Так продолжалось несколько дней, пока не исчезло все дерево. Мужчины, словно что-то подозревая, следили друг за другом. Они не хотели допустить, чтобы кто-нибудь имел больше "золота", чем остальные. Однако камни, которых они так добивались, не принесли им счастья. Чем больше они их получали, тем сильнее становился их страх и склонность к спорам. После первой большой радости они выразили сожаление, что желтые камни не такие уж большие. Они не понимали, что надо копать глубже, чтобы найти такие камни, какие Маярк и я употребляли для вырезания детских кукол.
В конце концов потух последний костер; они сожгли все дерево, имевшееся на судне. И вот ко мне подошел Семеде и обратился с просьбой, которая возмутила всех нас и привела к ужасному событию, которое никогда не будет забыто, пока люди не потеряют дар речи. Кавдлунаки пожелали, чтобы мы отдали им все наше сало и весь китовый жир, запасенный с прошлогоднего улова. Они намеревались сжечь все это и таким образом получить возможность продолжать свое смехотворное копание в земле. Они совершенно не понимали, что мы припасли сало и жир для наших светильников, а также для пищи.
Я старался не показывать им своего гнева, когда ответил Семеде, что его просьбу выполнить невозможно. Если употребить сало гордого моржа на подобное ребячество, то не исключено, что наступят печальные последствия для всех нас, сказал я ему. Нарвалы тоже могут обидеться, если мы употребим их добрый жир на то, чтобы отогревать заледеневшую землю. Такой жир дает самое ясное пламя и способен быстрее всего нагреть воду, поэтому люди всегда дружелюбно относились к нарвалам, заметил я. Мы всегда оказывали им большое уважение и чествовали их души после хорошего улова. Если бы мы теперь надругались над ними, злоупотребляя их жиром, они могли бы покинуть эти места и больше мы их никогда не увидели бы. Мне казалось, что после всего сказанного недостойно говорить еще и о нашей потребности в сале для еды, для светильников и для кормления собак.
Когда я кончил, на лице Семеде отразился великий гнев. Гогол обратился к нему, и Семеде потом сказал, что мы ведь можем отправиться на лов и набить других моржей и нарвалов. И он снова повторил их просьбу. Семеде, по всей вероятности, не знал, что время лова моржей и нарвалов наступит еще не скоро. К просьбе белых, неприличной для взрослых, люди отнеслись как к обиде. Поэтому мы повернулись к ним и к леднику спиной, собираясь вернуться в селение. Гогол и Семеде бросились вдогонку, а вскоре и другие кавдлунаки последовали за ними, так как они никогда не оставляли друг друга после того, как нашли желтые камни. Чтобы отделаться от них, мы дали им немного сала, которое захватили с собой на упряжках. Белые удовлетворились на время, ибо этого сала могло хватить на несколько костров, и пошли к леднику.
Когда мы вернулись в селение, то решили, что лучше всего покинуть Пилик и перебраться на север. Было бы самое разумное не оскорблять души морских животных, отдавая их жир для столь бессмысленного дела, да и, кроме того, мы больше не желали быть свидетелями раздоров. Поэтому надо покинуть белых - пусть они ищут блестящие камни, сколько им вздумается. Кроме того, мудрый Торнге напомнил, что теперь у нас имеются ножи, топоры и гарпунные наконечники, в чем мы до этого нуждались. У кавдлунаков больше не было ничего такого, на что нельзя смотреть без зависти и что нам хотелось бы приобрести.
Теперь мы все сожалеем, что сразу же не выполнили своего намерения, тогда не произошло бы жутких событий, и Аируна, моя маленькая дочь, осталась бы в живых.
Вечером все белые пришли в селение, чтобы говорить с нами. Они повторили свое требование отдать им сало и вначале были сильно разгневаны. Кок, этот жирный человек, который и раньше не отличался щедростью и дружелюбием, потрясал даже своим ружьем и выкрикивал слова так громко, что можно было подумать, будто он нам угрожает. Но Гогол приказал ему замолчать. Гогол был недоволен его плохим поведением. После этого Гогол, очевидно, произнес много добрых слов и все успокоились; на их злых лицах появились дружелюбные улыбки. И мы обрадовались, так как подумали, что Гогол, наконец, понял свое безрассудство и освободился от околдовавших его сил.
Семеде объявил: все очень довольны, что мы им показали желтые блестящие камни. Теперь они хотят выразить свое доброе расположение, пригласив нас всех на судно, принять подарки от Гогола. Там же они угостят нас вкусной едой и чаем.
