Оба смотрят в пол. Или в окно, или дружка на дружку, посматривают на отца, что-нибудь придумывают. Только они моего отца не знают. Раз он так заговорил, ничего им не будет. Только ничего не надо делать, ни говорить, ни шевелиться даже. И ничего тогда не будет...
- Головы-то мякиной набиты до краев. Спереть лыжи - тут извилины напрягать особо не надо! Нет лыж - сопру, денег нет - сопру, нет еще чего и это сопрем! Как все просто! Все доступно, все можно стащить, стянуть, стибрить, так, что ли? Молчите? В том-то и дело, что просто, да не так! И объяснять это вам бесполезно, сами увидите, сами поймете... Собирайтесь, собирайтесь, пошли. Если бы так было, все воровали, и конченое дело!
- А все и воруют, - сказал сиплый. Можно было расслышать, какой у него голос настоящий, конец реплики он сказал своим обычным голосом.Небось криво усмехнулся, одну ногу выставил, качнул плечом, наклонил голову и посмотрел в окно.
- Ну и дурак, - Никита Владимирович переступил.
За дверью в коридоре раздавались женские голоса, кто-то протопал босиком.
- Здоровые вроде ребята, а такую ахинею несете, уши вянут вас слушать!..
- Да ладно, дядь, чего ты? - засуетился тот за шкафом. - Мы тебе другие достанем, лучше этих, ну чего ты?..
Не надейся купить его, дурачок. Только хуже делаешь, молчал бы. В глаза, наверное, посмотрел, думает, сговорились. Не знаешь моего батю, молчи стой. Предлагает. Нам наши нужны.
- Точно говорю, дядь. Только это... мильтонам не трепи, лана? А мы достанем!.. Лана?
- "Мильтонам". "Не трепи". Сопляк! - Спокойно сказал Никита Владимирович, и Андрею показалось, чуть не сплюнул, как пацаны перед дракой независимо цедят слюну и скашивают вниз глаза, чтобы видеть, что не попали себе на одежду. - Я ж тебе в отцы гожусь, а ты мне тыкаешь!
- Извините его, - сказал Воронов, - пожалуйста.
Давно бы так, Васька, гад, знает, как это делается. Молчал все время, правильно, а тот начал чего-то... Обормоты.
- Мне эти нужны, другие я сам куплю. На свои... Мне ворованное не нужно. Эх вы, суслики. Ты ему хоть в морду дай, когда мы уйдем, - усмехнулся Никита Владимирович. - Спите спокойно, надеюсь, больше не встретимся... Пошли, Андрей!
Они вышли на улицу.
- Когда это? - Ворона дурака валяет. - Ничего не помню.
- Ладно тебе, Васьк, - встрял Женька, в отличие от остальных, он знал историю с лыжами. - Дай хоть попробовать, а? Васьк, ну дай, Вась. - Малыш ухватился за пистолет, ему очень хотелось пофорсить перед ребятами.
- Стрельни как брат, и больше никому! - Васька сунул пульку в губы и сломал ствол пистолета. Оглядел улицу в поисках мишени. Зарядил. - В череп на столбе попадешь?
Маленький зажмурил глаз, пистолет в его руках почти бесшумно дернулся.
- Эх, мазила! - сказал Ворона.
- А мы, Вась! А я, Вась!
- Отвалите, сказал! Несите пульки, тогда посмотрим. - Васька перезарядил пистолет, поднял его, прищурил глаз, о столб метрах в пятнадцати что-то щелкнуло. - Понятно, как надо? На, Петька, попробуй, ты должен попасть...
Были бы дома пульки, сбегал, сейчас настрелялся бы. Это не рогатка, Петюньчик сейчас тоже промажет. Из рогатки пульнул и идешь себе, а рельсина или что там, звенит ни с того ни с чего.
- Лана, Андрей, я зла не помню, иди пальни, может, ты попадешь.
Чего это - "зла"? Какого это зла? Разве не твой дружок лыжи увел? зла какого-то? Тебе же отец ничего не сделал, а мог... ладно, забыли. Пестик законский. Черный, тяжелый, а ствол тонкий...
- Стреляй, заряжено, назырешься потом! Назар! - Малыш налезает. Назар, давай, все хотят!
- Ты не толкайся, Женечка, понял, нашелся тут хозяин, не толкайся, не твой!..
- Да ладно, ладно, все равно промажешь!
- А я в эту железяку и стрелять не буду! Васька, в воробья можно? Тяжелый, не промазать бы. А если попаду - убью. Зачем. Может, промажу, чего у Вороны-то спрашиваю, куда хочу, туда и бью. Куда, куда бы попасть...
- Ну стреляй же, Назар, в своих воробьев, где ты их видишь-то? Не один тут, стреляй давай!
Пожалуйста, пожалуйста, мне все равно. Вон они, не долетит... Так и знал...
- Куда ты целился-то, дура? Надо, чтоб мушка в прорези была! Ниже мишени! Охотник!
- Чуть-чуть не попал, Назар...
- Чуть-чуть не считается.
"Чуть-чуть не считается"! Подумаешь, меткачи какие нашлись!
От угла с пустыми ведрами в одной руке шла Мария Николаевна, в телогрейке и шерстяном платке, домработница Крючковых. Голову она всегда держала немного набок, темное платье ее было до земли, смотрела Марья Николаевна вниз, рассеянно поглядывая вперед.
- Васьк, а если в ведро, дырка будет? - разошелся Петька Иванов. Знал же прекрасно, что это соседка Андрея.
