— Ну фто ты? Чего молчиф? — крикнул Боцман, Петрусь перехватил Аллочкин взгляд — она смотрела на него лукаво и ожидающе.
И вдруг щекотная волна радостного возбуждения охватила его.
— Слушай мою команду! Курс зюйд-зюйд-вест, поворот на четыре румба! Полный вперёд! — звонко скомандовал он и не узнал своего голоса — такой он был истинно капитанский.
— Есть, капитан! — крикнул Боцман и налёг на весло. Гонобобель тоже налёг. И лодка поплыла по озеру.
— Ой! Как хорошо! — радостно взвизгнула Оля Татарчук,
И всем стало весело.
— Сла-авное мо-оре-е, священный Байкаа-ал! — затянул Кум Цыбуля.
— Курс норд-норд-ост! Эй! В машинном! Поддай пару! — уже уверенно скомандовал Петрусь.
Аллочка смотрела на него так, как недавно смотрела она на Васю.
Эх, хорошо!
Как хорошо жить на свете!
Когда ты капитан и командуешь фрегатом «Мечта» и на тебя смотрит первая красавица в классе, разве ты можешь сидеть? Что это за сидящий капитан? Смех, да и только! Ты должен стоять на капитанском мостике, подставив лицо солёному ветру.
И Петрусь подхватился, встал и, балансируя, поднёс ко лбу руку козырьком.
Они уже проплыли под мостом и выплыли на широкий плёс.
Гришка Гонобобель старался изо всех сил, чтобы не отстать от Васи Боцмана, но всё-таки и опыта и ловкости у него было поменьше. И лодка всё время поворачивала налево.
— Эй! В машинном! Левое греби! Правое табань! Матрос Гонобобель! Шуруй активнее!
Если бы Аллочка не посмотрела в эту секунду на Гришку…
А может быть, он и нечаянно. Кто его знает…
Но Гришка Гонобобель вдруг изо всей силы рванул за весло, лодка резко качнулась… Капитан Буль потерял равновесие — и…
Все только увидели, как мелькнули в воздухе его ноги, когда он перелетал через борт.
Бултых!
— Ой!
Лодка продолжала двигаться вперёд. Через мгновение голова Петруся вынырнула уже за кормой.
— Человек за бортом! Ги-ги! — весело закричал Гонобобель.
— Плыви сюда! Ты фто? — закричал Боцман. Петрусь беспомощно бултыхался в воде, то погружаясь с головой, то на миг выныривая.
— Да он же не умеет плавать! — вскрикнула Оля Татарчук. Никто не успел даже глазом моргнуть, как она подхватилась, вскочила на корму и прыгнула в воду.
Вода сразу закипела, забурлила. Мгновение — и Оля уже возле Петруся… И уже они вдвоём то погружаются, то выныривают.
— Разворот! Быстрее! — закричал Вася, отчаянно орудуя веслом.
Но пока они с Гонобобелем разворачивали лодку, ещё дважды бултыхнулось. Это Антоша с кормы, а Кум Цыбуля с носа бросились в воду. Хотя, честно говоря, это уже было ни к чему.
Впрочем, какие же они были бы хлопцы, если бы сидели сложа руки, когда такое делается!
Лодка уже подплыла, и Оля и Петрусь уже держались руками за борт, Вася, Гришка и Аллочка пытались втащить их в лодку, а хлопцы только подплывали, виноватые и растерянные.
И вот они уже все вчетвером держатся за борта лодки и цокают зубами.
— Н-не н-надо тащить… Н-не т-теряйте в-времени, — процокала Оля. Гребите б-быстрее к б-берегу…
И Вася с Гришкой тут же согласились. Разве могли они после всего не послушать её.
Интересная была картина — высоко задрав нос, лодка быстро плыла к берегу, а за кормой кипела-бурлила вода, словно там был подвесной мотор. То, держась руками за корму, отчаянно молотили ногами по воде все четверо. Так приказала Оля. Активно двигаться, чтобы не переохлаждаться.
По берегу уже бежала, размахивая руками, тётя Клава. А потом они выкручивались в кустах.
А затем изо всех сил бежали в село Горенку, к Васиным родичам. Было это не таких уже и два шага… У Капитана Буля голова шла кругом.
Как же он виноват перед всеми ними! Какой позор! Какой стыд! Как смотреть им в глаза теперь?
Ну разве же он мог признаться, что не умеет плавать, что всё время собирался научиться, да так и не собрался, потому что купание для него адская мука. Был он худенький и такой мерзляк, что даже в самый жаркий день, едва залезет в воду, через минуту уже стучит зубами и, обхватив себя крест-накрест за плечи, мелко дрожит, как щенок под дождём. Где тут уж плавать, если просто в воде находиться сил нет.
Разве мог он признаться в этом, он, капитан дальнего плавания?…
— Ну, ты же и плаваеф! Как дельфин! — восторженно прокричал Оле на бегу Боцман Вася.
