— Однажды меня повысят, — говорит Джоан, — и я стану ракушкой на спине кита. Это особый вид членистоногих.
Вдалеке мы видим другие скалы, где другие люди изображают другие виды морских обитателей. Тоби-Прилипала показывает мне мидий, моллюсков, морских улиток, женщину, которая пытается улечься в раковину.
И докуда хватает глаз, до самого горизонта и дальше, риф, который давно уже перестал существовать, снова становится обитаем. Снова живет, наполняется все новыми и новыми видами живых существ. Люди, чтобы заработать себе на жизнь, сидят на мертвых кораллах и каменных островках, приспосабливаясь к новой среде обитания. Какой-то мужчина утверждает, будто на его руке вдруг появился твердый розовый отросток, похожий на скелет. Как мне сказали, это временная эволюция.
— Это меньшее, что мы можем сделать, — говорит Тоби-Прилипала, которого в прошлой жизни все звали Гарольдом.
Нынешнее же имя его — это название биологического вида моллюска, которое теперь кажется чуть ли не титулом и выражает его новую идентичность. И вот что интересно: если бы по аналогии его называли Человеком Гарольдом, обращаясь к его человеческой личности, повлияло бы это как-нибудьма нашу человечность в принципе? И когда мы уйдем, останется ли кто-то вместо нас?
— Какое у тебя красивое ожерелье, — говорит Джоан, и тут я вспоминаю, что начисто забыла о своих вещах.
Но вот они, тут, по-прежнему привязаны к моей груди. Даже пиратская повязка все так же закрывает мне глаз, благодаря чему я отлично вижу при любом освещении.
Отлив — и вода уходит мгновенно. Вот так. Вот тут-то я и останусь — лицом на юг — до скончания времен. Интересно, сколько живут ракушки? Я задаю этот вопрос про себя, не говоря вслух ни слова. Я затихаю, замолкаю. Кажется, будто внутри меня уже начало проявляться какое-то новое существо. Начинается прилив. Возможно, мой язык уже совсем прилип к нёбу и стал с ним одним целым. Так я постепенно превращаюсь в новое существо, которым должна стать.
Вечер опускается на спящих вповалку людей-ракушек. Я слышу, как плещется вода о скалу. Еще один всплеск и за ним — вздох облегчения.
— Вот ты где, — говорит человек, которого в прошлой жизни я знала как попугая Мориса. — А я искал тебя.
Он сбивает меня со скалы, высвобождает и вытягивает на берег.
Мы приводим себя в порядок на пляже, и мужчина с длинными волосами говорит:
— Я местный. Я доставил тебя сюда для новой работы.
Он ждет, пока я откашляюсь и вытрясу воду из своих шикарных ворованных сапог. Затем выпутывает водоросли из моего ожерелья.
— Мое ожерелье! — вспоминаю я и проверяю, на месте ли Председатель.
Мужчина с длинными волосами провожает меня к телефону, чтобы я поговорила с Фаррен по поводу нового назначения. Мы пробираемся мимо старых якорей, и я думаю, это совсем не то место, куда можно легко купить билеты туда-обратно.
— Фаррен, — говорю я в трубку, — я выполнила задание.
Мы стоим у телефона-автомата на обочине совершенно пустой дороги. Мужчина выжимает свои длинные волосы, тонкая струйка воды стекает с них на гравий и образует небольшую лужицу.
— Отлично! Очень приятно слышать! — говорит Фаррен. Звук ее голоса приносит мне такое облегчение, что я чуть не рыдаю. — Они были очень довольны тобой, — говорит она, смеясь.
— Спасибо за отзыв, Фаррен. Правда, большое спасибо!
— Не забудь добавить это в свое резюме!
— Не буду добавлять, — отвечаю я и вытираю глаза. — Я же перфекционистка. Вдруг я не согласна?
— А как твой табель учета рабочего времени?
— В абсолютном порядке.
— Именно поэтому ты такой востребованный работник.
— Востребованный? — спрашиваю я, оборачиваюсь и смотрю на мужчину.
— Еще какой востребованный!
— Очень приятно, — отвечаю я.
— Так и есть. Очень приятно быть желанным. Нужным. Приятно каждое утро стучать кулаком по карте мира, чтобы мир знал, что ты все еще жива и готова побороться. Совершенно определенно ты движешься к стабильности.
