И тут Наташа увидела Птаху. Милиционер крепко держал его за руку.
Наташа оцепенела: Птаха!
Миша смотрел в землю и повторял:
— Старшой, пойдем в отделение! Хватит здесь… Старшой, ну, старшой!
А дело было так. После ухода Поликарпа Александровича Миша выбрался из своего убежища и пришел к матери.
— Ну что? — спросил он.
— Из-за тебя, дурака, хорошему человеку врать приходится, — упрекнула она. — Работает, сказала. А ты по крышам бегаешь…
С тяжелым сердцем вернулся Миша на голубятню. «Хороший он дядька, Поликарп, — думал Птаха. — Вот было бы здорово, если б он стал директором. Тогда можно и в школу идти».
Размышляя о школе, Птаха занялся ремонтом сарайчика. Он оторвал от стены подгнившие куски фанеры и лихо бросил их через забор к соседям. Нужна была новая фанера. Обычно строительным материалом служили Мише фанерные и дощатые ящики, которые он брал в соседнем дворе. Птаха прекрасно сознавал, что «брать» в данном случае было не тем словом: магазин «Бакалея» обязан был сдавать ящики на склад. «Что им, жалко одного ящика?» — оправдывал себя Миша в таких случаях.
Птаха направился к магазину «Бакалея». Обстановка во дворе сегодня была неблагоприятной. У магазинного люка стояли пирамиды из ящиков, на которых были приклеены папиросные этикетки: «Прибой», «Беломор», «Памир». Здоровенный грузчик спускал ящики в люк. По деревянной накатанной горке они скользили куда-то в темноту, в подвал под магазином. Из люка грузчику подавали порожняк — пустые фанерные ящики, которые богатырь-грузчик легко, как спичечные коробки, забрасывал на груды тары.
Укрывшись в парадном и наблюдая за тем, что происходит во дворе, Птаха прикидывал, как ему пробраться незамеченным к горе пустых ящиков, лежащих за машиной. Он уже облюбовал один из-под «Беломора», тот, который повис над забором. «Подпрыгнуть, легонько толкнуть — и ящик по ту сторону, — размышлял Миша. — Ну, а с того двора унести — плевое дело. Только вот грузчик… Может, в другой раз прийти…» Но уходить с пустыми руками не хотелось.
Из люка кто-то крикнул:
— Хватит, Лепендин!
Грузчик подошел к грузовику, поговорил с шофером, закурил и залез в кабину.
Птаха, уже не раздумывая, подскочил к порожней таре. Вот он подпрыгнул. Ящик закачался и… с грохотом тяжело стукнулся о землю по ту сторону забора.
«Он же с папиросами!» — с ужасом подумал Миша и услышал крик грузчика.
— Ящик украли! — кричал грузчик, выскакивая из машины. — Шофер, беги за ящиком, он за забором!
Птаха кинулся к подъезду и побежал вверх по лестнице. Грузчик за ним вдогонку. Птаха слышал, как стучали по лестнице подкованные железом сапоги. Тяжелое, прерывистое дыхание могучего человека слышалось все ближе.
«Скорей бы добраться до чердака, там-то я уйду!» — думал на бегу Птаха.
Третий… четвертый этаж. Вот и дверь на чердак. Птаха рванул ее и похолодел от ужаса: дверь не поддавалась. «Заперли! Теперь все!»
Распростершись у двери, Птаха ждал появления преследователя. Обдав горячим дыханием, на него навалился грузчик. Птаха вцепился в его руку зубами.
Потом, со скрученными за спиной руками, грузчик волок Птаху вниз по лестнице, потом выбежал завмаг, собралась толпа и, наконец, появился старший сержант.
Сейчас, находясь в кольце толпы, слыша выкрики, зная, что ящик был с папиросами, Миша отчетливо сознавал опасность, которая над ним нависла. Проклиная старшего сержанта за медлительность, Птаха всматривался в толпу.
«Новенькая!» — Миша побледнел.
Увидев Наташу, Птаха растерялся куда больше, чем в тот момент, когда его настиг грузчик.
Встретившись глазами с Наташей, Птаха покачал головой. Наташа поняла: «Молчи, никому ни слова!» Она кивнула.
Толпа двинулась к отделению милиции. Наташа шла вместе со всеми, но потом отошла в сторону.
Ей очень хотелось поделиться с кем-нибудь несчастьем, помочь Мише, который, она была уверена, попал в беду по глупости. Но она помнила просьбу Птахи: «Молчи! Никому ни слова!»
