Я хорошо помню почти все из того дня, когда впервые увидел советского солдата. Это произошло ярким солнечным летним утром 1991 года, в самом начале моей семилетней поездки на восток.
Лето 1991 года стало одним из самых неопределенных для всей Европы: СССР все еще существовал, в мире все еще бушевала «холодная война», Германия боролась за возможность вновь стать единым государством, во всех недавно освобожденных странах развалившегося коммунистического блока царила невиданная с момента окончания Второй мировой войны депрессия.
Я тоже ощущал некую неопределенность. Прошло две недели, как я ушел из университета, имея на руках справку, в которой были отражены мои отрывочные знания по истории Восточной Европы. В справке значился необъяснимый и достаточно большой пробел между вторым и предпоследним годами обучения. Точнее, четыре года. Этот период был связан с подъемом и скорым крахом «Брежко Инкорпорейтед» – яркой и не очень прибыльной строительной компании, которую я, после того как выпал из программы изучения политических наук в университете МакДжилла, основал с амбициями стать канадским Дональдом Трампом. В газете «Джорнел», вероятно, было напечатано, как после обнадеживающего начала, показавшего, что «Брежко» намерена делать стратегические инвестиции в разработку спаренного двигателя (и по-настоящему крутого японского спортивного автомобиля с турбонаддувом для глав исполнительной власти), компания ввязалась в споры с разочарованными кредиторами и постепенно превратилась в предмет пристрастных расследований неумолимых судебных приставов Квебека.
Потерпев фиаско в бизнесе, я в возрасте двадцати трех лет, как собака с поджатым хвостом, робко вернулся в университет МакДжилла, чтобы завершить обучение и обдумать свои планы на будущее. После окончания университета работу мне никто не предложил. Тогда отец посоветовал поехать в Польшу.
– Эта страна лишь раскрывается для мира. Там могут найтись возможности и для таких, как ты, – сказал он скорее раздраженным, чем доброжелательным тоном, и продолжил: – Потрать некоторое время на изучение своей родины и вообще подумай, как бы ты хотел построить свою жизнь.
Вот так я купил билет в один конец и бежал от Запада и от своих неудач, чтобы начать все заново.
Первый урок о том, что меня могло ожидать в Польше, я получил за стойкой бюро проката автомобилей в аэропорту Шарля де Голля в Париже.
– Вы берете машину, чтобы выехать из Франции? – спросил меня человек с приколотым булавкой красным значком «Мы пытаемся работать усерднее».
– Да.
– Куда вы направляетесь?
– В Варшаву.
– О нет. Нет, нет и еще раз нет!
– Есть какая-то проблема?
– Да, господин, – сказал он, выхватывая бланк аренды прямо из-под моей ручки. – Вы не можете туда поехать ни на одном из наших автомобилей.
– Но почему? В вашей рекламной брошюре говорится, что я могу направиться в Европе куда угодно.
– Разумеется, – фыркнул он.
– Не понимаю. – Я действительно не понимал, в чем дело.
– Господин, Польша не находится в Европе.
– О чем вы говорите?
– Все дело в страховке.
– Гм, а что это такое?
– Вам следует обратиться в другое агентство. Наша страховая компания отказывается обслуживать Восточную Европу – слишком много бандитизма. Там просто безумие, знаете ли. – Ils ne respectent pas les lois. Ils ne savent pas vivre comme le monde civilise la-bas[3], – добавил он в заключение, довольный тем, что умывает руки, избавляясь как от предмета разговора, так и от меня.
Бандиты? Нецивилизованная страна? Это как-то не вписывалось в мои представления о Польше. Поляки всегда были неисправимыми романтиками, носили подкрученные кверху усы и атаковали танки в конном строю. Поляки были героями «Солидарности» и первыми из восточноевропейцев сбросили власть коммунистов. Поляки могли оказаться в трудном положении, но они уж точно не язычники или разбойники с большой дороги. Или все же они такие? Опустошенный, я потащился искать другое агентство по прокату автомобилей, которое более терпимо относится к непривычным местам назначения.
К востоку от Берлина дороги стали у́же, а поля фермеров – более разношерстными и лоскутными. Вдоль дороги больше не попадались бензозаправочные станции и закусочные быстрого питания, которые можно было встретить в Западных землях Германии, – только поля с комковатой землей и редкие рощицы хилых сосен. На горизонте появились высокие дымовые трубы, из которых тянулись хвосты сажи. Казалось, она цеплялась за небо и собиралась там в безобразные кислотные облака, покрывавшие тенью и пылью дома фермеров вдоль дороги и клочки земли с капустой, прилепившиеся к обочинам залатанного шоссе. Создавалось впечатление, будто огромная тень легла на всю эту землю. Немногочисленные здания, как бы бросавшие вызов окружающему грубому ландшафту, имели угольно-черный оттенок и были покрыты глубоко въевшимися в осыпающуюся штукатурку слоями промышленной грязи.
Проехала окрашенная в зеленый и белый цвета машина с надписью на борту «Полиция». Она на большой скорости направлялась в Берлин, как бы удирая от какой-то невидимой угрозы. Вдоль дороги через каждые несколько миль из кювета поднимались небольшие деревянные кресты, установленные в память о погибших в лобовых столкновениях из-за большого наплыва международного транспорта на запущенных дорогах. Желтые пластиковые тюльпаны и небольшие венки из цветов у оснований этих крестов заставляли меня вздрагивать каждый раз, когда я слышал шум приближающегося навстречу грузовика. Некоторые из этих мчащихся чудовищ принадлежали транспортной компании «Совтрансавто», о чем свидетельствовали московские номера телексов на их бортах. Они обычно ездили парами и захватывали всю ширину узкой дороги, как будто она была их собственностью.
Мне и без карты было ясно, что я действительно въехал в чужую страну. Эта страна была далеко не той Германией, где раньше мыли фасады домов. По мере удаления от Запада дорога становилась все более непредсказуемой. Впереди была Польша, родина моих предков. А дальше не было ничего, кроме бесконечной матушки-России…
Впереди показался поворот и на встречной полосе – колонна автомобилей. Это была медленно двигающаяся процессия, около дюжины машин с широкими кузовами. Подъехав поближе, я увидел, что колонна состояла из старых темно-зеленых грузовиков, на полотняных чехлах которых меловой краской по трафарету были нанесены идентификационные номера. Некоторые грузовики буксировали платформы, скрипевшие под тяжестью боевых танков Т-72. Опознавательные надписи были на кириллице – колонна принадлежала Красной Армии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