— Фаррен, ты знаешь, я ненавижу быть навязчивой, но не могла бы ты потребовать, чтобы мне заплатил Проект по охране дикой природы?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Конечно, дорогая! Ты же у нас довольно дорогая. Я запрошу у них прямой перевод. Как ты взяла их в оборот!
— Ну а как ты вообще?
— Что? Как я? Вообще?
— Чем ты занималась все это время?
— Жила. Старалась жить хорошо и даже лучше. Но это совсем не твое дело, — отвечает Фаррен и замолкает. Но потом снова говорит: — Ну, я хотела сказать, что это всего лишь коммерческая тайна и все такое.
— Конечно, — соглашаюсь я. — А какого цвета у тебя сегодня ногти?
— Синего, — говорит она.
Синего, значит.
— Аквамаринового, — говорит она.
— Послушай, Фаррен.
— Да, звезда моя!
— Просто… Просто я по тебе соскучилась, — говорю я.
— В смысле?
— Да так, ничего. Просто спасибо тебе. Большое человеческое спасибо. Спасибище, — говорю я.
— Это же моя работа, — отвечает она. — И ты это знаешь, правда?
— Правда. Знаю.
Фаррен дает мне инструкции по следующему назначению. Оказывается, человек с длинными кудрявыми волосами — мой работодатель. Когда дела его идут хуже обычного, он находит себе временную подработку — это как раз и объясняет то, что он был попугаем Морисом.
— Всякое бывает, — говорит он.
Я понимаю.
Он дает мне еще несколько монеток, и я звоню своим парням. Точнее, звоню моему парню-кулинару.
— Я аналитик пищевых систем, — поправляет он меня.
— Вот так новость! — говорю я.
— Конечно, новость, тебя же сто лет не было!
Оказывается, они все опять в моей квартире, собрались за моим старинным кофейным столиком с овальной красной столешницей на тонких ножках, который я подобрала на обочине дороги и в одиночку дотащила до дома.
— Серьезно? И что вы делаете?
Они тут основали книжный клуб. Мой самый лучший парень-кулинар приносит на всех закуски.
— Аналитик пищевых систем! — кричит он на заднем плане. Телефон наполняется смехом моих парней.
— Сегодня, — говорит он, — я приготовил утиную печенку, воздушный десерт с грейпфрутом и сырную тарелку.
Когда мой парень-кулинар готовил для меня, это всегда была большая картонная коробка навынос, так что я сразу представляю себе коробку, а не настоящую тарелку.
— А еще, — говорит он, — тебе прислали очередное письмо об украденных сапогах. Эта дамочка умоляет тебя вернуть их как можно скорее и желательно без сложностей.
— Ага, спасибо за напоминание.
— Она реквизирует всю твою обувь, если ты не вернешь ей сапоги в том же состоянии, в котором они были.
— Ясно.
— Она ворвется в твою квартиру, пока ты спишь, и под покровом ночи возьмет по одной туфле из каждой пары, и когда ты проснешься, обнаружишь, что одинока так же, как стали одиноки все твои туфли, — наконец выдохнул он. — Это я цитировал ее письмо.
Тут трубку схватил мой самый серьезный парень.
— Я наконец закинул всех паучков на подоконник, даже самых мелких!
— Здорово, милый!
— Наш книжный клуб — лучший, — кричит он радостно, и я представляю, как он валится в кучу других моих парней.
Наверняка они все сидят на диване, смеются и перекрикивают друг друга как оглашенные. Или тыкают друг друга в бок. Моя очередь! Нет, моя! Дай мне трубку! Я следующий! Да погоди ты!
— Мы читаем роман, — говорит мой самый любимый парень сквозь эти хаотичные вопли. — Про нескольких друзей. Они прямо как мы. Иногда ссорятся, но все равно любят друг друга всегда, сколько знакомы, до скончания века, которое наверняка уже не за горами. Некоторые друзья уходят, но ведь так любой человек, когда уходит, постепенно забывается. Это очень лирическая история, просто песня, почти как та, которую мы с тобой слышали на том концерте много лет назад. Не хочу спойлерить, но в конце все умрут. Тебе точно понравится! Почитай эту книжку, милая.
А ведь я помню, как мой самый любимый парень все время хихикал, когда я водила его то в книжный клуб, то на кружок вязания. Интересно, почему сейчас все иначе? «Эй, ты что, изменился?» — хотела спросить я его, но не спросила.
