След был большим и незнакомым. Иван, конечно, сомневался, что не знает какого-то зверя в средней полосе России. Просто след был почти засыпан…
— Как это? — повторил солдат.
— Что? — оторвался от своих мыслей Ермолаев.
— Почему нужно в одном месте? — не унимался боец.
— Слушай, отстань!
Ермолаев снял рукавицу и медленно погрузил руку в сугроб недалеко от следа.
— Вот что ты делаешь? Ты можешь объяснить?
— Нет, — отрезал Иван. Он что-то нащупал под снегом. — Есть!
— Что есть?
— Спекшийся давнишний снег — корка. Значит, зверь проткнул верхний слой лапой и оставил свой след на этой корке.
— Ты хочешь раскопать след?
— Нужно аккуратно снять верхний слой и добраться до корки. Снег сыпучий. След в нем плохой, но вот удалить его можно очень даже хорошо.
Ермолаев принялся саперной лопаткой аккуратно снимать снег со следа.
— И все-таки, как научиться читать следы?
— Очень сложно. Нужно обладать острым зрением, тонким нюхом. Нужно знать снег, знать, как солнце ложится на снег и какими цветами играет на отпечатке. Тут сотни тонкостей. Очень много основано на интуиции. Чтобы научиться читать след, нужно сперва написать что-нибудь на сугробе и ждать несколько дней. Нужно следить за погодой и смотреть, как она влияет на твою надпись. Как буквы теряют четкость, как размываются, как играют на солнце, как покрываются порошей…
Он убрал лопатку и с превеликой осторожностью стал разгребать снег голыми руками.
— Не научиться тебе этому. Нужно все время наблюдать за следами. Тут требуется постоянная практика. И она должна быть беспрерывной. Перерыв ослабляет восприятие многих деталей, и тонкости могут остаться незамеченными.
— Но ведь ты сам давно воюешь, а, значит, и сам должен забыть тонкости.
— Когда опыт большой, при возобновлении практики перерыв скоро сглаживается…
Ермолаев низко склонился над сугробом и, набрав в легкие воздух, сильно дунул на снег. Снежинки вспорхнули в свете фонаря. След открылся. Иван очень внимательно стал вглядываться в него.
— Проклятье! — произнес он, наконец. — Надобно командиру доложить.
— Я не знал — наша это машина или немецкая, — продолжал рассказ Зайнулов. — Но по поведению шофера, а он решительно направил автомобиль в мою сторону, я понял, что машина наша.
Она остановилась неподалеку, из машины выскочил статный улыбчивый офицер. В салоне сидел ещё кто-то, но точно я не мог разобрать. Офицер отдал мне честь, назвался капитаном Соболевым и, более ничего не говоря, открыл заднюю дверцу автомобиля. Военный, появившийся оттуда, был невысокого роста, крепкий, с решительным лицом и волевым взглядом. От количества звезд в петлицах у меня потемнело в глазах, хотя я на своем веку генералов повидал и в царской армии, и в Красной.
— Я ищу штаб Резервного фронта! — резко произнес высокопоставленный генерал.
— Штаб находился где-то под Малоярославцем, — ответил я.
— Что там за солдаты на полустанке?
— Это мой полк тридцать второй армии Резервного фронта, товарищ генерал армии, — ответил я.
— Что вы несете! — внезапно возмутился он. — Тридцать вторая армия находится в окружении под Вязьмой!
— Так и есть, — ответил я. — Но нашему полку удалось вырваться из окружения.
Он, кажется, поверил, тем более что даже на расстоянии были видны белые перевязи раненых солдат. Лицо его смягчилось.
— Много же километров вы прошли от Вязьмы, полковник, — сказал он.
— Двое суток без отдыха, товарищ генерал армии.
— Сильны немцы под Вязьмой?
— Сильны. Танков много. Пехоты тоже.
— Кто-нибудь ещё прорывается из окружения?
— Я не знаю… У меня нет связи, нет свежих карт… Но немец повсюду, вплоть до Юхнова.
— Юхнов занят?
— Этого я тоже не могу сказать. Мы прошли мимо города.
Генерал опустил глаза и о чем-то задумался. Его лицо мне показалось смутно знакомым. Но я так и не вспомнил тогда, где мог с ним встречаться.
События, которые произошли дальше, развивались стремительно. Хотя мой полк понес серьезные потери, но солдат в нем оставалось ещё достаточно. Мы ничего не успели предотвратить из-за того, что все случилось слишком быстро, а я находился далеко от своих солдат, и те не могли помочь.
