Гогол через Семеде разъяснил нам, что цвет камней не имеет для него никакого значения, но, по его мнению, важно то, что некоторые из камней тверже других. Тогда мы ему сообщили, что можем принести такие мягкие камни, которые можно обрабатывать ножом и вырезать из них куклы для детей. Это было сказано для того, чтобы посмеяться над ним и сравнить его с ребенком. Но этого Гогол не понял. Он подтвердил, что намерен продолжать собирание камней, но хотел бы также посмотреть на те мягкие камни, о которых мы ему говорили. Мы посоветовались между собой и порешили, что если его удастся порадовать некоторыми нашими камнями, то это, возможно, спасет для нас часть ящиков, - ведь мы очень нуждались в дереве.
* * *
Не успели мы прилечь, как в мой чум неожиданно явился Гогол. Семеде, как всегда, сопровождал его, чтобы объяснять, что он говорит. Моя ничтожная жена, которая была обучена хорошим манерам и поступала соответственно случаю, хотя могла рассчитывать лишь на свой женский ум, сделала вид, что вообще не замечает пришедших. Как и полагается, она осталась сидеть у светильника. Наша маленькая дочь Аируна спала рядом. Вскоре начали входить соседи, и постепенно чум заполнили мужчины. Тогда я решил, что наступило время угостить пришедших. И поскольку у нас имелся кусок нарвала с маттаком, то я полагал, что это хорошее угощение.
- Я чувствую сильный голод, - сказал я гостям, - но к несчастью, в моем скромном доме нет ничего достойного таких тонких ценителей, которые сегодня пришли ко мне. Однако случается, что голод бывает сильнее стыда; поэтому я на время забуду о своей бедности и принесу какую-нибудь невкусную еду - единственное, что мой дом может предложить!
После этого я вышел и принес вкуснейший кусок мяса нарвала. Мужчинам бросили конец толстого кожаного ремня, чтобы они могли втащить мясо. Они стонали от усилий, чтобы внушить белым уважение к тяжелому куску мяса. Когда мясо втащили, я принялся своим новым топором разрубать его на куски, удобные для еды. Три раза я извинился перед Гоголом за то, что мне приходится позорить топор, подаренный мне, прикосновением к жалким кускам мяса. Этим я хотел показать кавдлунакам, что моя скромность соответствует великолепному вкусу мяса! Но они, как видно, не обращали внимания на мою речь; Семеде и не думал переводить мои слова Гоголу. И это очень огорчило всех нас.
Я подал каждому из них по замечательному куску мяса с жиром, который сверкал в отблесках лампы, тем не менее никто не высказал особого удовольствия. Они едва притронулись к пище; все в доме им сочувствовали, ведь у них отсутствовал и аппетит и умение вести себя. Их собственная нища притупила ощущение вкуса во рту и возбудила у их языков непонятные желания. Поэтому нам пришлось немного посмеяться над ними, но скоро мы забыли об этом, целиком отдавшись еде.
Когда мы наполнили желудки до отказа, моя маленькая жена одела камики, собираясь уходить. Большое количество пищи развязало мне язык и, кроме того, у меня явилось желание прихвастнуть, поэтому я сказал Семеде, что он может еще раз напомнить Гоголу о том, как трое кавдлунаков, опытных охотников, выразили желание развлечься с моей женой. Ее красота и хорошая фигура побудили их искать ее общества. Они пригласили ее прийти, когда луна взойдет над горами. Закончив свои дневные обязанности, кавдлунаки хотели теперь повеселиться и пожелали, чтобы моя жена помогла им создать хорошее настроение.
Я сообщил об этом Семеде, чтобы развлечь Гогола и заставить его ради любовных утех отказаться от безумных занятий камнями. Но случилось нечто, помешавшее Семеде пересказать Гоголу мои слова, - происшествие это имело значение для всех. Когда моей жене пришло время уходить, наша маленькая дочка Аируна проснулась. Она хватилась матери и, как все дети, стала плакать. Мать слышала плач ребенка, но не могла из-за этого отказаться от намерения идти к белым. Ведь она дала обещание кавдлунакам, которые, возможно, стали бы менее дружелюбны, если бы она не выполнила его. В доме находилось слишком много мужчин, поэтому моя жена постеснялась обратиться ко мне с просьбой взять ребенка на руки и успокоить его. Она боялась, что мужчины поднимут ее на смех, и не обращала внимания на плач ребенка, а девочка продолжала реветь.
Как только жена ушла, мне нужно было найти что-то, чем успокоить дочку и развеселить ее. Под нарами моя жена прятала мешок с принадлежностями для шитья - иглой и жилами; я его отыскал, потому что там лежали и игрушки ребенка. Я дал Аируне несколько кукол, которые когда-то вырезал из мягкого блестящего камня; мы находили его на леднике у самого залива.
