Я отпустил руку мадам Драве.
— А я чуть было не провалил такой замечательный, до мелочей продуманный план.
Она кивнула.
— Да. Мне попался единственный человек в квартале, который не мог быть свидетелем. Когда вы сообщили мне, кто… кто вы такой, я была готова покончить с собой. Все нужно было начинать сначала.
— И вы начали?
— Да, только теперь все становилось гораздо сложнее из-за тела, которое остывало. Я постаралась как можно дольше отсутствовать с мсье Ферри, чтобы труднее было установить время смерти. Я сделала так, чтобы он отвел меня в шумное место, где нас обязательно должны были заметить. Мы надели на себя дурацкие бумажные шляпы, кидались серпантином, пили шампанское. Он сказал мне, что это его лучшая рождественская ночь.
Она устало махнула рукой.
— Как вы думаете — они будут проводить вскрытие?
— Если появятся какие-то сомнения, обязательно…
— Насколько я знаю, фенобарбитал не оставляет никаких следов в крови. А вот угол, под которым был сделан выстрел… Но мне кажется, я хорошо рассчитала…
Слушая ее спокойный голос, глядя на ее молодое благородное лицо, невозможно было поверить, что она совершила столь изощренное убийство.
— А что касается времени смерти… Если не будет вскрытия, то его нельзя проверить. И еще! Мсье Ферри засвидетельствовал, что салон был пуст, когда мы ушли. Он показал, что не покидал меня и мы вместе обнаружили труп.
Она встала передо мной, прижавшись к моим согнутым коленям, подняла к себе мою голову.
— Вы единственная и реальная опасность. Что вы чувствуете, держа в руках судьбу человека?
И это она спрашивала меня. Она, убившая мужа. Меня, убившего женщину.
10. Велюровая птичка
— Почему вы убили его?
Она покачала головой:
— Не хочу даже пытаться объяснить вам это. Все из-за дочери. Он издевался над ребенком…
Внезапно я взорвался:
— Не надо только говорить, что вы собирались засунуть труп в ее маленькие ботиночки!
Женщина натянуто рассмеялась:
— Я не скажу этого, хотя вы, Альбер, недалеки от истины.
Она помнила мое имя! Что еще надо, чтобы заполучить мужчину в союзники. До сих пор мне было лишь небезразлично, что она выбрала меня в ресторане. Или меня выбрала сама судьба? Не благодаря ли более сложному сплетению обстоятельств я оказался за соседним столиком. Всего лишь за день до этих событий я проснулся в тюрьме за тысячи километров отсюда, и цепь удивительных случайностей привела меня на это свидание.
— Ваша выдумка с церковью была просто гениальной.
— Это вы мне подсказали. Когда вы позвонили, я была в комнате Люсьенны, смотрела, как она спит, и задавала себе вопрос, неужели есть матери, которые могут уничтожить и себя и ребенка. Я пыталась найти этот ужасный рецепт. А когда я увидела вас в толпе у церкви, то чуть было не закричала от отчаяния.
— Кстати, вы что-нибудь говорили обо мне полиции?
— Ферри назвал ваше имя, но так как вас не было, когда обнаружили тело, полицейские не придали этому значения…
— Они вернутся?
— Безусловно. Еще заявятся и сонные родственники, и чиновники из магистрата. Вчера все много выпили и мало спали. Это будет кошмаром, хотя вряд ли все придут раньше полудня. Должны же они немного поспать, разве нет?
— Вы поднялись, чтобы убрать все из этой комнаты?
— Да. У меня не так уж много времени…
Она ждала моего приговора. Мадам Драве не преувеличивала — ее судьба была в моих руках. Я окинул комнату разочарованным взглядом. Теперь это была декорация. Декорация трагедии.
— Что вы собираетесь делать с мебелью?
— Кресло подходит в пару к тому, что стоит в салоне. Я убрала его оттуда, чтобы освободить место для елки. Достаточно спустить его в одну из комнат, в столовую, например. Полицейские даже не входили туда. Бутылки можно пристроить где-нибудь на кухне. Проигрыватель, бар и елку надо сломать и сжечь в топке центрального отопления — она большая. Остается диван, но его можно оставить здесь. У меня есть чехол другого цвета.
— Очень хорошо! — решительно сказал я. — Тогда за дело.
Она рассчитывала на мое молчание, но помощи никак не ждала и пришла в некоторое замешательство. Я посмотрел на часы. Я чувствовал непонятную уверенность. Это убийство было своего рода шедевром, и я хотел участвовать в его создании. Было почти восемь утра. У нас оставалось не больше часа.
