На краю пропасти лежало длинное, пустое внутри бревно, которое, вероятно, притащили сюда с намерением сделать мост через пропасть. Овертон соскочил с лошади, подвел ее к самому краю и ткнул ножом. Благородное животное сделало прыжок, но силы изменили ему, оно ударилось грудью о противоположный край пропасти и рухнуло в бездну. Беглец забрался под бревно и притаился там в надежде, что ему, быть может, удастся ускользнуть. Он ошибся: его заметили. Через несколько минут индейцы высыпали из леса и собрались вокруг бревна. Уверенные в том, что добыча не уйдет от них, они решили подвергнуть его моральной пытке, и притворились, будто не знают, куда он девался.
— Он перескочил, — сказал один из них, — вот прыжок пантеры! Вернемся или остановимся здесь?
Индейцы решили отдохнуть немного и принялись разговаривать. Один заявил, что если бы ему удалось поймать Овертона, он заставил бы его есть собственные внутренности. Другой говорил о раскаленном железе и дымящемся мясе. Ни одна пытка не была забыта, и несчастный Овертон должен был чувствовать себя ужасно.
— Его скальп стоит сотню долларов, — заметил один.
— Когда-нибудь он будет в наших руках, — ответил другой. — Но если уж мы остановились здесь, то разведемте огонь, вот и бревно.
Овертон увидел теперь, что он погиб. Он выглянул из-под бревна: вокруг него стояли свирепые воины с луками в руках, готовые убить его при первом движении. Он понял, что дикари жестоко потешались над ним и наслаждались его мучительным состоянием. Хотя и негодяй, Овертон был храбр и в достаточной степени индеец, чтобы не желать разочаровать своих врагов. Он решил сгореть живьем и, таким образом, обмануть надежды своих жестоких гонителей. Умереть, не сдаваясь до конца, — гордость индейца, и среди самых мучительных пыток немногие из них обнаружат свои страдания.
Вскоре бревно было прикрыто и обложено хворостом и сухими листьями; варвары подложили огонь и стали молча ждать. Но Овертон чересчур полагался на свои силы. Кровь его, в конце концов, была только наполовину индейская, и когда платье на нем загорелось, он не мог больше выдержать. Он выскочил из костра и заметался в кругу своих мучителей. Они стояли по-прежнему, неподвижные и безмолвные, как вдруг Овертон с энергией отчаяния вырвался из круга и сделал страшный скачок через пропасть. Как ни невероятно это, но он перескочил через нее; крик изумления вырвался у дикарей, но силы Овертона истощились, он упал навзничь и полетел в пропасть. Индейцы видели, как он катился с утеса на утес, в еще пылающем платье, пока не исчез в темноте.
Если бы он устоял на другой стороне пропасти, то без сомнения спасся бы, так как смелый поступок всегда внушает уважение к дикарю, и никто бы не решился пустить в него стрелу при таких обстоятельствах.
Такова была судьба полковника Овертона.
Глава X
Наконец мы возвратились в Рио-Гранде, и спустя несколько дней были в Санта-Фе. Много написано об этом богатом и романтическом городе, где во время оно, если верить путешественникам, доллары и дублоны можно было лопатой загребать, но я подозреваю, что писатели никогда не видали этого местечка: жалкой, грязной дыры с тремя тысячами жителей, большею частью метисов, голодных и оборванных. Там встречаешь зрелища нищеты и порока, какие вряд ли найдешь где-нибудь еще, грубый деспотизм, безнравственность, доведенную до крайних пределов, пьянство и грязь.
Когда-то этот город служил главным пунктом сухопутной торговли между Штатами и Мексикой, но со времени заселения Техаса утратил это значение. Караваны из Сан-Луи не останавливаются теперь в Санта-Фе, а следуют дальше в Чигуагуа, где и начинается торг: к северу от этого пункта путешественник встречает только картины отвратительной моральной и материальной нищеты.
Разумеется, мы проводили здесь время крайне скучно. С тупоумными метисами не о чем было разговаривать, а торговцы янки никогда не бывали трезвыми. Если бы у Габриэля не оказалось знакомых в окрестностях города, мы бы умерли с тоски. Но он познакомил нас с соседними рангеро, или скотоводами; мы навещали также различные индейские племена и охотились с ними, поджидая караван на запад.
Однажды на мою долю выпало довольно серьезное приключение. Рох и Габриэль охотились на медведя, я же, чувствуя усталость, остался в ранчо, с хозяевами которого мы познакомились несколько дней тому назад. Мне захотелось поесть рыбы, и узнав, что в трех или четырех милях от ранчо есть речка, в которой водятся крупные окуни, я отправился туда, захватив ружье и удочку. Я скоро нашел это место и, приготовляясь удить, вспомнил, что мне нужно достать мяса для приманки. Я всматривался с ружьем в руке в ветви деревьев, росших по берегу речки, как вдруг почувствовал, что что-то царапает мои мокасины; я взглянул вниз и увидел маленькую пантеру, возившуюся у моих ног, видимо, приглашая меня поиграть с нею. Это был прехорошенький зверек, ростом не больше кошки. Я сел, положил ружье на колени и приласкал ее; она отнеслась ко мне с полным доверием, и я хотел уже взять ее, как вдруг услышал громкий и хорошо знакомый рев; спустя мгновение через мою голову перелетело какое-то большое темное тело. Это была, вероятно, пантера, мать детеныша. Я совсем забыл о ней.
Я тотчас встал. Зверь, промахнувшись в своем прыжке, упал на ноги в двенадцати футах от меня. Он съежился, ударяя по земле своим длинным хвостом, и гневно смотрел на меня. Наши глаза встретились и, признаюсь, сердце у меня так и екнуло. Правда, у меня было ружье, но малейшее движение, чтобы прицелиться, послужило бы зверю сигналом к прыжку. Наконец, по-прежнему съежившись, пантера стала пятиться, пока расстояние между нами не достигло тридцати футов. Затем она сделала круг, не спуская глаз с моего лица, меж тем как детеныш по-прежнему играл у моих ног. Я поворачивался вместе с нею, и так мы следили друг за другом, а тем временем я тихонько поднимал ружье, пока его приклад не оказался в уровень с моим плечом; я поймал мушку и затаил дыхание. Детеныш, играя, ушибся и замяукал; мать отвечала гневным воем, и в ту самую минуту, когда она хотела сделать прыжок, я выстрелил. Она опрокинулась навзничь и больше не шевелилась. Моя пуля, пройдя под левым глазом, пробила череп насквозь.
Это было страшное животное, если бы я промахнулся, она могла бы покончить со мной одним ударом лапы. Даже мертвая она была страшна со своими выпущенными когтями и окровавленной пастью. Я снял с нее шкуру, повесил на дерево и, забрав с собой детеныша, поспешил домой, потеряв всякую охоту к рыбной ловле.
Спустя неделю после этого происшествия из Сан-Луи прибыла партия торговцев. По пути они подвергались нападению индейцев и представляли плачевный вид. Во время путешествия им приходилось питаться по нескольку дней только кореньями и травами. Здесь будет нелишним сказать несколько слов о возникновении этих торговых сухопутных экспедиций и об опасностях, которым подвергаются торговцы.