Очень скоро Аируна забыла свою мать и свое огорчение. Она весело играла с двумя куклами, которые я ей дал, а когда ее плач прекратился, на нее перестали обращать внимание. Но это продолжалось недолго. Гогол обычно не умел вести себя. Он не знал, как сохранять чувство собственного достоинства среди мужчин. Теперь он поставил себя в смешное положение, отвернувшись от всех и уставившись на ребенка.
Маленькая Аируна заметила, что мужчина стоит и смотрит на нее. Она смутилась, перестала играть и уронила одну из кукол. Игрушка свалилась с нар, упала на пол и покатилась к Гоголу. Он вскочил и, не поленившись наклониться, поднял игрушку. Сначала казалось, что он хочет помочь девочке достать куклу. Но выяснилось, что причина иная. Он не отдал девочке куклу, а смотрел на нее прищуренными глазами, будто сердился. Потом он вынул из кармана нож, такой нож, который может складываться, и начал скоблить куклу.
Все в доме не спускали с него глаз, словно предчувствуя, что в конце концов разум покинет его навсегда. Гогол, позабыв о том, что он гость в доме, вынул маленький кружок, какое-то стекло, вставленное в железную оправу, и через него разглядывал куклу. Маленькой девочке захотелось снова поиграть куклой и она начала хныкать, чтобы ей вернули игрушку. Но Гогол даже не взглянул на Аируну. Казалось, что злые духи сошли на него и заставили его забыть обо всем. Он застыл с открытым ртом, дыхание его стало тяжелым и прерывистым, как у колдуна во время заклинания, и, хотя он ел мало и не делал тяжелой работы, на лбу у него выступили крупные капли пота.
Семеде согласился с нами, что его спутник ведет себя неподобающе. Он подошел к Гоголу, чтобы получше рассмотреть куклу, но странный человек попытался спрятать игрушку. Мы все думали, что произойдет ссора. Но Семеде оказался быстрее Гогола. Он выхватил роковую игрушку из рук своего хозяина и стал ее внимательно рассматривать. И тут случилось, что и Семеде стал другим: смотрел куда-то вдаль, поверх наших голов, и в глазах у него появилось такое выражение, как будто он грезит.
И вот мы в первый раз услышали слово, которое потом получило зловещую известность у нас в стойбище. Белые шептали его друг другу, как магическое заклинание, которое не должны слышать другие.
- Золото! - вот это слово, которое они произносили тихим голосом. Лица их покраснели, будто это слово произносить стыдно, лбы покрылись испариной. - Золото! Золото!
Их несомненное помешательство было вызвано пустяшной маленькой куклой. Сначала создалось впечатление, что эти двое владеют волшебными чарами и таинственной силой, которая может оживить куклу, а это могло бы превратиться в опасное оружие против эскимосов. Но скоро стало ясно, что не они, а кукла имеет огромную силу. Белые были бессильны перед этим кусочком камня, словно он обладал чудодейственной властью над двумя кавдлунаками. Это был камень, который мы называли "водяным пламенем", а они - золотом. И этот камень мог, оказывается, сделать людей врагами и причинить большие беды. Все это было видно по их лицам.
Мы поняли, что Гогол хочет, чтобы Семеде что-то сказал мне. Но тот не послушался своего хозяина. Он возразил ему на их языке и, казалось, что он вовсе не хочет подчиняться тому, кто владеет кораблем и всеми богатствами. Они говорили очень быстро, все громче и громче. Никто из них не хотел отдавать куклу, хотя маленькая Аируна и ждала этого. Гогол вцепился в игрушку, но и Семеде тоже не выпускал ее из рук.
Немного погодя Семеде спросил у меня, откуда эта игрушка. Я сказал, что это совершенно бесполезный хлам, который я вырезал для своей дочери, чтобы она могла играть с ним; камень не имеет никакой цены, добавил я. Семеде не понял, что я хотел выразить этими словами. И он, и его спутник, тот, который думал за всех, вели себя так, словно совсем лишились рассудка или превратились в маленьких детей. Мы пытались указать им обоим, что такое поведение недостойно мужчин, но они продолжали разглядывать куклу моей дочери. Им очень хотелось узнать о ней побольше; особенно их интересовало место, где можно найти желтый камень.
* * *
Я еще раз попытался сказать, что играть с камешками и куклами ниже достоинства взрослого мужчины - ведь им уже говорили, что эти камни не имеют никакой ценности, хотя на них и приятно смотреть. С давних пор людям известно, что они не теряют цвета под водой. В маленьких ручейках, где камни лежат на дне, они временами сверкают, как солнце или огонь. И именно поэтому камень назвали водяным пламенем! Все это, конечно, рассказали Семеде; а он перевел Гоголу, который тотчас же снова стал просить: "Проведите нас туда, где можно найти водяной пламень!"
