе?
Стиснув книгу, я продолжала тупо смотреть в экран на черно-белое изображение дрожащих пальм и разрушенных домов.
«Сегодня вечером я покидаю город Гватемала, — писала мне мама четыре дня назад. — А потом поеду, где на машине, где автостопом, на север, в ту часть леса, где его разрезает надвое река Саклук. Там поднимусь вверх по течению и попробую что-нибудь откопать».
