— Итак, милейший профессор, стало быть, вы-то и есть главный бунтарь! Ваша вторая "натура" выдала вас с головой, что называется, со всеми потрохами! Ха-ха-ха!
Засмеялись и мы, но это был смех сквозь слезы.
В тон министру Монсен тоже попытался шутить:
— Думается, вы собираетесь организовать облаву на самого себя, дорогой профессор!
Не знаю, как остальным, но мне от этой плоской шутки стало не по себе.
— Я — сторонник демократических свобод, в частности свободы слова и действий на пользу обществу. Это известно всем…
— Вот и предоставьте нам свободу действий в поимке вашего теледвойника, — поспешно подхватил министр.
— По-моему, — продолжал он, — начать следует с того, чтобы опровергнуть в какой-нибудь газете достоверность всех сообщений об открытии Бирминга. При этом неплохо бы ввернуть в статью какие-нибудь морализирующие рассуждения. можно подпустить и философии.
— Но как это сделать, господин министр, чтобы не прослыть…
— Сумасшедшим?
— Вот именно!
— Придется с этим примириться. Из двух зол надо выбрать наименьшее. Хуже, если за границей будут знать правду о вашем открытии! Вашего "репродуцированного Бирминга", профессор, мы скоро обезвредим, и вы сможете продолжать свои эксперименты. Конечно, в обстановке строгой секретности, вы ведь понимаете, нельзя допускать никакой огласки… А тем временем страсти улягутся, и о "помешательстве" профессора Бирминга скоро забудут. Любая новость через три-четыре дня перестает быть злободневной.
— Все это так, господин министр, но надо же как-то объяснить, почему я отказываюсь от своего сообщения!
— Напишите, что вам захотелось высмеять участников Бодиэнского конгресса и доказать, что все эти одержимые глашатаи так называемой мирной пропаганды, — эти слова, язвительно улыбаясь, министр произнес с подчеркнутым сарказмом, — подобны безмозглым пешкам в чужих руках. Они сами способны поверить во что угодно и требуют того же от других…
— Неплохо! — бросил Монсен.
— …и сами, — продолжал министр, пропустив его реплику мимо ушей, — под стать теледублерам. Кстати, откуда вы взяли это словцо?
— В древнегреческом языке слово "теле" имело два значения, — пояснил я, — "дальний" и "совершенный".
— Одним словом, сравните их с теледублерами, число которых при желаний можно бесконечно умножить, воспроизводя от одного субъекта, и они будут хором повторять все, что им прикажут.
Представитель сената даже прищелкнул языком:
— Недурно придумано! Тут уж никто не сочтет вас безумцем, скорее наоборот!
— А в остальном положитесь на меня, уважаемый профессор, — продолжал министр. — Чековая книжка при вас?
— Да.
— Превосходно! Ну-ка, взглянем… Гм… Вырвано девять чеков, я запишу их номера. Пусть только ваш Бирминг заявится в банк: там мы устроим ему западню и схватим! Да, чуть было не забыл: как же так, профессор? Совсем недавно вы уверяли, что добились лишь частичных результатов, и вдруг теперь…
— Неожиданным успехом мы обязаны одной непредвиденной случайности, в существе которой мне до сих пор не удалось разобраться. В данную минуту я еще не могу объяснить, чем вызван столь необычайный эффект, а всякого рода предположения считаю неуместными.
— Необходимо как можно скорее установить истину. Бирминг, не забывайте об обязательствах перед правительством. Государство заинтересовано в их неукоснительном и точном выполнении.
— Постараюсь сделать все, что в моих силах, господин министр.
— Скажите, профессор, знает ли еще ктонибудь о характере и сущности ваших экспериментов, разумеется, я имею в виду тот период, когда вашему аппарату еще не были приданы функции живого организма?
— В нашем телецентре, — опережая меня, торопливо проговорил Монсен, — экспериментальные работы были организованы таким образом, что различным группам исследователей поручались только отдельные задания. Единственное, о чем они знали, — это что мы работаем над проблемой повышения эффективности лечебного действия биотоков.
— А ваши ближайшие сотрудники? — глядя на меня в упор, спросил министр.
— В центральную лабораторию, где ведутся завершающие эксперименты, доступ имеет только мой секретарь-помощник, Нилл Рерсен. Однако биоэлектроника — это абсолютно незнакомая ему область, и он не имеет ни малейшего понятия о целях моих исследований.
— Достаточно, профессор. Мы постараемся держать вас в курсе всех событий. А вы обязательно напишите статью. Впрочем, пожалуй, мы можем избавить вас от этой деликатной миссии: мы сами напишем ее от вашего имени и опубликуем, скажем, в "Микланс трибюн". И хотя эта газета не официальный орган правительства, она близка деловым кругам. Вы домой?
— Да.
— Прекрасно. Желательно, чтобы, выезжая из дому, вы уведомляли нас об этом. Это облегчит работу следственных органов.
***
События разворачивались с головокружительной быстротой. Не успел я вернуться домой, как раздался телефонный звонок — говорил личный секретарь министра:
— Хелло, профессор! Мы нашли ваш портсигар. Он действительно оказался у нас!
— Позвольте, о каком портсигаре вы говорите? — я опешил.
— То есть как? Выйдя от нас, вы тотчас вернулись за забытым портсигаром. Но мы нигде не могли его обнаружить. Помните, мы же вместе искали его.
— Я искал?
— Портсигар нашелся минуты через две после вашего ухода… Он каким-то чудом оказался под скатертью.
— Кто оказался под скатертью?
— Портсигар, разумеется.
— Скажите, господин министр у себя?
— Да.
— Будьте добры, соедините меня с ним!
Узнав, в чем дело, министр даже поперхнулся.
— Вы в самом деле не курите?
— Никогда не курил.
Из трубки донеслась приглушенная ругань, торопливая перебранка с секретарем, затем снова послышался голос министра:
— Проклятие, Бирминг! Значит, он был здесь, под самым нашим носом! Какая дерзость! Самому залезть в пасть льва! И я разговаривал с ним! (Снова послышались ругательства и проклятия — это министр давал волю своим чувствам.) Профессор, мы должны схватить его сегодня же, во что бы то ни стало! Слышите?!.
Прежде чем ознакомить читателя с дальнейшим ходом событий, мне хотелось бы привести выдержки из газетных статей и сообщений, наделавших много шума и вызвавших самые фантастические кривотолки относительно моей персоны. Газетные полосы пестрели кричащими заголовками, связанными с моим открытием. Эта сенсация по-прежнему оставалась в центре внимания печати. Сам же я вынужден был в это время отсиживаться дома и о драматических событиях узнавал из сообщений газет. Невероятный ажиотаж, поднятый вокруг моей особы, не мешал мне с удовольствием попивать черный кофе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