Чтобы попасть домой, Наташе нужно было пересечь сквер. В другой раз, проходя по его дорожкам, она непременно задержалась бы у фонтана, который недовольно фыркал, выбрасывая холодную, неприветливую осеннюю струю, понаблюдала бы, как, коротая время, старички, греясь на солнышке, играют в шахматы, пробежала бы по заголовкам газеты, спрятавшейся за стеклом. Но сейчас Наташа ничего не замечала вокруг. Даже того, что в ее сумке наклонилась банка и из нее, падая капля за каплей и оставляя на песке белый пунктир, льется жидкая сметана.
«А вдруг Птаху в тюрьму посадят?..»
Тут-то Наташа и повстречала учителя. Смутившись, она опустила глаза.
«Переживает девчонка двойку по алгебре», — решил учитель.
«Сказать, что случилось с Птахой, или не сказать?» — терзалась Наташа.
Глава двадцать шестая
После операции прошло более трех недель, и Иван Дмитриевич уже был дома. Он лежал в постели у открытого окна и часами смотрел, как на соседнем дворе работает башенный кран. Длинная шея крана поворачивалась налево — забирала контейнеры с кирпичом; подняв контейнер, отклонялась направо и опускала свой груз где-то внутри коробки строящегося дома. Иван Дмитриевич заметил, что между каменщиками и крановщиками все время идет соревнование. То затор происходит у каменщиков, то за кладкой не поспевают крановщики. И Фатеев понял, почему задерживаются каменщики, — «идет плохой кирпич».
«А кирпич-то наш, со второй печи, — подумал Иван Дмитриевич. — Что ж это Хромов такую дрянь людям подсовывает? Безобразие! Жалко, на завод сходить не могу, я бы его на собрании пропесочил. Ну ладно, придут навещать, я им выскажу…»
Перед глазами Фатеева встает завод. Надрывно гудят в карьерах экскаваторы, вынимая тяжелую, липкую глину. Бегут по пустырю, заросшему лопушьем, вагонетки. От экскаваторов — полные, обратно — порожняком. Они весело катятся мимо квадратных прудов — бывших карьеров, в которые набралась вода. В них летом, поднимая со дна шоколадную донную глину, барахтаются окрестные ребятишки. Стоят ряды сараев-сушилок. Из-под навесов выглядывают пирамиды желтого, еще не обожженного кирпича. Вокруг сараев-сушилок — подвесная дорога для подвозки к печам необожженки. Сделать эту дорогу предложил он — Фатеев. Он ночи не спал, разрабатывая конструкцию подвесных механизмов и люлек для грузов. Но сейчас люльки, раскачиваемые осенним ветром, замерли на месте. Замерли они еще летом, месяц спустя после того, как первый раз пришли в движение.
«Пускай были просчеты в конструкции, ну, не учел всего, а идея-то хороша! — думал Иван Дмитриевич. — Так и будут по старинке таскать кирпич на горбу. Придут, обязательно насчет подвески поскандалю».
С завода к Ивану Дмитриевичу приходили часто. К сладостям Фатеев не притрагивался: они доставались Васе. А цветы, которые жена ставила на подоконник, Ивана Дмитриевича раздражали, потому что мешали смотреть на стройку. Представители профсоюза, повздыхав и выразив уверенность, что Фатеев скоро встанет на несуществующие ноги, интересовались: обеспечен ли Иван Дмитриевич дровами, не нужен ли какой ремонт в квартире? Они уходили, чтобы в другой раз прийти с теми же вопросами.
«Меня, стреляного безногого воробья, сладкими словами не обнадежишь. Этот протезный институт мне до последнего кабинета знаком. Там, если захочешь, руку пристроят, да такую, что на балалайке играть научишься! Но вот к моей культе ногу — дудки! Технический потолок».
Во время таких посещений Фатеев молчал и смотрел в окно. Он был рад, когда заходили товарищи по цеху. Они рассказывали много дорогих Фатееву новостей, но после их ухода на сердце становилось еще тяжелее.
Глядя в окно, Фатеев встречал рассвет. Глядя в окно, слышал, как уходил в школу Вася. По приметам, известным только лежачему больному человеку, он знал, когда сын должен вернуться из школы.
После обеда к Фатеевым обычно приходил Коля Никифоров. Вместе с Васей он готовил уроки. Иван Дмитриевич прислушивался к разговору ребят, иногда говорил:
— Напутали, пересчитывайте!
Но эти скупые замечания бывали редкими. Обычно Иван Дмитриевич смотрел в окно и молчал. Об электрическом кирпиче он по выходе из больницы не проронил ни слова.
«Пропало изобретение!» — мучался Никифоров.
Сколько раз дома у Коли ребята испытывали электрический кирпич! Лампочка горела. Мало того, вместо лампочки ребята подключали маленький электрический моторчик, обычно работающий от батарейки для карманного фонаря, и он со слабым нежным пением вращался, приводя Васю и Колю в восторг. В надежде сделать еще несколько таких же кирпичей друзья просмотрели все записи Ивана Дмитриевича, но так ничего из них не поняли.
