Сколько бы ни истратил я бумаги, все равно не смогу описать то, что почувствовал сегодня. Сегодня я сам два раза подтянулся на турнике и три раза отжался на брусьях! Сам, безо всякой помощи!
Сашка смотрел на меня и смеялся ужасно глупым, совсем не обидным смехом.
— Ты чего? — спросил я.
— А ты — гвоздь, — сказал Сашка.
— Ага, гвоздь, а не сосиска! — крикнул я.
Мы стали носиться и прыгать в пустом спортивном зале и орали, как сумасшедшие: «Сам-сам! Сам-сам!»
Но пришел Михаил Иванович, сказал, что был звонок, и выпроводил нас из зала.
Я летел домой, как на крыльях. Пока обедал, пока учил уроки, во мне все пело и хотелось выкинуть что-нибудь этакое, из ряда вон выходящее.
Я нечаянно взял с книжной полки «Обратный словарь русского языка». Это такой словарь, в котором «слова расставлены по порядку не с начальных букв, а с окончаний. Я не знаю, зачем нужен такой словарь, но у него, по-моему, есть два преимущества перед другими словарями: во-первых, его можно читать безо всякого ущерба с любого места, хоть с конца; во-вторых, какую страницу не откроешь, сразу найдешь рифму. Например:
Стража — сажа.
Уха — требуха.
Глагол — щегол.
И так далее. Очень забавно.
Я уже говорил, что настроение у меня было замечательное. Я выискивал веселые рифмы в словаре и выписывал их на листок бумаги, чтобы отдать в школе Славке Ершову — ему для стенгазеты стихи дозарезу нужны. Но я и не подозревал, что хорошее настроение плюс «Обратный словарь» — это опасное сочетание.
Вечером, когда родители вернулись с работы, отец задал мне свой обычный вопрос:
— Как в школе дела?
— Как сажа бела, — неожиданно для себя ответил я.
— Эго как же понять? — удивился отец.
— Это значит, — сказал я, — что все у меня очень хорошо. По гимнастике теперь занимаюсь я, как зверь!
— Приятно слышать, — сказал отец, не обращая внимания на мои рифмы. Видимо, как всегда, он думал о своем любимом угольном комбайне. — Давай-давай, занимайся.
Я сказал:
— Мне уже нечего давать, я хотел бы лечь в кровать.
Тут мама всплеснула руками и воскликнула:
— Неужели опять заболел!? Небывалое дело — так рано, а ты спать хочешь ложиться. Иди сюда, я тебе лоб пощупаю.
Я подошел. Она приложила холодную ладонь к моему лбу и сказала озабоченно:
— Горит. Завтра вызову врача.
Но я ответил:
— Абсолютно я здоров, мне не нужно докторов!
— Перестань паясничать, — сказала она, — мне не до шуток.
А меня понесло дальше:
Я шутить не собирался,
Я сегодня отжимался.
Друг мой Сашка Иванов…
Тут я на счастье запнулся, сделал глубокий вдох, чтобы перебить рифму, и выпалил поскорее:
— Понимаешь, я сегодня сам, совершенно сам, два раза подтянулся на перекладине. Это меня Сашка добуксировал.
— Я так и знала, — вздохнула мама. — Ты перезанимался несчастной физкультурой. Даже заговариваться начал.
— Да нет же, это у меня от хорошего настроения, — сказал я. — Честное слово!
— Глупости! У меня тоже бывает хорошее настроение, но я ведь не говорю от этого стихами.
— Ты не сможешь, — стал доказывать я. — Тебе приходится и обед готовить, и по магазинам ходить, и белье стирать. К стирке, по-моему, невозможно рифму подобрать. А у меня рифмы сами изо рта вылетают. Вот послушай:
Мне сегодня непременноНадо лечь пораньше спать,Потому что завтра утромГТО пойду сдавать.
— Ложись, ложись, — сказала мама. — Только я тебе все равно градусник поставлю. Если есть температура, то какая ж физкультура? Господи, — спохватилась она, — кажется, ты и меня заразил своими рифмами.
Спать я лег рано, однако никак не мог уснуть — переживал радость и думал о завтрашних соревнованиях. Мне казалось, что если я захочу, то стану чемпионом школы, пронесусь по лыжне, словно ураган…
Родители о чем-то негромко разговаривали в соседней комнате. По привычке я не прислушивался. Но вдруг там произнесли мое имя.
— Тимку я понимаю, — проговорил отец. — От хорошего настроения можно и в рифму говорить, и песни петь. Помнишь, когда мы были студентами, я тебе письма стихами писал? У Тимофея, мне кажется, темпора мутаитур!
Я про себя повторил: «Темпора мутаитур». Это надо запомнить. А что это такое?