- По ведру? - Ворона посмотрел на Марью Николаевну. - Не, эти толстые, ничего не будет.
- А попробуем, Васьк! Вдруг будет. Она наберет, а вода струйкой писать будет!
- Да зачем, - как можно спокойней сказал Андрей, - в ведра-то не надо... - Он не верил, что легкая пулька пробьет ведро, но все же так можно и в человека попасть.
Пистолет в руках Иванова, друг называется, дернулся, и раздался звонкий щелчок на всю улицу. Марья Николаевна вскинула свободную руку, как бы для того, чтобы перекреститься, и испуганно вскрикнула: "Ой!" Ребята прыснули и отвернулись - дескать, это не мы. Откуда же мы, когда мы вообще спиной стоим?
- Ах, бандиты, - удивленно сказала Марья Николаевна. - Вы что это, безобразники, делаете? Вы что это надумали, в людей пулять?
Васька поспешно толкал пистолет за пазуху, ребята в немом хохоте трясли плечами.
- Сейчас матерям все расскажу! Это что за безобразие, пулять из рогатки в людей! Что вздумали? И наш Андрей здесь? Водись, водись с разной шпаной, они тебя научат! Всему!..
Не поворачиваясь, Васька, а за ним все пошли прямо от нее. Марья Николаевна замолчала.
- Андрюха, тебе дома будет? - спросил Викторов.
- Она не скажет... - Никогда не ябедничала.
- У них в доме, что ль, живет? - спросил Ворона.
- Ты что, не знаешь? - Малыш был дохлик, и его часто таскали к Крючкову. - Она у Афанасия Родионовича домработница, врача участкового знаешь? Хорошая вообще-то тетенька...
Малыш ногой смахивал верхний слой снега, под серым оказывался белый, будто сухой, но и из него можно лепить снежки.
- Петя, Гоша, обедать! - Ивановская бабулька в сером пуховом платке стояла у калитки и махала рукой.
- Гошка, пошли! Ребя, пока. Вечером выходи, Андрей! - Петька будто ждал, когда его позовут.
- Петь, а Петь, постой! - Ворона посмотрел на Иванова проникновенно. Петьк, хлебца вытащи?
- Булька не даст, Вась...
- Ты незаметно, скажи, что в уборную, а я у забора буду, ладно, Петь?
- Попробую, Васьк, только если не выйдет, я не виноват.
- Выйдет, не бэ, Петь, а то Малыша бабка не пустит, а мне дома лучше не показываться... Притащи, пожалуйста...
Марья Николаевна отдыхала на углу. Сейчас догоню, никто же не видит, помогу отнести ведра, она ничего и не скажет отцу. Черт, чтобы ее догнать, надо бежать, а они сразу догадаются, зачем побежал. Вот гадство. Уже пошла. Ну и пусть. Интересно, даст Петька Вороне хлеба? Идет жует что-то, с сахаром даже. Ладно, пойду домой.
- Я тоже пойду... - Андрей повернулся непринужденно на пятке и оступился.
- Сейчас тебе будет, - хихикнул Малыш.
- Я тоже, - сказал Колька Викторов. - Пока.
- Не будет, Малыш, не волнуйся.
- А че мне волноваться-то, это ты волнуйся... Нам-то что? Иди, пожалуйста!..
Если бы не Васька, Малыш так бы не разорялся. Иди, не волнуйся, всякие тут... Пойду нормально. И буду незаметно шаг увеличивать, может, догоню. Она сейчас, наверное, против тети-Пашиной калитки.
Откуда? Здесь же нет кустов. Кто веткой по щеке ударил. И больно-то как. Резко так. Кусты вон где. Горячо, черт, как кровь. Ой, мокро, и не красное, я же не падал. А есть что-то, щипет, щипет-то как. Может, это насквозь... Га-ад Ворона... Вон в калитку свою нырнул...Ну все, гад, тебе сейчас будет. И отцу говорить не стану, понятно. Щипет-то как. Окна все повыбиваю... Подумаешь, отец поговорит с его матерью, и этим все кончится, как в тот раз. Не станет он чужого ребенка лупить... Сволочь, Васечка, ох сволочь... И щипит, ох щипет, мамочка. Не прячься, все равно видели.
- Гад, Васька, это ты? Вылезай! Вылезай, гаденыш! Ты что делаешь?.. Гад ты после этого! Гад, гад, гад! Ты стрелять, да? В спину, да?.. Гад ты, а мне... мне совсем и не больно, предатель! Предатель, понятно ты кто? Вор, вор, вор!.. Ха-ха, а Воронов ворюга!.. - И ничего ты мне теперь не сделаешь, все, попался. - Трус! Стреляй еще, трус!.. А ну, открывай калитку, поговорим!..
- Андрюш, ты чего плачешь? - На улицу выскочил Малыш. Лицо белое, с серыми пятнами. - У тебя с глазом что-то?
Губы у него не слушались, он надул щеки, чтобы унять дрожь, и не спускал испуганного взгляда с глаз Андрея.
- Чего смотришь, испугался? Думаешь, если брат, то все можно? Я ему сейчас дам, обормоту! Он у меня схлопочет, гадина!..
- Ты потише, понял? Я стрелял-то! - Малыш отступил, но с дороги не сходил. - И не в тебя совсем, понятно! Это от ветки отскочило! Мы в воробьев, а сришокетило, понял? - Над Малышом все подшучивали, так он смешно перевирал некоторые слова.
