«Нет-нет, – тихо и укоризненно проговорил Тоша. – Нет, отец… Все не так. Посмотри на меня – я расскажу тебе…»
«Посмотри на меня! – радостно вмешался Гриша. – Посмотри, солнце садится…»
Дадон закрыл глаза. Там, под веками, уже ночь. И шелковое покрывало лежит у ног, и, наверное, ткнувшись в него лицом, еще можно уловить запах… Нежный, уходящий, прощальный запах зеленого яблока…
«Посмотри на нас, отец».
Не просите, мальчики, молча взмолился Дадон. Я не могу смотреть в глаза вам, их выклевали вороны, да и не осмелился бы я… Мой дом сгорел, мой небесный дворец замаран кровью, имя вашей матери стерлось из моего сердца… Тот, в колпаке, ловец душ, знает, что всякий человек сам себе ловушка… А она, ловушка во плоти, искушенное зло, она носила в себе человека… как плод… Девочка моя…
«Отец, посмотри на нас! Только посмотри!!»
…Старый несчастный дурень.
Крики, толчея, стони глоток, одновременно схватившие воздух. Проплешина в людной площади.
И на эту проплешину с грохотом рухнул петушок.
Да так грянулся оземь, что опали прочь остатки позолоты, обнажая серую сталь – и сложный, навек застопорившийся механизм.
Горелая башня
…Никогда не знаешь, где тебя подстережет неприятность.
Скатываясь с моста, фургон угодил колесом в выбоину, старенький кузов содрогнулся, и Гай ясно услыхал грохот опрокинувшейся клетки. Пришлось чертыхнуться и остановить машину.
Стояло июньское утро, от реки тянуло рыбой, но не противно, как это бывает на общей кухне, а свежо и вкусно, будто на рыбалке, когда вода лежит зеркалом и упругое рыбье тело прыгает в росистой траве. В кустарнике у самой дороги сидела и рассуждала незнакомая зеленоватая птаха, и монолог ее настраивал на миролюбивый лад; Гай прищурился на невысокое солнце и с удовольствием подумал о длинном и спокойном дне, который принадлежит ему от этого вот утра и до самой ночи, весь день неспешная дорога, потому как торопиться некуда…
Никогда не знаешь, где тебя подстережет неприятность.
Скатываясь с моста, фургон угодил колесом в выбоину, старенький кузов содрогнулся, и Гай ясно услыхал грохот опрокинувшейся клетки. Пришлось чертыхнуться и остановить машину.
Стояло июньское утро, от реки тянуло рыбой, но не противно, как это бывает на общей кухне, а свежо и вкусно, будто на рыбалке, когда вода лежит зеркалом и упругое рыбье тело прыгает в росистой траве. В кустарнике у самой дороги сидела и рассуждала незнакомая зеленоватая птаха, и монолог ее настраивал на миролюбивый лад; Гай прищурился на невысокое солнце и с удовольствием подумал о длинном и спокойном дне, который принадлежит ему от этого вот утра и до самой ночи, весь день неспешная дорога, потому как торопиться некуда…
Гай не знал, что упавшая в кузове клетка от удара потеряла крышку, и черная с блеском нутрия, обозначенная в накладной числом со многими нолями, оказалась таким образом на полпути к свободе. Гай не знал этого и беспечно распахнул железные дверцы кузова; ценный зверь вывалился ему под ноги и, отбежав на несколько шагов, замер между своим испуганным тюремщиком и берегом неширокой реки.
Нутрия ошалела от тряски и грохота и потому, оказавшись на воле, не сразу сориентировалась. К несчастью, Гай сориентировался еще позже.
– Крыса, – сказал он с фальшивой нежностью, делая шаг по направлению к беглянке. – Хорошая моя крыска…
В следующий момент он кинулся – неистово, словно желая заслужить лавры всех вратарей мира; он норовил ухватить за черный голый хвост, но поймал только воздух и немного травы. Нутрия, не будь дурна, метнулась к берегу и без брызг ушла в воду; некоторое время Гай видел ее голову, а потом и голова скрылась под мостом.
Некоторое время он просто сидел на берегу. Что называется, опустились руки. Потом, сжав зубы, поднялся и вернулся к фургону; пустая клетка без крышки лежала на боку, прочие были целы, и девять желтозубых тварей поглядывали на Гая с нескрываемым злорадством.
Вернувшись к воде, он лег на живот и заглянул под мост. На замшелых камнях играли блики; под самым брюхом моста было и вовсе темно – как на Гаевой душе. Потому что как минимум половина заработка… заработка ЗА ВСЕ ЛЕТО. И половина его канула в воду. В прямом и переносном… да что там, тьфу.
– Ты что-то потерял?
На дороге, даже и пустынной, подчас случаются путники, даже и любопытные. Ничего особенно странного в этом голосе не было – но Гай напрягся. И спустя секунду понял, что оборачиваться и отвечать очень, ну очень не хочется. А вовсе не отвечать – невежливо; потому, поколебавшись, он отозвался, все еще лежа на животе:
– Нутрия сбежала…
Незнакомец негромко засмеялся.
Гай повернулся на бок, увидел узкие босые ступни и защитного цвета штаны. По правой штанине взбирался муравей; Гай рывком сел и поднял голову.
Ему показалось, что из двух прищуренных щелей на него глянули два острых зеленых прожектора. Успел заметить копну светлых волос, разглядел кожаный футляр на шее – и поспешно отвел глаза. Все сразу. Вот так-то, все беды – сразу…
– Никогда не слышал, чтобы в здешних краях водились нутрии, задумчиво сообщил прохожий.
Уходи, мысленно взмолился Гай. Я тебя не трогал. Уходи.
Прохожий не внимал его мольбам – стоял себе спокойно и чего-то ждал; тогда Гай пробормотал хрипловато:
– Нутрии… да вон их у меня… целый фургон.
Прохожий отошел – для того, чтобы заглянуть в открытый кузов и удивленно – а может быть, обрадовано – хмыкнуть:
– Ого… Побег из-под стражи. Что они у тебя, зубами прутья грызут?
Большой черный жук перебирался с травинки на листок подорожника. А вот не буду смотреть, твердил себе Гай. Нечего мне на него… на ЭТОГО… смотреть. Не зря болтали, что он… снова объявился. Не зря болтали, а я думал – зря…
Прохожий оставил нутрий. По-видимому, говорить с Гаем ему было интереснее:
– Чего нахохлился?
Жук оступился и скрылся из виду, безнадежно завалившись под листок.
– Как тебя зовут, молчаливый?
А тебе зачем, подумал Гай и втянул голову в плечи.
– Как-как, ты сказал?
– Гай…
– Что будешь делать?
Под сидением в кабине лежал обрезок свинцовой трубы – «на всякий случай». Нет, это совершенно неуместная мысль.
– Делать?.. Сниму штаны и полезу под мост.
– Надеешься поймать?
– Не надеюсь, – буркнул Гай в сторону.
– Хочешь, помогу?
– Нет!!
Гай вскочил, как ошпаренный. Следовало немедленно ехать прочь, но и бросить драгоценного зверя на произвол судьбы казалось немыслимым а потому оставалось только откинуть крышку капота и тупо уставиться в мотор, давая тем самым понять, что разговор окончен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