— Это ты кролем? — просопел Кум Цыбуля.
— Ага… Я же третий год уже в бассейн хожу, — словно извиняясь, призналась Оля.
А потом они сидели в тёплой уютной хате боцманского деда Сергея и бабы Дуни и пили горячее молоко. Баба затопила печь и сушила их одежду.
Все четверо были временно облачены в дедовы и бабины наряды и выглядели весьма комично, особенно хлопцы.
Оля, закутанная в цветастый бабин халат, сидела на печи над всеми и очень смущалась. Она привыкла восхищаться другими, а себя унижать. А тут она была в центре внимания и все только и говорили что про её геройство.
Хлопцы не жалели красок. Их можно было понять. Кроме всего прочего, они ещё старались таким образом приглушить неловкость, вызванную тем, что именно она, девочка, а не они, хлопцы, первой бросилась в воду и спасла Петруся. И они старались всячески подчеркнуть, что она, так сказать, профессионалка, спортсменка, но всё равно не каждая спортсменка вот так бросилась бы, не задумываясь, в холодную воду…
Аллочка впервые в жизни завидовала. Никто на неё не смотрел, даже Гришка Гонобобель.
Гришка попытался посмеяться над Петрусём:
— Эх ты, Капитан Буль-Буль! Ги-ги!
Но никто его не поддержал.
На Капитана и так больно было смотреть.
Я думаю, вы бы тоже переживали, если бы с вами такое случилось.
— Всё! — вдруг решительно махнул рукой Боцман Вася. — С завтрафнего дня мы с Капитаном записываемся в бассейн! Я вам честно скажу, я тоже плоховато плаваю. И если бы вот так неожиданно упал за борт — кто его знает… А плавать уметь надо. Особенно морякам.
Вопрос жизни и смерти. Фто ты!
Петрусь благодарно посмотрел на Васю:
— Спасибо тебе, Боцман!
«Я понимаю, ты хорошо плаваешь. Но ты — настоящий друг.
Спасибо!»
* * *
Когда актив подошёл к его парте, Боцман Вася виновато склонил голову набок и сказал:
— Я уже знаю, чего вы… Очень бы хотелось, но… я так жалею, фто это не я.
Актив вздохнул и переглянулся.
— А может, Оля Татарчук? А? — посмотрел на них Вася. — Почему это вы только на хлопцев думаете? Оля как раз…
— У Оли в тот день были соревнования. Она тогда была в бассейне, — сказала Шурочка. — Я уже думала…
Когда актив отошёл от Васи, Натали Приходько ещё раз вздохнула и сказала:
— А я так надеялась, что это всё-таки он. По-моему, он больше всего подходит… из всех ребят… больше всего…
— А по-моему, есть и другие, которые подходят не меньше, — подняв брови, сказала Тина.
— Ну конечно, твой Ивасик! — въедливо сказала Натали.
— Девочки, ну не надо, — сказала Тая Таранюк и покраснела. — У нас в классе все ребята хорошие.
— Ну, это ещё надо подумать… — сказала Шурочка.
— Я только знаю, что Ивасик мог бы! — упрямо сказала Тина.
— Тебе виднее, — сказала Натали.
— Виднее! — повторила Тина.
Ивасик и Христя
Ивасик Тимченко, головастый, большелобый, неулыбчивый, жил вдвоём с мамой. Папы у него не было. Сперва мама говорила, что папа умер, когда Ивасик был ещё совсем маленький, но потом в детском саду нахальноватый Жора Мукосей сказал, что папы у него не было вовсе, что мама его мать-одиночка, и вообще нечего выдумывать. Ивасик стукнул Жору по носу, но это дело не изменило. Языкатая Соня Боборыка вступилась за Жору и сказала, что правда-правда: Ивасикова мама — мать-одиночка, и это все знают.
Ивасик плакал в углу, глотая слезы. Он очень любил свою маму, самую нежную, самую добрую из всех мам на свете, и не мог поверить в эти злые разговоры.
Но вечером мама вздохнула и сказала:
— Да, сынок, с папой нам не повезло. Он не достоин нашего с тобой внимания. Нехорошим он оказался человеком. Не будем о нём вспоминать. Главное, что у меня есть ты, а у тебя есть я. Будем любить друг друга и не пропадём.
И так она это откровенно и просто сказала, что Ивасик понемногу успокоился.
Тина Ярёменко, востроносенькая, курчавенькая, с несколькими точечками-родинками на щеках и на шее, очень любила смеяться. Правда, удавалось ей это не всегда.
Жила Тина вдвоём с папой. Мама папу оставила, вышла замуж за какого-то военного и уехала. Когда на суде Тину спросили, с кем она хочет остаться, с папой или с мамой, она, не задумываясь, сказала:
— Конечно, с папой.
Собственно говоря, папа для неё с малолетства был и папой и мамой. Папа её, маленькую, пеленал, купал, кормил из соски.
