— Да какая может быть связь? — Губернатор развел руками. — Хотя кое-кто так не считает. Известно, например, да я и не хочу этого скрывать, что у нас с Анатолием Юрьевичем буквально за несколько часов до его гибели состоялся разговор здесь, в кабинете, если можно так выразиться, на повышенных тонах. Но тут необходимо учитывать хотя бы два обстоятельства. Во-первых, Анатолий Юрьевич был человеком резким, любил приказывать, ну… это осталось от его милицейской службы. И, во-вторых, темой нашей беседы было как раз исчезновение тех людей. Он возмущался, что прокуратура не возбуждает уголовного дела, что все вокруг требуют немедленного расследования, угрожают чуть ли не штурмом взять здание администрации. А я возражал, да и теперь твердо уверен, что все должно происходить только по закону. Нужны заявления, нужен сбор доказательств, а делать это могут только те, кому законом такое дело поручено. И никакой самодеятельности! Вот и поссорились. Он закричал, я ответил, не сдержался, о чем сейчас жалею…
Губернатор опустил голову, словно сдерживая обуревавшее его волнение.
О чем было говорить?
Ну, обсудили еще некоторые тактические вопросы расследования. Губернатор пообещал распорядиться об обеспечении столичных гостей необходимым транспортом. Он узнал, что остальные члены группы прибудут позже, а пока руководители сами попытаются кое-что выяснить. Они собирались встретиться с людьми, поговорить, доказывая тем самым взбудораженному населению, что расследование не стоит на месте и его сам президент взял на контроль. Словом, для начала надо хотя бы успокоить местное население.
Губернатор считал, что у москвичей все продумано правильно.
Расстались они не то чтобы совсем уж довольные друг другом, но краевое руководство, убедившись в известной лояльности приезжих, готово было разрешить им действовать по своему усмотрению. Понятно было также, что и своего контроля за деятельностью группы оно не снимет. Да этого и не требовалось. Ни Турецкий, ни Грязнов не собирались здесь надолго задерживаться. Расследование должно было проводиться стремительно и с разных направлений. Только тогда преступников можно будет изобличить. Если долго возиться со следствием, тем призрачнее станет реальность наказания виновных.
4
Турецкий оставил Шилова беседовать с Вячеславом Ивановичем. Им наверняка было о чем еще поговорить. А сам Александр Борисович предпочел встречу с обаятельной Лидочкой.
Он не боялся втянуть женщину в свои опасные игры. Уж Славка найдет возможность намекнуть Федору Алексеевичу на определенные наклонности в характере друга Сани, который не пропускает ни одну симпатичную юбку. Ну, посмеются, поострят, позлословят. «Знание» генерала обязательно станет достоянием тех, кому это будет, несомненно, интересно. А то, что за ним станут следить в оба глаза, так это и без того понятно.
Накинув плащ, Александр Борисович отправился к зданию администрации и, укрывшись за колонной у входа, стал наблюдать за выходящими чиновниками. Наконец точно в семь появилась Лидочка.
Александр Борисович подождал, пока она отойдет от здания и обернется в поисках кавалера, назначившего ей свидание. И тут же направился к ней, неся в руке букетик импортных цветов. Смешно, да и только! В самый сезон на юге, а продают какие-то турецкие, что ли, колокольчики. Обсудив эту тему, они посмеялись, а затем Лида предложила Турецкому посидеть в маленьком уютном кафе, которое она очень любит. Турецкий с радостью принял это предложение, ибо занудный дождь, начавшийся еще утром, так и не прекращался.
Чего хотела Лидочка, Александр Борисович мог только предполагать, но зато он точно знал, что ему требовалось узнать, о чем шел разговор у Трегубова с губернатором. Никто другой, кроме этой женщины, об этом знать не мог. И он, попивая хороший кофе с коньячком, угощая Лидию каким-то местным изысканным блюдом — надо же уставшей секретарше поужинать! — болтал с ней о всякой чепухе, придумывая то «дело», по поводу которого и пришла телефонограмма. Да сочинять-то особо ничего не требовалось — практика его была слишком богатой и впечатляющей для милых наивных провинциалок.
Исподволь Турецкий подвел Лидию к своей цели, и она стала вспоминать, что тогда происходило.
В кабинете помимо губернатора находился и его зять — этот противный Киреев. Почему противный? Да от него постоянным холодом веет, неприязнью к людям. Он с презрением относится к секретаршам, вахтерам, буфетчицам — к обслуге, словом.
