Какое-то время они посидели в тишине. Старший брат обдумывал закон, который предстояло через несколько дней вынести на одобрение Совета Патриархов. Волнение у него вызывал только один пункт: тот самый, который они обсуждали с братом – за остальные же он был почти уверен. Почему бы патриархам не принять закон о полигамии? Традиции многих кланов ее одобряют. Разумеется, в уступку статье конституции о равенстве полов предстоит принять полную полигамию, то есть ту, при которой женщина тоже будет иметь право на несколько мужей.
Потом второй этап Программы Генетического преобразования превратит право в обязанность (по крайней мере, для некоторых). За ратификацию этого пункта Боргиан тоже не слишком волновался. Раз патриархи приняли его в первый раз – примут и во второй, тем более что вся машина пропаганды давно запущена. А с вопросом воспитания полученных путем осуществления программы детей будет несложно бороться. Зачем родителям сильно сопротивляться тому, что дети будут обучаться в особых учебных заведениях? Малыши ведь и сами особенные.
Боргиан самому себе нравился необычайно. Ведь думал-то он не о себе или о собственном клане, а обо всем государстве. По крайней мере, он был свято уверен в этом. Уверенность, как это известно большинству здравомыслящих людей, не гарантирует истинности, но для такого привычного к власти могущественного человека, как Боргиан, своих соображений было вполне достаточно.
Он относился к числу тех, кто, стремясь ко всеобщему благу, незаметно, но верно превращаются в абсолютно бездушных людей, в тиранов и деспотов. К тому моменту, как выросли его праправнуки, он перестал быть человеком в понятном смысле этого слова. По сути, теперь у него уже не могло быть обычных привязанностей. Он не мог по-настоящему любить жену или детей – только клан или все человечество в совокупности, а по сути, только самого себя. Зато он легко мог пожертвовать почти кем и чем угодно – и все во имя высшей цели.
Впрочем, такими были почти все Блюстители Закона, были или неизбежно становились со временем. Любой представитель этого клана способен был, не моргнув глазом, засудить хоть брата, хоть свата, если, конечно, вина того будет неопровержимо доказана. Таковы были истинные законники, и, пожалуй, ничего плохого в том и нет, пока руки такого человека не касаются настоящей власти. И здесь желание сделать мир идеальным (что, само собой, невозможно) опять же могло перевесить.
Боргиан рассеянно наблюдал за пчелой, облетающей скудные цветки винограда, и в его голове роились самые разные мысли, зачастую мало связанные друг с другом. Он пытался предугадать все возможные препятствия на пути нового витка Генетической Программы, чтобы по возможности противостоять им, но таковых выходило слишком много. Все не предугадать. На миг его посетила неприятная мысль, что у патриархов может закончиться терпение, и они взбунтуются, но тут же отогнал ее. С чего бы вдруг? По проторенному пути идти гораздо легче.
Зато всплыли в памяти другие дела, менее важные. Например, заявление патриарха клана Ласомбра, клана вампиров, о том, чтобы использование смертных из периферийных миров Системы Центра для его потомков не было ограничено. Доводы его выглядели убедительно: в большинстве случаев вампиры из его клана пользовались человеческой кровью лишь для того, чтобы поправить собственное здоровье или баланс энергетики, и случалось это не так часто. К тому же Ласомбра в большинстве случаев не покушались на жизнь и здоровье своих жертв, все заканчивалось небольшой порцией крови, выцеженной из жил смертного – не больше, чем отдавали доноры в клиниках.
Кроме того, целых два семейства претендовали на статус клана, этот вопрос тоже нужно было рассмотреть. Отказать, разумеется. Пока есть дела и поважнее, пусть семейства подождут. Еще нужно было рассмотреть вопрос с кланом Алый Бархат. Матриарх этого небольшого Дома обратилась к Блюстителям Закона с просьбой исключить из Программы Генетического Преобразования всех ее потомиц младше четырехсот лет. Просьба была должным образом обоснована тем, что девушки Алый Бархат созревали для материнства очень поздно.
Клан был небольшой, но он пользовался покровительством Драконов Ночи. С Драконами не хотелось ссориться, и так уже Боргиану казались подозрительными спокойные взгляды Эндо. Он чувствовал в этом патриархе особенную силу, как и в Реохайде Гэллатайн. К тому же в Драконе Ночи действительно есть особенная сила. Боргиан хорошо помнил прошедшие годы, он ведь знавал Эндо давным-давно, в том мире, где родился, и там юноша очень даже отличился. Отец Боргиана, Бомэйн, относился к Дракону Ночи с ощутимым уважением, и Боргиан, который прежде не обращал внимания на своего соотечественника, сделал для себя вывод, что этого врага недооценивать нельзя. Он опасался, что на самом деле этот гордец не простил покушение на его правнучку, четырнадцатилетнюю Аэль, и на более старшую Эрлику Тар. Старшему отпрыску главы клана законников казалось более правдоподобным, что Эндо затаил злобу.
Правда, никаких признаков заговора не было. Можно ли его вообще спрятать? Какая-нибудь мелочь обязательно да выдаст заговорщиков. Здесь старший сын Бомэйна был спокоен – если что-то назреет, то осведомители обязательно оповестят об этом. Правда, известно, что Эндо последнее время стал очень близок с Эдано Накамура, но они же вместе выпивают, так что причина вполне невинная. Опять же, шли слухи, что и с Мэрлотом Мортимером Дракон Ночи вдруг стал очень любезен, но они же почти не встречаются, так что сама по себе любезность ни о чем не говорит. Ведь Мэрлот оказал Эндо значимую услугу, вернул ему спасенного из плена Илвара. Мальчик почти всю сознательную жизнь пробыл на Черной стороне, он не может знать, с чего все началось.
Боргиан не верил, что в отношении Блюстителей Закона может возникнуть какое-нибудь подозрение. С чего бы? Если бы стало известно, патриархи бы всполошились. Но все обстояло тихо, мирно, ровно и пока складывалось благополучно для законников.
– А ты не слышал что-нибудь новенькое о Сером Ордене? – спросил брата Родгейр.
– Только лишь то, что он снова зашевелился, – лениво ответил Боргиан. – Нашел себе новую базу, снова набрал адептов. Многие бессмертные из периферийных миров рады примкнуть к ним, потому что другого пути добиться власти и силы у них нет.
– Будем ими заниматься?
– С чего бы вдруг? Они пока не выказывают желания продолжать свою террористическую деятельность.
– Это потому, что у них пока нет сил. А потом – кто знает, что будет потом. Может, потом мы с ними так намучаемся, что…
– Сомневаюсь. Что им, заняться нечем? Мы им тогда преподали хороший урок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