Из-за огромного склада, возле которого остановилась машина генерала, вылетела колонна немецких мотоциклов. Их было немного, всего пять или шесть. Пулеметы на колясках были опущены в боевое положение, немцы как будто знали, что их ждет за поворотом. Из первой мотокаляски ударила очередь. Капитан, очевидно, охранник генерала, дернулся, чтобы закрыть его, но было поздно. Очередь прошла по диагонали — пара пуль врезалась в полустанок рядом с моими ногами и, срикошетив, ушла в направлении железнодорожных путей, следующая пара отскочила от бронированной двери автомобиля, третья — прошила тело генерала, отбросив его на капот.
Капитан открыл огонь из табельного оружия. Я подхватил падающего генерала и повалился вместе с ним на заднее сиденье автомобиля. На его запахнутом генеральском пальто темнели два отверстия. Глаза неподвижно уставились в потолок салона, но губы двигались. Генерал был ещё жив.
Тем временем капитан сумел застрелить водителя первого мотоцикла в колонне, и тот перевернулся вместе с коляской, преградив дорогу остальным и на время задержав их. Водитель генеральской ГАЗ-61 взревел двигателем. В машину запрыгнул капитан и крикнул:
— Поехали!
Водитель надавил на газ, и автомобиль рванулся по дороге на Малоярославец. Немцы преследовали нас, сколько могли, но у генерала была хорошая машина. Немцы отстали.
Генерал тяжело кашлял, иногда отхаркивая сгустки крови.
— Кажется, задето легкое, — определил я, пытаясь остановить кровь носовым платком. Одна пуля угодила ему в живот, вторая попала в грудь, и именно она повредила легкое. — Его нужно срочно доставить в какой-нибудь госпиталь в Малоярославце.
— Когда мы проезжали город, улицы были пусты! — воскликнул капитан. Мы не найдем там помощи! Его необходимо доставить в Москву. Только в Москве смогут что-то сделать…
На этом месте политрук остановил рассказ и поглядел куда-то вперед.
«Почему он начал рассказ с гибели своей дочери?» — подумал Калинин, и собрался было задать этот вопрос вслух, как увидел — куда смотрит Зайнулов. К роте бежали два разведчика в маскхалатах, ранее посланные вперед старшиной. Алексей не сразу заметил их, потому что белые маскировочные халаты сливались с окружающими сугробами.
— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться! — раздалось из-за спины.
Алексей повернул голову и увидел возле себя догнавшего его Ермолаева.
— Товарищ лейтенант, мне нужно вам что-то сказать!
— Ваня, погоди! — Зайнулов взял сибиряка за руку. Тот послушно замолчал. Разведчики приблизились к ним вплотную.
— Рота, стой! Десятиминутный отдых, — скомандовал старшина и подошел к командирам.
Один из разведчиков, матерый солдат, приложил руку к виску, обращаясь к Зайнулову:
— Товарищ политрук, разрешите доложить…
Зайнулов резко оборвал его. Алексей не видел ещё политрука таким рассерженным.
— Ты что, ротного перед собой не видишь?! — гневно спросил он. Разведчик потупился. — Доложи лейтенанту!
— Есть! Товарищ лейтенант, разрешите обратиться!
— Слушаю, — сказал Калинин.
— Там впереди… — Было очевидно, что разведчику трудно описать словами увиденное. — Там следы от фашистов. Не знаю, как это объяснить… Фашисты словно сошли с ума. Вам лучше посмотреть на это своими глазами.
Калинин перевел взгляд на Зайнулова, не зная, как поступить в данной ситуации. Старенький политрук соображал лишь мгновение:
— Семен, остаешься за старшего. Мы с Алексеем Витальевичем пойдем на то место, о котором говорят разведчики.
Глава 6
В это время года закат солнца обычно бывает около шести часов вечера. В лесу стемнело около пяти. Солдаты расположились прямо на дороге, прямо здесь они развели костры. По мере того, как разгорались поленья, сумрак начал рассеиваться, свет от костров освещал лица солдат. Семен Владимирович подумал, что сегодня продолжать движение бессмысленно. Нужно оставаться здесь на ночь.
Старшина прошел мимо костра, возле которого среди других бойцов расположился Фрол Смерклый.
Тем временем, Смерклый достал свою коробочку с сухим пайком немецкого танкиста, раскрыл её и долго выбирал, что можно попробовать на этом привале. Вскрыть законсервированную рыбу или сосиски? Привал слишком короток, чтобы можно было вдоволь насладиться трофейными яствами.