С помощью мадам Драве я отнес в лифт кресло, бар, проигрыватель и столик, на котором он стоял. Кресло мы оставили в столовой, как она и хотела. Разломать бар, проигрыватель и столик было для меня пустяком. К тому же ломать на мелкие части не было необходимости, потому что печка оказалась действительно огромной. Когда все сгорело и от проигрывателя осталось лишь несколько пружин, я вновь наполнил печь.
Красные, как петушиный гребень, мы поднялись на третий этаж.
Нам еще нужно было снять с елки многочисленные новогодние игрушки, прежде чем сломать ее и сжечь. Мы молча принялись за дело. Мы действовали, как в бреду, и чем меньше комната напоминала салон, тем больше мы торопились. В любой момент мог прийти какой-нибудь полицейский и застать меня у Драве.
Она вскрикнула, когда обнаружила мою птичку в клетке. Я объяснил, откуда появилась эта вещичка, и она заплакала. Сидя на диване, она вздрагивала в такт рыданиям, прижимая к груди игрушку.
— Почему вы плачете? — спросил я, когда она начала успокаиваться.
— Из-за вас, Альбер. Я представила, как вы покупаете в лавочке эту бесполезную игрушку.
Она, которая в течение долгих недель подготавливала убийство мужа. Она, которая выстрелила в упор в голову спящего мужчины.
Она была способна заплакать при виде дешевенькой вещицы, символизировавшей мое одиночество.
— Мне бы не хотелось, чтобы вы ее выбросили.
— Но мы не можем повесить ее на елку, ведь двери опечатаны.
— Я повешу ее над кроваткой Люсьенны. Не знаю, может ли такая женщина, как я, верить в талисман, но мне кажется, что эта птичка защитит мою дочь.
Не теряя времени, она спустилась с серебряной клеткой в руках, мне же оставалось еще уничтожить елку. Я опять пошел в подвал. Когда кинул в печь обломки, повалил тяжелый черный дым.
Каждый раз, когда я открывал заслонку, оттуда вырывалось смолистое облако, и я задыхался.
Новогодние стеклянные игрушки напоминали яйца, аккуратно сложенные в картонной коробке. Я резко запихнул их в печь все разом, и они лопались со звуком ломающегося печенья.
Я подмел пол в подвале, усыпанный зелеными иголками, потом поднялся. На лестничной площадке второго этажа я услышал голос мадам Драве. Подумав, что она разговаривает по телефону, я спокойно вошел в квартиру. В этот момент раздался мужской голос, и я понял, что надо бежать, но на лестнице уже раздавались шаги.
Я оказался в западне. В столовой был гость, который оживленно разговаривал с мадам Драве, по лестнице поднимался человек.
Прямо передо мной находилась дверь трагического салона, опечатанная восковыми печатями цвета запекшейся крови.
Я рискнул — подошел на цыпочках к двери напротив столовой.
Это была дверь детской. Не думаю, что кто-нибудь входил в дверь так быстро и осторожно.
В комнате Люсьенны царствовал полумрак. Моя серебряная клетка раскачивалась над кроваткой. Я слышал мерное и легкое дыхание малышки. В комнате стояла трогательная духота.
В нескольких сантиметрах от меня слышался скрип половиц и гудение голосов. Наверняка кончится тем, что кто-нибудь войдет сюда. Я оглядывался вокруг, ища убежища, но в комнате были только кроватка, маленький шкафчик, игрушки.
Не знаю, что разбудило ребенка — мое присутствие или шаги за дверью, но она закричала. Ее крик был похож на резкий крик животного. Звук вошел в меня, как скальпель в тело под наркозом.
— Малышка проснулась, — объяснила мадам Драве.
Она шла к комнате. Кто-то следовал за ней.
Я бросился за узкую занавеску кроватки, которая не могла закрыть меня. Снова я испытывал судьбу.
Дверь открылась. Женщина вошла. Мужчина остался стоять на пороге, и это спасло меня. Мадам Драве увидела меня, и я еще раз убедился, что она умеет владеть собой. Она даже не вздрогнула, взяла на руки ребенка и вынесла из комнаты, стараясь закрыть меня от незнакомца.
Я остался один в маленькой комнатке, и утенок Дональд смеялся надо мной. Я был один со своей желто-голубой велюровой птичкой, которая продолжала раскачиваться в серебряной клетке.
11. Находка
Когда они ушли, я совсем потерял чувство времени, как ночью в кабине грузовика. Мадам Драве опять нашла выход. Она стала напевать, чтобы не привлекать внимание ребенка.
— Вот и все они ушли. Я пойду с ней на кухню, идите в столовую, а я ее уложу.
Я вышел из детской так, что Люсьенна не заметила меня. Вскоре ее мать пришла в столовую. У нее был подавленный вид.
