Его рука коснулась моей разгоряченной щеки, и я выгнулась под этим прикосновением, ощущая, как тело откликается, желая больше. Ему удавалось унять мою боль, он знал, как освободить меня.
Не было страха, только сладкое предвкушение. Еще одно движение прохладной руки, ласково коснувшееся шее, там, где осталась царапина. Я беззвучно застонала, он просто дразнил меня, когда мне хотелось большего — навсегда покинуть это место, навечно остаться в его объятьях.
Мужчина склонил голову набок, решая как поступить. Я молила его о спасении, кричала и требовала, чтобы он унял мою агонию. И знала, что он послушает меня, знала, что не оставит одну.
Присев на край кровати, мужчина поднес свое запястье к губам, а потом медленно опустил его ближе к моему лицу. В нос ударил резкий металлический запах крови. Горло болезненно сжалось, а рот наполнился слюной. Голод. Он не просто вернулся, а утроился, сделав меня рабой одного единственного желания — насытиться.
Первая теплая капля коснулась моих губ, медленно скользнув на язык. Тело забилось как под высоким напряжением. Я приоткрыла рот, жадно ловя терпкую жидкость. Ее вкус сводил меня с ума, лишая рассудка, оставляя только примитивные инстинкты. Кровь несла с собой успокоение, и мне оставалось только догадываться, почему он не дал мне ее раньше. Почему я сама не взяла? Не осталось ничего — ни чувств, ни эмоций, ни страха, ни сожалений, ни прошлой памяти, только невыносимая потребность сделать еще один глоток.
Но он отнял свое запястье, не обращая внимания на мою слезную мольбу. Я должна была пройти через все сама, а ему не хотелось наблюдать за моими мучениями. Мужчина показал мне путь, дав силы следовать по нему. Его губы осторожно коснулись моего лба, прощаясь.
Снова шевельнулась занавеска, и я закричала, боясь потерять его, боясь остаться одной, но тишину не нарушило ни звука. Мои слезы неторопливо скатывались по щекам, оставляя тонкие горячие дорожки. Комната опустела, став совершенно чужой. О его визите напоминал лишь шелест ткани, бьющейся в открытом нараспашку окне.
Меня накрывало волной невыносимой тоски, такой потери, с которой невозможно было справиться или смириться. Она принесла с собой отчаяние, придавшее мне сил. Я распахнула глаза, наблюдая как лунный свет медленно кружится по комнате, рассыпаясь в воздухе мелкими серебристыми песчинками. Что держало меня здесь? Вещи, когда-то близкие сердцу и пропитанные воспоминаниями о прошлом, выглядели уныло и потерянно. Люди, спокойно спящие по своим комнатам, даже не подозревали, что происходит всего в нескольких шагах от них. Смешно, они никогда и не видели дальше своего носа.
Мне словно удалось подняться над всей этой суетой, увидеть свою жизнь со стороны — чем она отличалась от миллиардов подобных? Результат все равно оставался один — смерть. Но вот теперь она стояла рядом со мною, ее холодное дыхание щекотало кожу, цепкая костлявая хватка подбиралась к сердцу. Это помогало мне мыслить ясно — моя жизнь ничего не значила. Жалкие попытки идти вперед на самом деле шагами в пустоту. Теперь и он покидал меня.
Я приподнялась на кровати, рассматривая прямоугольный проем окна — черное полотно, усыпленное мелкой россыпью звезд. Лунный свет походил на серебряную дорогу, повисшую в воздухе, и мне хотелось следовать по ней. Стены давили, напоминая крошечную коробку, в которой меня заперли как маленького чертика. Я не заметила, как преодолела это расстояние — секунда, и мои ступни уже ощущают прохладный подоконник, а теплый ветер самозабвенное играет в волосах. Город лежал у моих ног, побежденный, преклоняющийся. Он принадлежал мне, и даже все, кто жил в нем. Я еще никогда не знала такой свободы и безграничной силы, разрывающей изнутри. Вдыхая ночной воздух, и чувствуя, как из тела уходит всякое напряжение. Только теперь ко мне пришло понимание, болезнь была не во мне, а в комнате, в той жизни, которая так угнетала все это время. Она всегда держалась рядом, медленно убивая меня. Я обернулась, лениво осматривая свою клетку, испуганно осознавая, что в тело возвращается прежняя болезненная дрожь. Пути назад не было. Разве кто-то мог выжить в четырех стенах? Каждый день меняя одну коробку на другую? Я практически видела, как горят мосты, соединяющие меня с прошлым — сначала медленно тлея, а потом переходя в стену огня, яростную и непроницаемую.
Что осталось позади? Семья? Я не помнила, что это могло значить для меня. Друзья? Они никогда ими не являлись. Вещи? Они не имели значения. Двадцать лет жизни? В них было еще меньше смысла и необходимости, чем в окружавших меня безделушках. Сердце на миг замерло, сдавливаемое сомнениями. Что изменит мое решение? Кто-то будет сожалеть? Тосковать? Я представила пустую комнату, в которой никогда меня не было. Жалкое зрелище. Вот только это казалось правдой — ни одна из этих вещей никогда не расскажет о своем хозяине. Никаких воспоминаний. Пустота.
Я обернулась к городу. Он ждал только меня, поблескивая вдалеке крошечными огнями. Эта жажда всегда жила внутри, тихо нашептывая мне на ухо, каждый раз, когда мой взгляд падал на мирно спящие улицы. Теперь это был не шепот, а настоящий крик. Я принадлежала этому городу, а он мне. Всего один шаг, все внутри требовало полета, жаждало почувствовать потоки ветра, бьющие в лицо, играющие с тонкой одеждой. У меня появились крылья, он дал их мне. Я снова была голодна, но здесь от этого не находилось спасения. Мне следовало уйти.
Мои руки сжались когтями на оконной раме, спина выгнулась, подготавливая тело к прыжку. Я трусливо бежала, подальше от боли и проблем. Туда, где никто и никогда не осудит. В новый мир. В абсолютную темноту.
Часть вторая
Зверь
Глубокая ночь
Я кричала, вырываясь из чьих-то крепких объятий. От моего воя закладывало уши, от моих резких движений человека кидало из стороны в сторону, но он не отпускал. Его руки еще сильнее сдавливали мою фигуру, оттаскивая от открытого окна, обратно, в губительную духоту и замкнутость. Я хотела причинить ему боль, разорвать на часть за то, что меня вновь запирали в клетке, бросая на цепь.
Окно закрылось с оглушающим грохотом, от которого мое сердце начинает кровоточить. Ветер в отчаяние бьется о стекло, не способный проникнуть внутрь. Они разделили меня с городом, оставив нас страдать в одиночестве.
Меня укладывают в кровать, укрывая толстым одеялом, но я скидываю его прочь, требуя свободы. Мои запястья и щиколотки сдавливают тугие веревки, обездвиживая, превращая в жертву, словно готовя к распятию. Я начинаю понимать, что мои стоны и плач невыносимы для них, они корчатся, закрывают уши, но не отступают. В конце, мне совсем не удается пошевелиться, от этого мой крик становится еще громче.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