А разговора у них в кабинете не было, стоял сплошной крик. Трегубов требовал немедленного ареста Киреева, а тот отвечал сплошь матерными фразами. Губернатор пробовал как-то вмешаться, но у него ничего не получалось. И ругались не с ним, а Трегубов и Киреев друг с другом. После чего Трегубов заявил, что после обеденного перерыва отправится в Законодательное собрание, где расскажет всем правду— и про акции химкомбината, и вообще о роли обоих Киреевых — дяди и племянника — в управлении городом и краем.
— Разве у него были какие-то материалы? — удивился Турецкий.
— А как же! Анатолий Юрьевич и сам, говорят, владел акциями. И Георгий Владимирович — тоже. Поэтому у них там борьба идет жуткая! Недавно директора на химкомбинате сняли, специальное собрание провели, а после говорили, что этим актом губернаторский зять обеспечил себе контрольный пакет.
Черт их всех разберет, Саша… Ведут себя как пауки в банке. Слух был, что и акционеров из-за этого убили, а тела куда-то увезли и закопали. Никто ничего не знает точно, но все очень волнуются…
— Вон оно как! А у вас в администрации говорили что-нибудь о том, как продвигается расследование убийства Трегубова?
— А чего говорить? Наверняка все организовал Киреев у себя на даче. Многие слышали стрельбу, но в милиции сказали, что в парке хотели салют устроить, да вроде пиротехника бракованной оказалась. Противно все это. Но жить-то надо. Вот и молчим. Только вы меня, Саша, не выдавайте!
— О чем вы говорите? Конечно, все строго между нами. А у Трегубова родственники остались?
— Жена… Вдова теперь, — вздохнула Лида. — Мы с ней давно знакомы. Если хотите, можем навестить ее. Я после похорон Анатолия ее еще ни разу не видела. А тогда, на кладбище, какой разговор?
— А может, сейчас и поедем?
— Действительно, почему бы нет? Давайте только позвоним сначала.
Лида продиктовала цифры, Турецкий набрал номер и, дождавшись гудков, передал трубку.
— Здравствуй, Лилечка, — начала та. — Извини, что долго не звонила, как ты себя чувствуешь?..
Ответов Турецкий не слышал, но пытался понять по лицу Лиды, что ей говорила вдова Трегубова.
— Ну да, я понимаю, тяжко… А следователи наши с тобой не встречались? Что, совсем ни разу?! Ну, дают! Слушай, а если я к тебе сейчас с одним хорошим человеком… Он из Москвы специально приехал… Ну да, расследовать будут сами… Мы подойдем, а ты ему все расскажешь, что Толя тебе говорил, ладно?.. Куда выйти? Зачем? Лиля, да мы все с собой принесем. Скажи, что надо?.. Договорились… Выходим.
— Она согласна?
— Да согласна, конечно… Только в доме, говорит, шаром покати… Я предложила что-нибудь с собой принести, но она хочет все сама приготовить. Всегда была упрямая! Ну, пойдемте? Тут не очень далеко, даже машина не понадобится. Минут пятнадцать всего идти. Она живет в бывшем обкомовском доме — так у нас его называют по старой памяти…
Они вышли из кафе. По пути Турецкий предложил зайти все-таки в гастроном и купить вкусной колбаски, сыру, бутылку легкого вина, фляжку коньяка, чтоб не понижать градус. Лида посоветовала еще взять небольшой шоколадный торт.
Выйдя из магазина, они пошли по центральному проспекту в сторону реки.
Прошли под аркой во двор дома и… замерли. У одного из подъездов, освещенного тусклой лампочкой, стояла настороженная толпа людей. И крутилась над крышей одной из машин синяя милицейская «мигалка».
— Ой! — с ужасом выдохнула Лида и невольно прижалась к Турецкому.
В этот момент послышался рев санитарной сирены и во двор с противоположной стороны с включенной «мигалкой», оглашая окрестности ревом, ворвалась санитарная машина.
Турецкий сразу все понял.
Они медленно подошли к толпе, люди чуть посторонились, но смотрели мрачно и даже злобно. Тихо переговаривались между собой. Слышалось:
— Ну вот, дождалась… И ее теперь, беднягу… Жалко-то как, молодая совсем… И что ж за люди?! А с чего ты решила, что они — люди? Волки это, шакалы вонючие!..
— Это Лиля? — тихо спросил Турецкий у Лиды.
На асфальте возле ступенек подъезда ничком лежала светловолосая женщина в светлом плаще, вокруг ее головы чернело большое пятно.
Лида отчаянно затрясла головой, словно не могла произнести ни слова.
