Семейство Ёлтышевых – метафора национального упадка, это понятно. Причина этого упадка – отсутствие воли к жизни. Воли к жизни нет, потому что её подменило стремление к благополучию, а ради благополучия не сделаешь того, что сделал бы ради самой жизни. В результате стремления «жить лучше» не хватает даже для того, чтобы просто жить.
И кто же, по общему интуитивному убеждению, способен переломить ситуацию? «Человек войны», солдат. Сказочный герой, как в «Каше из топора».
На войне нет рассеивающих волю «нюансов» и «полутонов», война учит ценить жизнь такой, какая она есть. Только «человек войны» может быть реальным главой семьи: не прошедшим инициацию смертью не дозволяется размножаться.
В масштабе национальной метафоры, каковой является книга Сенчина, это подводит нас к известной мысли Достоевского о том, что война необходима для нравственного здоровья нации. «Очищает кровь и дух», – кажется, так.
Желать своему народу войн преступно. Не желать ему побед, без которых не бывает сил для мирных свершений, преступно тоже. А победа без войны невозможна. Без войны возможно везение. Именно везения мы и ждём, сочувствуя Ёлтышевым. Ведь такие, как они, не должны побеждать. Им может только повезти. Ругая Сенчина за «русофобию», мы делаем как раз то, чего хотят кукловоды, пугающие нас злым следователем: демонстрируем наркотическую зависимость от «успеха» и «позитива».
Тут не русофобия, тут другое. Фатальный пафос, вшитый в подсознание высокой русской литературной традиции. Она укоренена в православной культуре, а русскому православию («Два Рима падоша...») свойственна фатальность: «...четвёртому не быти». «Не быти» означает, что мы последние. Нам суждено погибнуть, увидев конец времён, и не на кого этот жребий переложить. «Мы что, кружева плетём или против дьяволов стоим?» Эта лесковская формула описывает выбор, стоящий перед русским писателем. Если кружева, то налево, где «успех» и прочие печенюшки. Если «против дьяволов» – то направо. Где, возможно, и коня потеряешь, и голову.
Религиозный мотив представлен в «Ёлтышевых» скупо, но с большим смыслом. Помните старуху, собиравшую подписи за восстановление деревенской церкви? Ёлтышева вспоминает, что в юности та была комсомолкой, активисткой, и вяло удивляется: как возможно такое? Вроде бы комсомол и церковь – разные полюса. Ан оказывается, не разные. И там, и там – «организация». Иначе говоря, мир, на котором и смерть красна. Парадоксальным образом в голоштанной, павкинско-корчагинской «комсомолии» больше Бога, чем в человеческой, слишком человеческой мечте Ёлтышевых о «крепкой жизни».
Ещё раз вспомним, с чего начался роман. Хотелось «просто жить»: чтобы дети были обуты-одеты, в секции-кружки позаписаны, ну и машина-жигули – на дачу ездить опять же. Такие цели. Тёплые, живые и всем понятные. Проблемы начались, когда эти цели были достигнуты. Зачем жить дальше? Оказалось, незачем. Вот и начался процесс выбраковки Ёлтышевых из жизни.
На шукшинский вопрос «Что с нами происходит?», неслучайно возникший в муторных 70-х, когда всякая другая жизнь в государстве, помимо частной, окончательно обессмыслилась, а частная свелась к погоне за товарным дефицитом и лучшей долей, Роман Сенчин даёт предельно ясный ответ: нам стало незачем жить. Мы и не должны жить, раз встали не «против дьяволов», а за них.
Почему этот ответ крайне важен сегодня для нашей литературы? Потому что слишком уж расползлась по ней уютная баюкающая интонация: дескать, пускай всё вокруг плохо – надо «если лето, чистить ягоды и варить варенье; если зима – пить с этим вареньем чай». Обпились уже.
Помнится, герой повести Алексея Варламова «Рождение» обрёл спасение от бессмысленности своей жизни в борьбе за жизнь ребёнка. Тогда, в суетные политически перегретые времена, этот пафос казался свеж. Но сегодня не 90-е. Ребёнку стукнуло шестнадцать, и хотел бы я знать, что сталось с его отцом. Когда дети вырастают – с чем мы остаёмся? (Сам Варламов, переквалифицировался в сочинителя биографических досье для «ЖЗЛ»).
В книге Олега Зайончковского «Сергеев и городок» свежей показалась идея, что русский народ не вымер – он забился в щели таких вот «городков» и живёт мудрой, незлой растительной жизнью: «варит варенье». С тех пор ещё пять лет прошло. И что?
Не помогает от гангрены варенье. Каждый варит, куда ни глянь, – и всё равно всё плохо вокруг. Парадокс.
