каким базам.
Некоторое время мужчины молчали.
– Шеф, – Елисеев отхлебнул горячий и не очень вкусный кофе, – прошло мало времени. Все работают. Может, всё же дадите мне стволы, я потихоньку проверю, откуда они? Вам как-то негоже.
– Нет.
– Понял… Вы же начальник ГСУ.
– Не обижайся. Но бездумно рисковать нельзя. Если вдруг тебя отстранят, мне совсем не на кого будет положиться. Что по информатору, который навёл на притон?
Заведение почти совсем опустело. Официанты, сгрудившись у стойки, что-то обсуждали. Один малый широко зевал.
– Мы с Шульманом толковали с ним сегодня.
Крючков вскинул брови.
– И что?
– Пока ничего. Утверждает, что получил инфу и сразу слил её операм Багрову и Соловьёву.
– Братья прежде замечены были в сбыте?
– Были, конечно. Но по мелочи.
– Почему не брали их?
– Вы же сами знаете. Ждали чего-то крупного. Оперативная комбинация местного ОВД.
– Что значит «ждали»? Их пасли?
– Да. Говорят, пасли. Но когда они отбыли в Майкоп, к заболевшему отцу, перестали. Они же не в розыске, чтоб…
– У них есть родственники? Ах да! Отец.
– Вряд ли он в курсе их делишек…
– Они точно были в Майкопе?
– Да. Всё подтверждает это.
– Чёрт! Но как-то моя девочка попала к ним в эту треклятую хату? Об этом думает кто-то? – Генерал почти кричал. – С информатора нельзя спускать глаз. Понятно?
– Шульман занимается им.
– Пойдём отсюда! Мерзкое местечко. – Генерал скривился. – Откуда у моей девочки два травмата и два охотничьих ружья? Ты можешь объяснить? – Он совсем утратил самообладание и весь свой генеральский лоск.
– Нет. Пока нет.
Когда они прощались, Крючков протянул Елисееву тонкую серебристую панель.
– Вот. Это её ноутбук. Если у тебя есть спец, которому ты доверяешь, попроси вынуть из него всё, что можно. И… – он вздохнул, – чтобы сначала всё доложили только тебе. И никому больше. А ты потом мне…
Часть вторая
* * *
Майе Кривицкой снились Телеграм-каналы. Она начиталась их настолько, что во сне они сперва перемешались, а потом начали горячиться, спорить друг с другом, отплёвываться кувыркающимися буквами. Никуда не деться от них. Длинные, иногда с нецензурщиной, фразы, по ним никак нельзя было определить: это проплаченный Кремлём клеврет или просто честный человек, изливающий свою боль.
Уже перед самым пробуждением, в нервном, неплотном видении, ей явился Артём почему-то в нелепой футболке с портретом Пушкина во всю грудь. Никогда он не казался настолько старше её.
Это так поразило, что она некоторое время, уже окончательно проснувшись, тщилась смириться с этой внезапной Артёмовой старостью и, как это часто бывает по утрам, благодарила Бога, что наяву всё совсем не так.
Когда открыла глаза, сетчатку пронзила такая боль, что пришлось их снова закрыть. Особенно страдал левый глаз, глазное яблоко словно распухло и просилось наружу. Такое в последнее время случалось с ней часто. Она всякий раз пугалась, никому не жаловалась, обещала себе меньше смотреть на экран телефона и ноутбука, но боль быстро отступала, и всё забывалось.
Мамы дома, конечно, не было. Сколько Майя себя помнит, матери всегда ставили первые уроки, словно издевались. Будь мамочка рядом, завтрак Майя получила бы в постель, причём самый вкусный на свете. Мать и дочь Кривицкие суперделикатесов позволить себе не могли, но Зоя Ильинична умела из совсем простых продуктов приготовить нечто потрясающе вкусное. Это искусство она унаследовала от бабушки.
Бабушка немного не дожила до восьмидесяти и скончалась два года назад, оставив дочери и внучке однокомнатную квартиру на Полянке в блочном, со страшными на вид балконами, доме у самой станции метро. Мать категорически отказывалась эту квартиру сдавать. Майя особо не настаивала, хотя деньги им, разумеется, не помешали бы. Но если мать в чём-то себя уверила, Майя не тратила силы на переубеждение. Знала – бесполезно. Вероятно, сама мысль, что в квартире, где доживала свои дни бабуля, где так радушно их принимала по выходным, с пирогами и всякими разносолами, где окутывала их мягкой, как ручной вязки свитер, стариковской заботой, начнёт хозяйничать кто-то чужой, травмировала маму. Иногда они за вечерним чаем и трёпом предавались маниловским размышлениям, как хорошо было бы сделать на Полянке ремонт, но дальше разговоров эти намерения не заходили.
Зоя Ильинична ни в чём не ограничивала свободу дочки, не расспрашивала её о том, чего та сама не рассказывала, просила только об одном: не пропадать без предупреждения слишком надолго. По большому счёту, ни её, ни её покойного мужа не хватало на воспитание дочери – лишь бы прокормить, одеть, обуть, обучить, – но она как-то сама воспиталась. И воспиталась, как полагала мать, совсем неплохо!
Несмотря на довольно высокий для девушки рост, метр восемьдесят три, Майю никто в детстве не дразнил дылдой. Но сама она себя иногда любила так называть. Вот и сейчас мысленно приказала себе: «Вставай, дылда, тебе пора!»
Глаза ещё ныли, она, щурясь, встала с постели, порадовалась тому, что день начинается с солнца – в феврале это большая редкость. Посмотрела в окно. По небу торопливо двигались облака, похожие на невесть откуда налетевших монстров. Прямо на её глазах они из подсвеченных солнцем превратились в серые, с тёмными сгущениями.
Занятия Майя не посещала уже несколько дней. Не задумывалась, как объяснит это в деканате. Надеялась, что пронесёт, что она придумает уважительную причину, и ей поверят. Завтра придётся непременно навестить любимый вуз, будь он неладен. Сейчас отчисление за прогулы ей ни к чему. Да и мать не переживёт.
РГГУ, конечно, не в корне пропутинский МГУ, но и тут преподы многовато врут. А некоторые явно читают лекции на автомате, из года в год одно и то же, почти слово в слово. Сами не верят, что говорят. Правильно пишет в «Молодёжке» Вероника Трезубцева: наше образование – отвратительная пародия; куча ненужных знаний, и полная дальнейшая неприспособленность ни к какой деятельности. Трезубцева появилась на страницах «Молодёжки» совсем недавно и сразу же обрела популярность. Она изобличала режим, но тонко, на реальных примерах, подсмотренных в реальной жизни. Очень круто получалось. Аудитория её всё время росла. Благодаря ей «Молодёжка» возвращала утерянную после лихих девяностых популярность. Майя недоумевала, отчего власти до сих пор «Молодёжку» не прикрыли. Однако не сомневалась, что скоро это произойдёт. Она не раз просила Соню Короткову познакомить её с коллегой, но та отнекивалась…
Так она размышляла, держа в одной руке чашку кофе, а другой копалась в мобильном телефоне, читая утренние новости, мелькающие то и дело с неприятным писком в маленьком окошке в углу экрана.
На подоконнике затихли ряды закрученных
