Дару ошеломил этот случай с Дунканом, и она бросала быстрые взгляды на Лаоклейна. Казалось, его ни в малейшей мере не волновали непредвиденные осложнения. Он шутил с Гервалтом по поводу упрямого жеребенка, который не давал оседлать себя. Любовь, с которой он говорил о лошадях, оживляла его лицо. Дара поняла, что он больше не думает о случае с Дунканом. Она поняла также и то, что он уже не уважает и не любит своего отца так, как это было когда-то в детстве.
Она не знала, почему так происходит. У нее все было по-другому. Ее отец был другим человеком. Он был мужчиной, с которым считались, а Дункан давно подчинился обстоятельствам, не предпринимал ничего, чтобы изменить их.
Лаоклейн поймал один из быстрых взглядов Дары и не отпускал его с усмешкой. Она покраснела, испытывая смешанные чувства, и отвела от него глаза. Какая бы у него ни была причина отругать Дункана, он облегчил затруднительную ситуацию для Дары. Мысль о том, что он мог сделать это специально, отогнала все другие мысли. Дара стала раздумывать над тем, к чему это могло привести.
Несколькими часами позже, когда свет свечи превратил дамастовый полог над ее кроватью из розового в серый, а ветер бился о ставни, в дверь раздался стук, который нельзя было спутать ни с чем. Дара сравнивала здешнюю комнату со своей в замке Чилтон. Обе они были одинаково удобны. Несомненно, с ней обращались лучше, чем с другими англичанами, попадавшими в течение веков в стены этого замка. Она сделалась задумчивой. Это настроение отразилось у нее на лице. Оно заставило Лаоклейна остановиться, когда она открыла ему дверь.
В руках он неловко держал узел с одеждой, бросил его Даре и отрывисто сказал:
– По случаю праздника Всех Святых у нас будут гости, невеста Ниалла и ее семья. Я хочу, чтобы ты была хорошо одета.
Он ушел так же быстро, как и пришел, не дав ей возможности ни поблагодарить, ни отказаться. Оставшись одна, она погладила мягкую красивую ткань и вспомнила, как он стоял перед ней.
На следующее утро, до того как она спустилась к завтраку, Лета стола у двери с подносом, на котором были еда и изящный сундучок для рукоделия. Войдя в комнату, Лета уютно устроилась со своим рукоделием. И она, и Дара были искусными рукодельницами. Ни разговор на практические темы, ни спокойное выражение лица Дары не отражали ее отношения к этому вторжению в ее обычную жизнь.
ГЛАВА 6
В канун Дня Всех Святых ночь была очень холодной, стаи облаков, проплывая мимо убывающей луны, предвещали дождь. Между облаков мерцали звезды. Они любовались длинными языками пламени костров, горевших внизу. Вокруг них танцевали юноши и девушки. Они любили друг друга, пренебрегая Самхайном, повелителем мертвых. Это была его ночь, – время, когда он бродил по земле, собирая души мертвых, переселившихся в тела животных. «Это всего лишь языческое поверье», – уверяли себя веселящиеся, раскладывая свои костры все выше, чтобы уберечь себя от ведьм, помогавших Самхайну в его поисках. В Атдаире тоже праздновали, встречая угощением, вином и весельем гостей, приехавших ночью. Слуги Кермичилов искоса смотрели на сгущавшуюся темноту и продвигались ближе к освещенному залу. Старый слуга по-дружески сделал замечание, когда дочь семейства высказала свое желание присоединиться к тем, кто собрался вокруг костров на холме.
– Мисс Анна, тебя унесет ведьма, и мы тебя больше никогда не увидим!
Девушка засмеялась, и эта трель вызвала ответные улыбки. Ниалл вышел вперед, взял ее за руку, затем вежливо поклонился ее родителям.
– Надеюсь, вы доехали хорошо, сэр.
– Настолько хорошо, насколько это возможно, когда женщины предвещают несчастье и жалуются на холод и неудобства каждую минуту.
Даре он виделся достойным джентльменом. Она стояла в двери зала. Она бы выбрала не такое заметное место, но Лаоклейн взял ее за руку и приказал стоять там, где стоит он.
Лорд Кермичил подвел свою жену поприветствовать Лаоклейна. Следом подошел Ниалл со взрослыми детьми лорда, сыном и дочерью.
Лаоклейн крепко с симпатией пожал руку лорда.
– Мы ждали вас раньше. Что-нибудь случилось?
– Немного лошадь захромала, пришлось ее подковать.
В недоумении он повернулся к Даре. Она покраснела от неловкости, когда Лаоклейн ответил на этот молчаливый вопрос, представляя ее лорду и леди Кермичил.
– Леди Дара Райланд. Она… проживает в нашем доме в настоящее время.
Дара почти удивилась легкости, с какой Лаоклейн обошел все объяснения, но не тут-то было. Лорд Кермичил сделался твердым, когда ему представили Дару, а удивленное выражение лица его жены доказывало, что им знакомо это имя.
В голосе Кермичила слышалось оскорбление, когда он воскликнул:
– Я не думал, что Атдаир стал убежищем для врагов Шотландии!
Наступила мертвая тишина. Дара от злобы покраснела. И она бы ответила лорду, если бы не рука Лаоклейна, сжимавшая ее руку и как бы предупреждавшая не делать этого.
– Если вы боитесь девушки, вы можете привести вооруженную охрану в зал.
На этот раз от резкого ответа Лаоклейна лицо лорда Кермичила залилось краской. Лаоклейн жестом пригласил их в дом. Разговор на эту тему больше не возобновлялся. Это было мудрое решение.
Дара достаточно хорошо знала, что Макамлейды гордые люди. Она знала, что Лаоклейн рассердился на то, что в его действиях сомневался даже дорогой гость.
Когда Лета подала Кермичилам горячее молоко с бренди, Дара покинула зал. Ее комната была теплым, светлым убежищем. Ее ждала горячая ванна, приготовленная Летой. Дара купалась, наслаждаясь шелковой водой, пенящейся от мягкого душистого мыла. Волосы ее были заколоты шпильками на затылке. Дара лежала в ванне, опершись на край. Ей было спокойно и удобно. Она лежала так до тех пор, пока вода не остыла. Она стала волноваться, зная, что должна вернуться в зал. Иначе Лаоклейн начнет искать ее и придет сюда. Он это обязательно сделает.
Она быстро оделась. Ее волосы были послушны проворным рукам. Чистые, блестящие красно-коричневые локоны она уложила короной на голове. Платье, которое она выкроила и сшила вместе с Летой из куска сатина абрикосового цвета, было простое, но красивое. Дара была готова спуститься вниз.
Гости уже собрались в зале. С чувством неуверенности она спустилась по лестнице. Хотя она и ожидала, что будет чувствовать себя неловко, все же она оказалась не готова к той робости, которая охватила ее. Дара обрадовалась, когда Гервалт вышел вперед и взял ее за руку. Она больше не чувствовала себя одинокой.
Зал был украшен темными шкурами, а тростниковый настил не делал его таким ярким, как это могли бы сделать ковры. Кермичилы переоделись. Вместо платья, в котором они путешествовали, на них были дорогие элегантные одежды. На Дункане и его сыновьях – дорогие камзолы разных цветов, вышитые золотыми и серебряными нитями. Все поражало красками и красотой. Дара чувствовала себя чужой в этом зале.