Мы с удовольствием услышали это. Можно было полагать, что белым в конце концов наскучили их игрушки и они больше не намерены вести себя как дети. Аируна обрадовалась, когда ей сказали, что у нее больше не будут отбирать кукол. Поскольку ее камень был больше, чем у других, то многие из кавдлунаков пытались его отобрать, и она знала, что за своей игрушкой ей надо внимательно следить. Но я тоже, как и Маярк, сказал Семеде: мы никогда не допустим, чтобы кто-либо отобрал у наших детей их собственность, если они сами не согласятся ее отдать.
Мы весело улыбались, направляясь к кораблю; с нами пошли даже те старухи, которые рассказывали различные истории Семеде до того, как безумие охватило белых. Корабль так долго оставался без хозяев, что перед каждой дверью намело много снегу. Пришлось его разгребать, но вскоре мы вошли внутрь и зажгли огонь, который обогрел всех. Сейчас даже Кок ходил и улыбался, разливая нам чай. Доктор показал много странных вещей. Мы всегда знали, что сахар идет к чаю, но у Доктора оказалось кое-что в бутылочке, что он называл "лучше сахара!" Мы поняли так, что это жидкий сахар, и он много наливал его в наши чашки.
* * *
Конечно, мы не знали, как называют эту пахучую жидкость, нам сказали, что это "ром". Он делал чай очень вкусным, гораздо вкуснее, чем когда бы то ни было. И "ром" действовал согревающе. Как только мы выпили несколько глотков, мы ощутили внутри тепло, а Кок все подливал и подливал нам чаю. Каждый мог пить, сколько хотел, даже больше белых. Они, как видно, не очень соскучились по чаю "с ромом", не то что мы.
Задолго до того, как мы напились чаю, многие стали произносить слова, которых они и не думали говорить. Но вскоре мы почувствовали, что богатый событиями день сделал людей сонными. Правда, две пожилые женщины забыли о скромности, подобающей их полу, и начали громко петь. Однако никто их не пристыдил, просто посмеялись над их необычным поведением. Смеялись также над белыми и над многим другим.
Мы понимали, что наше настроение необычно, но оно казалось нам приятным. А когда сонливость брала верх над желанием поговорить, люди закрывали глаза и засыпали там, где сидели.
Нас разбудили дети. Прошла только небольшая часть ночи, и все ощущали тяжесть, поскольку мы не выспались. Каждому казалось, что у него тяжелая голова, и просыпаться было неприятно; однако дети выказывали нетерпение, а некоторые плакали. В доме, в котором мы находились, стало очень холодно, огонь погас и все кавдлунаки исчезли!
По дороге в стойбище мы поняли, что белые не отказались от своего безрассудства и от своей тяги к блестящим камням. Когда все гости уснули, они решили вернуться к леднику. Возвращаясь домой, мы видели там много костров. Нам казалось странным, что у кавдлунаков нашлось топливо.
Как только мы вернулись домой, все поняли, чем белые разводили костры. Аируна первая громко закричала. В нашем чуме все было перевернуто вверх дном. Кавдлунаки обыскали каждый уголок и забрали все игрушки маленькой девочки. В других чумах также все перевернули и у детей украли все, сделанное из водяного пламени. Но самым печальным было то, что они унесли весь наш жир и запас сала. Вот что сжигали белые на своих кострах.
Все мужчины сразу же собрались, чтобы обсудить случившееся. О тяжести в головах не помнили. Спокойно говорить никто не мог, и поэтому я сказал собравшимся, что, по моему мнению, не следует больше оставаться вблизи мужчин, настолько одержимых своими желаниями, что они способны отобрать у людей самое необходимое и даже красть у детей.
Некоторые считали самым достойным - убить всех белых, но старшие и более умные ответили, что все надо хорошо обдумать. Они в большей мере, чем мы, были умудрены опытом предков и высказали опасение, что стоит нам только убить белых, как их духи и власть водяного пламени перекинутся на людей, а это приведет к раздорам между нами. Мы послушались их совета и решили уехать из Пилика - этого благодатного места охоты, которое теперь испорчено из-за безумия кавдлунаков.
К счастью, никто не имел больших запасов мяса или чего-нибудь другого, что могло затруднить отъезд. Теперь ни у кого не осталось больше того, что можно разместить на одних санях, и мы считали это большим преимуществом. Все же перед тем, как покинуть Пилик, мы решили еще раз поговорить с белыми - может быть, удастся возвратить немного жиру; поскольку весна наступит еще нескоро, трудно чем-либо заменить жир, служивший горючим для светильников.
