«Эти странные наземные создания беспрерывно суетятся в своих жутких городах — собираются в огромные стаи и куда-то несутся, — думала Пустельга, время от времени переворачиваясь с боку на бок. Вода плескалась через край „ванны“ . — Даже отправляясь на водоемы, они и там собираются тысячами и копошатся, как муравьи в муравейнике. В результате часто болеют и живут гораздо меньше, чем положено. Но, как видно, они считают причиной короткой жизни нечто иное. Или им нравится болеть и умирать? Может быть, это — догмат их веры или биологическая платформа массовой психологии? Трудно поверить, но галактика велика, природа многообразна… Интересы вида в целом часто требуют жертвы от каждого конкретного индивидуума.
Люди — существа исключительно стайные, однако они склонны вступать в моногамный брак и создавать семью. И что неизбежно, семьи эти крайне неустойчивы. Нельзя одновременно плавать в двух реках… С детенышами тоже непонятно: чем хуже живет семья, тем их больше. Разобраться с такой арифметикой невозможно.
И все-таки мне кажется, что я начинаю понимать душу этой расы, сколько бы ее ни прятали под всякой мишурой. Одиночество разъедает людей, и многие готовы на все, чтобы из него вырваться. Хотя нередко они так и не решаются себе в этом признаться. Здесь я чувствую свое родство с ними, хотя моя беда вызвана лишь этой треклятой миссией — причиной сугубо объективной. Но, в сущности, какая разница?..
Мне так одиноко здесь, что стаи людей, от которых поначалу меня бросало в дрожь, больше не вселяют ужас. Порой я ловлю себя на том, что в гуще хомо чувствую себя спокойнее, увереннее. А когда глядишь на их пары, парочки, и вовсе охватывает тоска и грусть… Где моя пара? Где половинка моя, на которую можно опереться в трудный момент, ласково потереться мордой, прижаться к теплому шерстистому боку? Без которой внутри пустота, бессильно опускаются ласты, и нет ни сил, ни желания вести с кем-то смертный бой…
Хорошо, что начальство не может отследить эмоции полевых агентов, иначе меня давно бы уже наказали. Жизнь моя и без того мрачна и беспросветна. Я обречена зачахнуть здесь, вдали от родного глубоководья. Ведь засыхает у меня вовсе не кожа, которую я без конца увлажняю, а душа…
И меня постоянно тянет к открытой воде. Долго бороться с этой тягой нельзя. Нельзя месяцами безнаказанно подавлять здоровые инстинкты. Существует некий предел, за которым — распад личности и смерть… А человеческое море слишком далеко от Тибета, и к нему не отлучиться — держит долг, будь он трижды проклят! Есть, правда, реки, но они холодны и стремительны. Те же, что поспокойней, зловонны — хоть умри.
Мысли путаются. Нам вообще свойственна путаница. В Лиге Миров считают, что тому виной — горячая кровь млекопитающего, попавшего в воду. Куда нам до работающих как часы разумных насекомых!.. Слава Самке Глубин, что мы — не они. Некоторые земляне тоже хотят, чтобы человечество маршировало в ногу, но мне гораздо ближе те, кто ходят вразнобой. В коралловых рифах не плавают строем…»
Мысли агентши прервал посторонний звук. К сожалению, ветер дул от нее, и потому самые важные запахи не доходили до ноздрей. А ночная мгла сегодня, как нарочно, была особенно густа.
Пустельга чувствовала: в городе что-то происходит. Повышенная активность Карантина бросалась в глаза, но какая тому причина? Пустельга не знала, что ее подозрительные плескания на крышах домов Лхасы засечены с военного спутника.
Нервозность, охватившую бойцов Карантина, она уловила еще утром. Агентша в принципе всегда готова к активным действиям; эту готовность обеспечивает обильное поступление адреналина в кровь. Но чичипата не ожидала, что людям удастся вычислить ее, агента первого разбора Внешних Конфигураций по кличке Пустельга, и начавшаяся в городе операция нацелена именно на нее. Природный биолокатор в вибриссах на сей раз не помог.
В воздухе зашумело, на крышу ворвался ветер, и вот уже над чичипатой появились крутящиеся винты древнего вертолета. «Ванна» тотчас превратилась в ловушку. Внизу — на улице и во дворе — раздался слабый шум бегущих ног и почти беззвучная команда: «На крышу!» А уж потом — громовой глас на космолингве:
— Вы под прицелом! Сдавайтесь! Сопротивление бесполезно! Дом окружен!
Пустельга на миг оцепенела от страха: представила, как в нее, распятую в слепящем жаре прожекторов, впиваются стальные крючья, распластывая на крыше — как земного тюленя на палубе охотничьей шхуны. Спустя мгновение она перескочила через бортик импровизированной ванны, за секунду пристегнула к ластам манипуляторы и протанцевала на хвосте к краю крыши. До соседнего дома .было всего метра три — надо только чуток подпрыгнуть. Но там уже грохотали по железу ботинки.
Конечно, агентша могла пошвырять людей с крыши оплеухами силовой «биты», а затем ринуться вниз, прорываясь через оцепление и утюжа идущих на перехват. Только косточки затрещат… Но Пустельга вовсе не хотела убивать людей, действующих по приказу, и даже калечить их, отправляя на больничные койки и в инвалидные коляски. А в таком случае — что ей прикажете делать?
Чичипата замерла. Она знала: вертолетчики видят ее в инфракрасные прицелы. Если не стреляют, значит, будут брать живьем.
Прошло лишь несколько секунд. Вертолет продолжал снижаться. Сейчас с него посыплются карантинщики… Идея пришла в голову внезапно. Пустельга подпрыгнула, одновременно с силой выбросив из биоцистерны, размещенной в подбрюшье, двадцать с лишним литров газа, — у нее был природный реактивный движок. Крепившиеся на плечах манипуляторы, заменявшие агентше руки, со щелчком вцепились в порожек открывшейся дверцы салона. Вертолет качнуло.
Из салона уже высовывался черный шлем карантинщика. Пустельга резко изогнулась, бросив свое тело вперед и вверх, и ударила хвостом ничего не успевшего понять бойца. Вторая, нижняя пара манипуляторов ухватила его за ремень и рванула из кабины. Карантинщик полетел вниз, на крышу, до которой оставалось не так далеко.
Пилот бросил вертолет вверх, чтобы не задеть покосившиеся телевизионные антенны и башенку лифта. Перевалившись через порожек в салон, Пустельга трехсоткилограммовым телом сшибла с ног еще одного карантинщика. А сокрушительные удары ее манипуляторов не смог бы держать сам Кассиус Клей. Она вбивала дюжих бойцов в обшивку, как ветряная мельница отбрасывает попавших в лопасти птиц.
Когда «порядок» в десантном отсеке был наведен, Пустельга одним ударом пробила дюралевую перегородку кабины и оказалась лицом к лицу с перепуганным пилотом и стрелком-радистом.
— Летим к реке! — приказала, не обращая внимания на нацеленный на нее станнер. — Или размажу по стеклу!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
