Грейс засмеялась, несколько вымученно:
– Да, я могла бы укрыться в каком-нибудь монастыре, тогда ты точно меня не нашел бы.
– Может быть. – Лука вздохнул. В неторопливых и мягких прикосновениях ее пальцев было что-то успокаивающее. Ощутив знакомое напряжение в паху, он закрыл глаза.
Он не хочет ее, не должен хотеть.
Но это сильнее его.
– Кровь больше не идет, – сказала молодая женщина. – Я наложу свежую повязку, но все равно лучше показаться врачу.
В ее голосе слышалось участие. Сосредоточенно сдвинув брови, она аккуратно бинтовала его плечо, но теперь ее движения стали менее уверенными, пальцы слегка дрожали, дыхание сделалось неглубоким. Лука узнал это дыхание. Оно подействовало на него, как бензин, вылитый в костер.
Его кулаки сжались, но на сей раз не из-за попытки обуздать гнев. Он жаждал погрузить пальцы в ежик ее волос, погладить щеки, ощутить бархатистость кожи…
Грейс прокашлялась. Когда она снова заговорила, голос прозвучал глухо.
– Вот и все. Теперь посмотрим, что у тебя с пальцами.
Она подняла глаза. На миг время обратилось вспять, и Лука оказался в той точке, где на свете не существовало ничего, кроме них двоих. Ее прямой нос все так же покрывала россыпь веснушек, которые он собирался когда-нибудь сосчитать. На левой щеке так же темнела крошечная родинка, а над верхней губой розовел тонкий шрам – результат падения в детстве на колючую проволоку. Тысяча воспоминаний захлестнула мужчину, и страстное желание прижать губы к ее губам и впитать их незабываемую медовую сладость уже готово было поглотить его.
Луку спас сигнал мобильного телефона.
Воспоминания относились к прошлому, когда они были другими людьми.
Теперь же она ему ненавистна.
Откинув волосы со лба, он поднялся и достал телефон:
– Сiao.
И со вздохом выслушал доклад секретаря о неполадках на винном заводе.
– Я должен идти, – сказал Лука. – Побеседуем в следующий раз.
Грейс бросила ему стерильную салфетку.
– Для твоего кулака, – проговорила она натянуто. – И не забудь показать рану врачу.
В ее глазах мелькнуло тоскливое выражение, но она тут же поднялась и повернулась к нему спиной.
Выйдя на воздух, Лука несколько раз глубоко вдохнул, чтобы успокоиться.
Если бы не телефонный звонок, он поцеловал бы жену. Но одним поцелуем дело не обошлось бы. Он захотел бы ее всю. Целиком.
Бормоча ругательства, он пошел к особняку. Он не станет рабом своего либидо. Он укротит его, пока не найдет женщину, с которой сможет дать ему волю. Но сколько Лука ни пытался представить эту мифическую женщину, на ум приходила только его жена.
Глава 6
Грейс с трепетом переступила порог семейной спальни. Теперь это была территория Луки.
Женщина быстро прошла к двери, ведущей в прежнюю гардеробную, и распахнула ее. И снова Грейс показалось, что она вернулась в прошлое. Ее одежда по-прежнему висела на плечиках. Вся – ярких расцветок.
Покинув Сицилию, Грейс ни разу не купила ничего яркого. Отчасти потому, что знала: головорезы Луки будут выслеживать женщину в яркой одежде. Но главное – она утратила прежнюю беспечность, и ее сердце окутал мрак. Теперь она подсознательно выбирала одежду темных оттенков. Этот же мрак уничтожил ее способность творить.
Вернется ли к ней когда-нибудь прежняя легкость?
Интересно, заходил ли Лука в гардеробную в поисках разгадки ее исчезновения? А поняв, что она его бросила, не захотел ли он швырнуть всю ее одежду в костер?
Его мать сказала, что Лука сохранил вещи на случай, если она все-таки за ними вернется.
Как ни старалась Грейс не думать о нем, но всякий раз, закрывая глаза, видела страдальческое лицо Луки, когда он рассказывал, как подействовало на него ее бегство. Его неподдельное волнение больно укололо сердце Грейс. Но ведь он не может не догадываться, почему она ушла! Кто в здравом уме решился бы родить ребенка в таком опасном окружении? Для него-то все обстоит по-другому, Лука родился и вырос здесь. Для него этот мир нормален. Это стало ей окончательно ясно за два дня до бегства.
* * *
Грейс тогда рисовала в своем коттедже. Вдруг ей стало дурно от запаха скипидара, которым она промывала кисти и разводила краски. По правде говоря, ее подташнивало уже несколько дней, и она решила, что подцепила вирус. Обычная неуемная энергия тоже ей изменила, и она собиралась пораньше лечь спать.
Но не успела Грейс открыть дверь на их с Лукой половину, как услышала крики.
Лука и Пепе нередко ссорились, но сейчас происходило нечто из ряда вон выходящее. Внезапный громкий грохот заставил женщину подскочить.
Она смотрела на дверь кабинета мужа в растерянности, не зная, как лучше поступить – войти и разрядить атмосферу или же предоставить им возможность разобраться самим.
Грейс не успела ни на что решиться. Дверь распахнулась, и из кабинета вылетел Пепе, едва не сбив ее с ног:
– Прости, я не знал, что ты здесь.
– Ничего, – пробормотала она. – У вас все в порядке?
– Спроси лучше у своего мужа, – коротко бросил он.
Выходя из их крыла, Пепе так хлопнул дверью, что Грейс испугалась, как бы та не слетела с петель. Она вошла в кабинет и увидела, что ее муж ходит взад-вперед со стаканом виски в руке. На белой стене расплывалось кофейное пятно, на ковре валялись осколки чашки.
– Что случилось? – спросила Грейс. – Кто бросался чашками?
Лука круто развернулся. Его лицо, как и у Пепе, было мрачнее тучи.
– Я полагал, ты у себя в студии, – произнес он громко и резко. Грейс, не привыкшая к такому его тону, поморщилась. – Прости! – Лука помотал головой. – День сегодня не задался.
– Я слышала, как вы с Пепе спорили. Что случилось?
– Ничего особенного.
– Наверное, все-таки что-то случилось – вы так кричали. И бросали вещи. – Она говорила спокойно, надеясь, что этим поможет Луке расслабиться.
– Я же сказал: ничего особенного! – Он осушил бокал и схватил со стула пиджак.
– Куда ты?
– На воздух.
– А потом?
– У меня есть дела.
– Но уже почти десять часов.
– У меня ненормированный рабочий день.
– Я заметила.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Раньше ты всегда проводил вечера дома, со мной, но с тех пор, как открыл совместный бизнес с Франческо, я тебя практически не вижу.
– Я совладелец двух казино и нескольких клубов. Это ночные заведения, и они нуждаются в руководстве, – процедил Лука сквозь зубы.
– Я догадываюсь.
– Так на что же ты жалуешься?
– Я не жалуюсь. – Ее голос дрогнул. В эту минуту в Луке вдруг проступило что-то жестокое, дикое, и не только из-за щетины на подбородке и растрепанных волос, хотя обычно он следил за собой. – Я беспокоюсь. Тебе вредно…