Видно, недаром учили сказки: сколько ни поливай труп живой водой, толку не будет. Сначала нужна вода мёртвая. Так, может, хватит уподобляться Ёлтышевым, которые «до последнего на что-то надеются»? Часто, чтобы начать действовать, необходимо понять, что надежды нет.
Хабаровск
Литература
Хабаровск
ЛИТЕРАТУРНАЯ КАРТА РОССИИ
В историю Хабаровска вписано такое большое количество широко известных литературных имён, что об этом давно пора издать книгу.
В 1930-х у истоков литературного журнала «Дальний Восток» (первоначально – «На рубеже»), да и вообще хабаровской литературы стоял Александр Фадеев. Здесь жил, работал в местной газете Аркадий Гайдар. С конца 40-х, до своей смерти в 1971-м, жил, писал грандиозные исторические романы пушкиновед, автор исследования «Пушкин и его время», бывший деникинский журналист Всеволод Никанорович Иванов. Отсюда уехал в Москву, оставив в редакции «Дальнего Востока» великую повесть о великой войне, бесстрашный фронтовой разведчик Эммануил Казакевич. Здесь работал автор знаменитого романа «Далеко от Москвы» Василий Ажаев.
Сюда в 1954-м приехала «за туманом и за запахом тайги» робкая выпускница истфака ЛГУ Римма Казакова, а уехала в 60-х в Москву уже одной из самых ярких романтических поэтесс. Вообще отношения между литературным Хабаровском и литературной Москвой – отдельная история. Когда-то так и не решился отнести в «Дальний Восток» свою первую повесть молодой военный переводчик КДВО Аркадий Стругацкий; на заре своей писательской карьеры прилетел в Хабаровск Василий Аксёнов, оставил свой рассказ, разумеется, о любви.
Яркую метафору здешнему мироощущению дал, конечно же, самый знаменитый из хабаровчан Владимир Клавдиевич Арсеньев – названием книги, написанной вскоре после всемирно известной «Дерсу Узала», – «Сквозь тайгу»… Внесли свой вклад в русскую литературу немало хабаровских поэтов и прозаиков, среди которых Иван Басаргин и Иван Ботвинник, Алексей Вальдю и Василий Ефименко, Владимир Клипель и Николай Наволочкин, Андрей Пассар и Григорий Ходжер, Степан Смоляков, Пётр Комаров, Виктор Еращенко…
До сего дня родные темы хабаровских прозаиков и поэтов – тайга, охота, рыбалка; сказывается и близость Тихого (или Великого) океана. Во всяком случае, эти темы составляют львиную долю портфеля прозы сегодняшнего «Дальнего Востока». Только вот вопрос: есть ли среди авторов второй Арсеньев, таланты, хотя бы близкие таланту Николая Задорнова, Дмитрия Нагишкина, Всеволода Сысоева?.. Несть числа хабаровским романам, повестям, сборникам рассказов, кстати, весьма неплохо изданным на деньги самих авторов, с помощью знакомых им чиновников или воспетых ими нуворишей. Впрочем, собственно темы – дело интересное, но десятое. Были бы при всём этом в книгах мудрость и красота слова…
Хабаровское отделение Союза писателей России последние лет пять–семь не видно и не слышно. По документам и в платёжных ведомостях двух сотрудников – председателя и секретаря – оно нынче проходит как Литературная часть ГУИ «Хабаровская краевая филармония», филармонии же принадлежит и офис ХабСПР. Впрочем, говорят, они как-то умудряются что-то издавать, на свой (свой?) 75-летний юбилей заказали зал краевой филармонии.
Сегодня в Хабаровске немало мест, где варится какое-то литературное варево, употребимое практически только самими «поварами», большей частью стихотворцами. Они называются громко и вычурно – «Платиновый век», клуб «Галатея», ЛИТО им. Лады Магистровой и т.п. Местное отделение второго писательского союза – СРП, так и не прошедшее регистрации в московской штаб-квартире, не особо об этом горюет, собирается в Доме ветеранов и раздаёт страждущим самопальные корочки… Шестой год пошёл второй хабаровской литературной площадке – журналу «Экумена», который печатает всё подряд: от безусловно качественных стихов и прозы (коих иногда набирается за номер процентов до 20) до откровенной графомании…
Но при всём этом у литературного Хабаровска – громадный потенциал и масса поводов для оптимизма! Потенциал – в талантливых молодых, которых прибывает с каждым годом: всё больше радуют рубрика «Дебют» в «Дальнем Востоке», вузовские альманахи… Главный повод для оптимизма – читатели! Вопреки «общему мнению», их немало.
