Дверь в номер Антона была распахнута настежь. Настольная лампа горела на тумбочке у кровати. Я несмело приблизилась и остановилась в дверях.
Антон еще не ложился. Весь пол был усеян какими-то бумажками. Он сидел на кровати все в том же свитере и джинсах. Только громадные ботинки на рифленой подошве стояли в углу, раскинув шнурки и языки на стороны.
– А, привет, Лина! – бодро сказал он мне, отрываясь от своих записей. – Чего не спишь? Ребята не дают?
– Антон, ты не мог бы посоветовать, где мне было бы безопасней всего переночевать?
– Безопасней всего тебе будет здесь, – абсолютно по-деловому сказал он, набирая по телефону чей-то номер и кивнув мне головой, чтобы я зашла. И тут же заговорил в трубку: – Доброй ночи! Извините за поздний звонок. Могу я поговорить с Михаилом Александровичем? Здравствуйте, Михаил, с вами говорит некто Антон Дисс. Мы договаривались с вами…
Что он говорил дальше, я уже плохо понимала. Я устала все это понимать, потому что мой мозг не привык осознавать все, что слышит. Я никогда не вслушиваюсь в чужие разговоры. Мне есть чем занять свою голову.
– Только я встаю в шесть, и звонить мне с утра начнут без перерыва, – договорил он. -Но ты ложись. Я уже скоро закончу.
Единственное, что я поняла, – что вот здесь я действительно усну, даже если он всю ночь будет говорить по телефону. Было что-то в его равнодушии изысканно-благородное. Это и заставило меня пристальнее к нему приглядеться.
Я свернулась калачиком прямо поверх покрывала, укрыв ноги его загнутым краешком.
Антон собирался ложиться. Стянул с себя теплый свитер. Остался в белой футболке. Взял с подоконника стакан с водой и стал жадно пить. И пока я смотрела на это, тут же сама ощутила ужасную жажду. Он полностью опустошил стакан и со стуком поставил его обратно.
– Слушай, а у тебя больше нет попить? – жалобно попросила я, приподнимаясь на локте.
Антон повернулся к окну. Налил и мне. Подал стакан и остался надо мной стоять. Надо понимать, чтобы не возвращаться за стаканом и два раза ко мне не ходить. Я выпила залпом пару глотков. Глаза мои расширились. А дыхание перехватило.
– На! – Он сунул мне в нос кусочек черного хлеба. – Сама же просила…
– Я думала, вода! – прохрипела я, едва отдышавшись. – Ну ты, Антон, даешь!
– Мне это как снотворное… Иначе не заснуть. Вертится в голове все время… – Он взял у меня стакан и отошел к своей кровати. – Ты ляг по-нормальному. В этой постели еще никто не спал. Все чистое.
– А почему ты кольцо на левой руке носишь? – Я не выдержала и спросила о том, что уже давно меня сильно интересовало.
– Я разведен, – скупо разъяснил он.
– А зачем тогда ты его вообще носишь? Разведенные не носят. Только вдовцы…
– Просто я люблю свою жену, – сказал он так, что дальше воспитанный человек спрашивать бы не стал.
– А почему вы тогда разошлись? – спросила я как можно мягче, чтобы не оскорбить его лучшие чувства.
– По глупости… Все. Спать пора. – И он погасил свет.
– А хочешь, я тебе погадаю? Я умею… – почему-то попросила я его. – У меня тетка цыганка…
– Я в это не верю, – отозвался он в темноте.
– А в Деда Мороза веришь? – улыбнулась я.
– И в Деда Мороза не верю.
– А в президента Ельцина?
– Верю.
– А разве ты его когда-нибудь живьем видел?
– Нет. По телеку…
– Так и Деда Мороза ты по телеку видел… А почему ж не веришь?
– Над этим надо будет подумать, – хмыкнул он.
– Антон?
– Ну что тебе еще?
– Что такое любовь? В двух словах.
– Ты что, сама не знаешь? – проворчал он сонным голосом.
– Просто я коллекционирую чужие мнения по этому поводу, – сказала я, глядя в темный потолок. Он помолчал. Я думала, не ответит.
– Любовь, – сказал он наконец медленно, – это жертва, которую ты способен принести ради другого и получить от этого удовольствие.
– Спасибо.
– Не за что. Спим.
Утром я проснулась от звонка, как мне и было обещано. Хотелось завернуться в одеяло с головой. И проспать так еще часов двенадцать. Но бодрый голос Антона врезался в мое уплывающее сознание. И вместо того чтобы под него заснуть, я стала его слушать.
Потом он пошел в душ, и под звуки текущей воды я опять задремала.
Проснулась я оттого, что телефон разрывался, а он не подходил. Я немного подождала, а потом вылезла из-под одеяла и прямо в трусиках и майке стала перебираться через его постель, чтобы снять трубку. А вдруг что-нибудь важное, а я тут, как дура, лежу и ответить не могу. Но в этот момент из ванной вылетел Антон с намыленным лицом и бритвой в руке. Он ринулся к телефону, как хоккеист за шайбой.
– Я взял! – крикнул он, добираясь до трубки. Я испуганно отдернула руки. И кожей почувствовала его взгляд, скользнувший по моим ногам. Когда он сказал: «Слушаю!» – я быстро полезла под спасительное прикрытие одеяла.
Было только полседьмого утра. Автобус отходит в девять. Я могла встать еще через два часа. Но сон почему-то как рукой сняло. Он поговорил по телефону и сказал:
– Ты не обижайся. Просто я не хочу, чтобы кто-то подумал, что здесь у меня ночуют всякие там девицы.
И ушел в ванную.
А я все думала о том, что он любит свою жену. И как, наверное, сильно страдает от одиночества. Я вспомнила ее, Дину. Я видела ее в университете. Темненькую девочку с горячими восточными глазами. Если кого и видела я из женщин, похожих на газель, то это была Дина.
Антон вышел из ванной чисто выбритый. Таким я видела его за время нашей работы впервые. До сегодняшнего дня он зарастал щетиной совершенно безбожно. И обычно бывает, мужчина, которого ты долгое время видишь заросшим, очень преображается, когда открывает миру свое лицо.
Он сильно помолодел. И даже усталость куда-то подевалась. Я сделала вид, что еще сплю, и разглядывала его в свете маленькой лампы. Лицо его показалось мне чертовски привлекательным. Не красивым, как у Жана-Шарля, а породистым и волевым. С таким лицом он действительно мог себе позволить абсолютно нулевую прическу.
Лучше бы мне было в тот момент крепко спать!
Работа закончилась. А значит, всем нам предстояло расстаться. А я привыкла за две недели и к бешеному ритму, и к постоянному присутствию Антона. Он чем-то все время распоряжался, что-то решал и был красив. В работе он чувствовал себя, как рыба в воде. Он был на своем месте.
Я боялась себе признаться в том, что постоянно ищу его глазами, что мне нравится за ним наблюдать. И что, судя по всему, я глупо, по-девчоночьи влюбилась.
Закончилась работа, а с ней и все остальное. Моя маленькая тайна обречена была на верную смерть. Я еще дважды пыталась схитрить, и звонила ему по каким-то несуществующим делам. Но он намеков моих не понимал.