***
Как в «Бородино» у Лермонтова: «Ну ж был денек!..»
Врать нечего, если вечером, перед сном, я мечтал стать чемпионом по лыжам, то утром струсил идти на соревнования.
«А вдруг я последним притопаю? — подумал я. — Значит, опять окажусь хуже других. Лучше я дома побуду. Потом совру, что заболел чем-нибудь».
И вот я сидел на диване, слушал «Пионерскую зорьку» и страдал. Когда Сашка постучался в дверь, мне сделалось совсем нехорошо.
— Ты почему не одеваешься? — спросил Сашка. — Опоздаем!
И опять у меня с языка сорвалась дурацкая рифма:
— Я наверное не смогу, подвернул себе ногу.
Вид у меня, конечно, был не совсем нормальный. Сашка заметил это и сказал:
— Показывай, какую ногу подвернул?
Я наугад выставил правую.
— Где? — спросил Сашка.
— Здесь, — ткнул я пальцем в колено.
— Ну-ка, присядь! — приказал Сашка.
Я присел.
— Собирайся! — скомандовал он. — С такой травмой можно на Северный полюс идти.
Тогда я постучал себя кулаком по голове и сказал:
— У меня вот здесь хуже, чем головная боль. У меня эта… Темпора мутантур!.. Заразился, наверное…
Я был бы последним дураком, если бы не воспользовался таким красивым и совершенно непонятным выражением. Я был уверен, что Сашка поверит мне. И он поверил. Он вылупил на меня глаза и сказал:
— Неужели правда? У меня это тоже несколько раз было. Тебе свежий воздух нужен обязательно. При этой болезни лыжи полезнее аспирина. Одевайся скорее, пока тебя совсем не свалило с ног.
Стыдно сознаться, но я не выдержал и рассказал Сашке всю правду про свою трусость. Сашка выслушал меня внимательно, потер шапкой лоб и сказал:
— Если ты не пойдешь на соревнования, тогда ты, действительно, будешь хуже других. Даже хуже тех, кто придет последним. Потому что быть на соревнованиях последним еще не значит — быть плохим. На соревнованиях всегда есть первые и последние. А вообще-то, я тебя не уговариваю. Не хочешь — сиди дома.
— Стой! — сказал я. — А если опозорюсь?
— Пусть попробуют! Ты не только для себя идешь соревноваться, но и для класса. Да за тебя весь класс заступится!
— Если так, — согласился я, — то подожди. Я сейчас…
По дороге на лыжную базу Сашка рассказал мне, что в одном доме с ним живет дядька, бывший фронтовик, у которого нога только по колено. Дядька работает па заводе слесарем. Чтобы не быть хуже других, он научился бегать на лыжах и стал участвовать в соревнованиях. Один раз перед самым финишем у него сломался протез и вместе с лыжей укатился под гору. А дядька все-таки добрался до финиша, и, хотя был в последних, зрители качали на руках его, а не чемпиона.
Я бы в эту историю не поверил, если бы Сашка не видел того дядьку своими глазами и если бы я сам не читал про Алексея Мересьева.
На базе мы получили лыжи, натерли их мазью, и Сашка нацепил на меня номер. Ребят нашего класса запустили со старта всех вместе. Сначала мы толпились кучей и только мешали друг другу, а когда разъехались по лыжне, оказалось, что передо мной пыхтит Федор. Я стал изо всех сил нажимать на палки. Приблизился вплотную и крикнул: «Лыжню давай!» Этому я научился, пока меня другие обгоняли. Федор обернулся и показал мне язык. Я так разозлился, что взял и обогнал его. И тут Федор закричал мне вдогонку:
— Ты что делаешь?! Ты не имеешь права!
«Еще как имею! — подумал я. — Мне бы только продержаться так до конца».
Когда я вышел на последнюю прямую, то почувствовал, что силы от меня уходят, как воздух из проколотой велосипедной шины. И я по-настоящему испугался, подумал: «Ну вот и все, опозорился!..»
И тут я увидел Сашку. Он бежал мне навстречу. Вместе с ним бежали Танька и Гаврилыч. Они махали руками и кричали мне что-то. Но я не мог понять их слов, потому что горел одним стремлением — не подвести ребят, дойти до красного полотна с надписью «финиш».
И я дошел, не пропустил вперед Федора и выполнил норму ГТО. Ребята поздравляли меня, и даже Федор подошел, постучал меня палкой по спине. А когда я отдышался как следует, ко мне снова вернулось хорошее настроение и я сказал ребятам, едва удерживаясь от рифмы:
— Спасибо, братцы, выручили!..
Вечером все участники соревнований собрались в актовом зале школы. Вместо торжественной части объявили награждение победителей. Потом начались спортивные выступления.
